которые можно было при помощи специального пропуска, глушили яростный
шум внезапно начавшегося дождя. Многочисленные прохожие в суматохе
метались из стороны в сторону, надеясь как можно скорее спрятаться от
хлынувшей влаги. Вскоре улица опустела, сливающиеся воедино голоса стихли.
Лишь редкие вытянутые силуэты, размытые мутной стеной дождя, продолжали
свой путь, невзирая на изменившиеся плохие погодные условия.
Я надела капюшон, натянула рукава толстовки на кулаки и решительно
двинулась к выходу. Приложила полупрозрачную пластиковую карту-пропуск к
маленькому квадратному монитору. Послышался короткий звук «пи-лик-пик-
пиип». Экран стал зеленым, и в знак подтверждения исправности карты передо
мной разъехались двери.
Я слегка пошатнулась, когда в огромный пустой холл ворвался бодрящий
свежий воздух, пронизанный влагой. Прохлада окутала меня, пробралась под
одежду и вызвала дрожь по коже.
Я уже без особой решительности вышла наружу, сделала еще одну короткую
остановку под серым длинным навесом и, наконец, позволила себе слиться
воедино с нещадным ливнем, хлеставшим асфальт. Большие тяжелые капли
пружинисто отскакивали от поверхности, но, в конце концов, стекались в лужи. Я
шлепала по воде в ботинках, втянув голову в плечи.
Безлюдно.
Так тихо.
Идеально.
Во мне мягко трепетало и теплилось чувство, что я в безопасности. Одиноко
и бесцельно блуждая по улицам Цитадели под непроглядной пеленой дождя.
Даже если это не являлось правдой, я обнадежила себя лживой уверенностью,
что все с точностью наоборот.
Я так хотела надеяться, что хотя бы сейчас могу убедить себя, будто я в
порядке.
Дождь заботливо укрывал мою боль. Горячие слезы сливались с холодной
водой, падающей с неба. Где-то вдали свинцовые неподвижные тучи вспыхивали зловещим
багряным оттенком.
Небеса трепетали с пронизывающими раскатами грома.
Я случайно поймала свое размытое отражение в стекле машины и вдруг
застыла на месте, будто подо мной был зыбкий песок, и я медленно проваливалась в неизвестность.
Я подняла голову, всмотревшись в название ювелирной лавки которую муж назвал в честь меня.
Меня прошибло током.
Воспоминания одно за другим стали просачиваться из недр памяти на
поверхность. Образы прошлого мелькали перед глазами, словно кадры киноленты.
Моя грудь сотряслась в рыданиях. Я заплакала сильнее, прижав руку ко рту,
словно так могла сдержать крик, который неистово рвался, жаждал быть
услышанным в каждом уголке этого огромного мира.
Мое первое задание с Арманом прошло в Цитадели. Мы ограбили этот
самый ювелирный магазин, нас едва не поймали. То, что забрали, позднее сбыли
на черных рынках в разных колониях. Вырученные деньги пожертвовали бедным
семьям. Я навсегда запомню чувство гордости, которое схватило меня в тиски и
очень долго не отпускало. Видеть улыбки на осунувшихся лицах голодающих
было истинным счастьем. Наверное, лишь тогда я в полной мере осознала, чего
хочу от жизни, и кем должна стать. Где мое место. Мое существование обрело
смысл. Это были незабываемые мгновения.
И мою руку крепко сжимал Арман. Он широко и лучезарно улыбался, как
мальчишка, а я смотрела на него, не в силах оторвать взгляд, и все больше
влюблялась. Я влюблялась в его доброе сердце и необъятную душу. На секунду
мне вдруг стало страшно от мысли, скольких Арман спас, будучи таким юным, и
скольких ему еще предстояло спасти.
Мы не были детьми, ни дня в своей жизни, и в душе хотели для себя другой
судьбы, не обремененной столь тяжкими испытаниями.
Если бы вдруг вселенная услышала нас и изменила ход нашего
существования?
Встретились бы с Арманом? Полюбили бы друг друга?
