Да, она тоже замужем, причем за хорошим и преуспевающим человеком. И этот человек неплохо к ней относится. Но ему абсолютно до фонаря, что она думает и чувствует, и он вовсе не собирается делиться с ней своими трудностями. Он никогда не попросит ее ни о чем более серьезном, чем свиная отбивная с картошкой и квашеной капустой. Близость и душевное единение не купить никакими деньгами…
– Кать, ты что такая грустная сегодня? – тревожно спросила Таня. – Может, мы все же не вовремя?
– Я очень рада вам, девочки, правда, – повторила Катя.
– Но в чем тогда дело? – продолжала допытываться Таня.
– Да мама моя сегодня приходила, всю душу вымотала.
– А говоришь, никого, кроме детей и мужа, не видишь! – засмеялась Таня. – Что ей надо-то было?
– Как обычно, ничего! Абсолютно ничего! Она именно затем и приходит, чтобы показать, что ей ничего от меня не нужно. Да, сама я не могу уделять ей внимания, вся в детях, но старшие девчонки постоянно предлагают в магазин сходить, прибраться, окна вымыть. Но ей ничего не надо! Она сама все сделает, и пусть нам будет стыдно. Ей главное, чтобы мы себя постоянно виноватыми перед ней чувствовали!
Таня кивнула:
– Большой грех не делать людям добро, но не принимать добро, которое делают тебе, грех в тысячу раз больший.
– А полгода назад она ничего нам не сказала, легла в больницу желчный пузырь вырезать. Лапароскопически, там три дня всего лежать. Я говорю: мама, ну что же ты молчала? Ян бы сам тебе все сделал, а если бы ты не захотела к нему, так нашел бы тебе хорошего доктора. Я бы за тобой ухаживала… А вы, говорит, меня не спрашивали, как я себя чувствую, вам плевать на мое здоровье, лучше я сама, чем у вас одалживаться. Тем более твой муж воспользовался бы случаем и меня зарезал. А сам бы не догадался, так ты бы его науськала, вы же меня ненавидите.
– Извините, что я вмешиваюсь, – сказала Диана осторожно, – но такие речи нельзя принимать всерьез.
– Вам легко говорить! А как не принимать всерьез, если я слышу эти речи столько лет, сколько живу на свете? И ведь в чем-то она права. Я действительно терпеть ее не могу.
– Еще бы! – вздохнула Таня. – Похоже, у твоей мамы навязчивая идея о вашей ненависти к ней. А когда живешь бок о бок с человеком, одержимым навязчивой идеей, поневоле, как говорится в психиатрии, индуцируешься. – Она мягко улыбнулась, как бы извиняясь за свое предположение о психическом нездоровье Катиной матери. – Мы это проходили по психологии, когда я еще училась в институте.
– Вообще-то она ничего плохого мне не сделала. Ну да, воспитывала строго…
– Есть разница между строгостью и деспотизмом, причем принципиальная, – встряла Диана, которой очень захотелось понравиться женщинам. – Строгость – это эффективный способ привить ребенку жизненные навыки, а деспотизм – модель воспитания, когда личность родителя помещается в центр мировосприятия ребенка.
Катя с Таней посмотрели на нее недоверчиво, и Диана поспешила объяснить происхождение своих глубоких познаний:
– Это мой папа так говорит, он педагог и занимается изучением отношений между родителями и детьми. Он говорит, что деспотизм страшен не своей жестокостью, даже не ограничением свободы, а тем, что для ребенка самой большой ценностью, единственной важной вещью в мире становятся отношения между ним и матерью. Все остальное: школа, друзья, образование – размещается на периферии и становится не важным. Такой ребенок должен постоянно доказывать свою любовь к матери, он дружит только с теми, на кого она укажет, и даже его успехи в учебе – всего лишь способ ее порадовать.
– Вы так эмоционально рассказываете, Диана… – Катя, прикусив кончик языка, пыталась разрезать торт. Нож оказался тупым, корочка приминалась, и Катя останавливалась – ей жалко было портить красоту.
Диана взяла у нее нож и попросила точильный камень.
– Нет, у меня вполне вменяемые родители, если вы это имеете в виду, – сказала она. – Просто папа любит поделиться своими педагогическими размышлениями, прежде чем оформить их в научную статью.
Катя подергала ручку кухонного ящика. Сначала он не поддавался, а после энергичного рывка вдруг выехал из пазов и упал на пол. По полу разлетелись алюминиевые вилки, столовые ножи со стершимися лезвиями, пробочник, лопатка для рыбы с ярко-желтой пластмассовой ручкой и разрозненные детали механической мясорубки. Среди них обнаружился точильный камень, и Диана принялась за работу. Катя быстро собрала скарб и задвинула ящик на место.
«Как же они бедны, если хранят такую дрянь», – снова подумала Диана, на этот раз с искренним сочувствием.
– А что еще говорит ваш отец?
– О, много чего! – Диана рассмеялась. – Вы же видели его на нашей свадьбе и наверняка поняли, что он не склонен держать свои мысли под замком.
– Насчет деспотизма, – уточнила Катя.
Продолжая точить нож, Диана откашлялась и приосанилась, будто готовилась прочесть лекцию:
– А что тут еще скажешь? Любые отвлечения ребенка от линии «мать и дитя» воспринимаются как побег и караются так же жестоко. В результате у человека формируется стойкий комплекс вины, собственные обычные действия он начинает воспринимать как преступления. В особо тяжелых случаях он чувствует себя виноватым даже за то, что думает о чем-то, не связанном с матерью. Поэтому у людей, выросших в семье с деспотичным родителем, обычно бывают серьезные проблемы с сексом. Это та сфера, в которой родители человека участвовать не могут, поэтому они делают все, чтобы вообще отбить у него охоту общаться с противоположным полом.
– Как это верно, – вздохнула Катя, без особой, впрочем, печали.
Наверное, какой бы урон ни нанесла мамаша ее сексуальному самосознанию, Колдунов давно все исправил, решила Диана.
– В детстве и юности, принимая решения, даже самые важные для себя, я руководствовалась только одним критерием – как на это посмотрит мать, – призналась Катя. – Собственные интересы я в расчет не принимала.
Диана ополоснула нож и разрезала торт на аккуратные куски.
– Как у вас это красиво получилось! – восхитилась Таня.
– Многолетняя практика. Папа всегда был выше прозы жизни. Сами понимаете, оттачивать одновременно ум и ножи довольно сложно.
– Я вспомнила анекдот на эту тему. – Таня улыбнулась. – К женщине пришел женатый любовник, сделал дело, и она его попросила поточить ножи. Он говорит: давай. Работает и думает: интересно, а у меня дома кто ножи точит?
Посмеялись и стали есть торт. Диана взяла себе самый маленький кусочек, чтобы побольше осталось детям. Отпив чаю, она подумала, какой же он невкусный. А ведь всю жизнь пила именно этот сорт, и он ее устраивал… В доме Розенберга хранились запасы лучших сортов чая, и, привыкнув к ним, она чувствовала, что напиток детства буквально не лезет в горло. Как все-таки быстро человек привыкает ко всему хорошему…