Мне была дана эта жизнь, далеко не сахарная, без розовых облаков, но в ней
была любовь, о которой многие и не мечтали.
А я все разрушила. Я убила нашу любовь. Я уничтожила нас. Его и себя.
Совместное будущее, которое могло бы быть.
— Прости, — сквозь всхлипы прошептала я, крепко жмуря глаза и видя перед
собой Армана. — Прости меня… — его взгляд, устремленный на меня,
наполненный лаской. Все это в прошлом… всего этого больше не будет. — Что я
наделала?..
Глава 38
Я искренне не желала появляться на какой-то сомнительной вечеринке,
организованной Русланом Джабраиловым. На то имелась масса причин,
перечислять которые можно было бы… ну, до скончания нынешнего столетия.
Я испытывала невероятную раздражительность, когда мне принесли платье,
которое я должна была надеть на предстоящее мероприятие. Открыв узкую
коробку, обшитую атласом, я едва не ослепла от блеска инкрустированных
алмазов, чуть не проглотила язык в ничтожных попытках озвучить степень своего
изумления от неожиданного презента, о котором не просила, и который твердо
решила выбросить.
Вещь, безусловно, была страшно дорогой и роскошной. У меня скрутило
желудок в тугой узел после появившейся мысли о том, что, надень я данное
платье и появись в нем на публике среди элиты Системы, то ничем не буду
отличаться от этих негодяев и ублюдков, готовых сожрать друг друга ради
собственной выгоды. За неслыханной вычурностью, драгоценностями, большими
деньгами и лоском богачи таили гниющую черноту внутри себя, тлеющие в
преступлениях души.
Чем меньше времени оставалось до благотворительного вечера, тем
неумолимее крепчала моя решительность пропустить его. Я была храброй в своих
не озвученных намерениях ровно до той поры, пока не сталкивалась лицом к
лицу с осознанием, что этот процесс самоубеждения — лишь еще одна ступень к
неминуемому тупику.
Следуя в ловушку, я забыла о веревках, привязанных к моим конечностям;
забыла о кукловоде, который дергал за нити, когда ему вздумается. Я забыла, что
отныне — марионетка в руках чудовища.
Если я отклоню повеление Генерала, то рискую заставить брата страдать
сильнее. А ещё у меня заберут детей и обо всём узнает Вугар.
Я довольно долго наматывала круги вокруг столика, будто акула, на нем
лежала открытая коробка с платьем.
«Всего один вечер, Роза», уговаривала я себя.
«Притворись, будто не захочешь разорвать лоснящихся капиталистов на
куски не более чем на несколько часов»…
Я остановилась и достала из коробки платье.
Спустя несколько минут оно сидело на мне словно литое. Элегантное,
пурпурного цвета длиной в пол.
На первый взгляд платье показалось мне чересчур обтягивающим, и хоть это
действительно оказалось таковым, я не чувствовала скованность в движениях.
Ткань, приятная и нежная, была так же эластичной.
Я смутилась собственному отражению в зеркале и тому факту, что Кроуч
(судя по записке, которая лежала на дне упаковки, именно его инициативой было
«преподнести» мне наряд) был осведомлен о моих параметрах даже лучше меня.
— Побудь в шкуре волка ради брата, — неубедительным тоном
пробормотала я, в последний раз взглянув в зеркало.
Поправила прическу. Руки предательски дрожали.
Если допущу оплошность…
Мне хотелось избавиться от нарастающей паники. Непримиримый стыд
окрасил лицо в пунцовый оттенок, и я стремительно отвернулась от зеркала,
потому что не могла видеть себя {такой}. Представила толстосумов, тыкающих в
мою сторону пальцами, их осуждающие взгляды и надменные реплики.
Поморщившись от головной боли, я прихватила с туалетного столика клатч в
тон платью и направилась к выходу.
Воображая масштабы торжеств, которые с частой периодичностью
устраивались теми или иными членами правящей Системы и чиновниками, я явно
недооценивала их способность к подобному совершенно бездарному и
