Я первая прервала поцелуй, запрокинула голову и издала протяжный стон, не боли, но наслаждения. С каждым новым толчком он будто приближал меня к высшей точке блаженства. Его частое дыхание касалось кожи, практически обжигая. Я обхватила ногами его талию, стремясь навстречу пусть неумело, но со всей страстью, на которую была способна. Он ворвался в меня особенно глубоко и замер, глухо застонав. В следующий миг мир взорвался, окрасив мрак ночи разноцветными огнями.
Глава 29. Домик в лесу
Я жила в этом забытом Богиней и людьми месте уже несколько дней. Морган ушел глубокой ночью, пока, кое-как обмывшись водой из растопленного льда, пыталась натянуть на влажное тело ставшую неудобной одежду. Низ живота все еще ныл, губы, наверняка опухшие от поцелуев, потрескались, а слезы снова текли по щекам нескончаемым потоком.
Он не пытался меня успокоить, сказав глупую банальность вроде «рано или поздно это бы все равно случилось» или «отныне мы связаны». Лишь взял мою раскрытую ладонь, провел кончиками пальцев по линии жизни и серьезно произнес:
— Ты всегда была моей, Кэндис. Помни это, несмотря ни на что.
С этими словами мужчина исчез, будто забрав с собой и часть моей души. Увы, по несчастному стечению обстоятельств, ту, что отвечала за свет. Чувствуя себя заклейменной, я слишком долго рыдала в колючую солому, служащую здесь и периной, вдыхала едва уловимый аромат, ревела еще больше, но, главное, — кляла себя за то, что произошло. Именно себя, потому что шаман много грехов совершил лишь при мне, не изображал из себя праведника, не обещал ничего, не клялся в любви… Просто взял то, что по какому-то непонятному правилу считает своим — меня… Но разве можно винить чудовище в чудовищном поступке?
А вот я как раз виновата во всем, что произошло той ночью. Сама попросила его не останавливаться, да еще шептала такое, что от упоминания до сих пор в жар бросает! Впрочем, почти сразу же он сменяется ледяным ужасом. Я предала не только братьев, чья жизнь до сих пор находится в опасности из-за Моргана, но и весь род. Норты всегда хранили честь пуще материальных благ. А я не сумела, отдав ее… хуже просто не могло быть! Наслаждение пополам с болью — очередная гремучая смесь.
Поначалу я считала рассветы, но спустя время перестала. К счастью, пропитание нашлось тут же, под софой, и достаточно сносное — вяленое мясо и сыр, а в кувшине в самом углу — напиток вроде кваса. Сложно сказать, когда еда там появилась и сколько пролежала, но в момент острого голода подобные мелочи интересуют мало. К тому же, домишко, скорее всего, не отапливался, поэтому продукты должны были остаться пригодными. А если нет… представляю, в каком гневе бы оказался шаман, найди он, когда все же явится, мое бездыханное тело и надпись пальцем на пыли «Умерла из-за несвежего сыра!».
Страх, подступивший в самом начале, потихоньку стал исчезать. Просто в какой-то момент пришло понимание, что я ничего не могу поделать. Обстоятельства так сложились, это ужасно, но моих сил явно не хватит для того, чтобы помешать… да никому и ничему! Шаману, который вознамерился убить моих братьев. Охотникам, если они все же придут и решат дождаться того вместе со мной. Даже вернуть собственную жизнь — и то не получится. Потому что она давно в чужих руках. Шаман прав. Но чем раньше я это приму, тем проще будет мириться, ведь так?
Хватило нескольких десятков трупов, в том числе, моих Мерлинов, чтобы, наконец, дошло: мне не совладать со всем этим. Но я обязана выжить! Хотя бы для того, чтобы плюнуть в рожу напыщенному мерзавцу, чьи ласки заставляли кричать вовсе не от страха… Не думать! Кончено! Что бы ни случилось в ту ночь, больше на его уловки я не поддамся! Ни за что!
В одиночестве время тянулось медленнее, чем обычно, делать больше было нечего, кроме как хотя бы попробовать разобраться и, возможно, найти выход, и подобные мысли порой посещали мою голову. Шаман казнит и, возможно, милует только потому, что обладает силой. Но когда-нибудь найдется тот, кто совладает и с ним. Те же охотники, наделенные точно нечеловеческими способностями. Значит, шаман тоже может умереть, и возмездие за боюсь даже представить сколько разбитых судеб, настигнет и его? Например, тот же Люк нанес ему много серьезных ран, я видела их, они были страшны… Разве тот, кто постоянно отнимает чужие жизни, не достоин повторить судьбу своих жертв?
От таких вопросов, заданных самой себе, становилось еще более мерзко. Все потому, что разрывалась от осознания, что допускаю мысль о справедливости смерти Моргана за все поступки и вместе с тем страшусь ее как еще одной настоящей беды. Его отношение ко всем вокруг — скотское, пренебрежительное, убийственное — смешивалось с какой-то необъяснимой и где-то грубой, но все же… заботой обо мне? Если вычеркнуть ночь, когда я пала, разумеется.
— Он спас меня, чтобы было чем братьев приманить, — ворчала вслух, чтобы напомнить или убедить в этом саму себя. — А переспал, чтобы доказать, кто тут господин.
Иногда выходило, и злость вновь поднималась внутри чуть остывшей души. Но после сомнения возвращались, и я спорила, опять же, сама с собой:
— Желать краха тому, кто добр к тебе — кощунство и предательство!
Либо я снова что-то новое придумываю, дабы оправдать тот факт, что меня по какой-то абсолютно неясной причине тянет к нему?
Демоны, когда оказалась наедине с собой в этом полуразвалившемся домике в лесу, воспоминания о страшных минутах сменились совершенно другими. Они окрашены в тона не ужаса и боли, но желания и страсти. Порой я все же засыпала, и вместо кровавых сцен и кошмаров, которые, признаться, и ожидала после всего, что случилось, в голове рождались картины, причем куда более откровенные, чем было и в реальности.
— Я сошла с ума, — шептала себе, очухиваясь после короткого забытья, и шла подкидывать поленья в печь.
Воду топила в железном ковше прямо из снега, который набирала возле крыльца. В принципе, приноровилась почти ко всему, но беспокоило, что дверь не запирается. Вряд ли лесной зверь сумеет ее открыть, но она хлипка, боюсь, если навалится как следует, например, в прыжке, створка просто не выдержит и рухнет. А вой по ночам раздавался совсем неподалеку, поэтому темное время суток я проводила, сидя на софе и таращась на дверь. Отсутствие окон сейчас казалось, безусловно, достоинством. Кто бы мне сказал, что графиня Норт будет жить вот так, вычеркнула бы наглеца из списка своих знакомых!
Еда заканчивалась, шамана все не было, и к концу очередного безрадостного дня я задумалась, придет ли он вообще. Он мог забыть, куда-то уехать, просто решить, что я ему без надобности. Не удивлюсь ни одному из исходов. Лишь бы ему не удалось поймать братьев! Богиня, надеюсь, этого не случилось! И пусть…пусть с ним самим ничего не случится…
Вот как во мне уживаются два эти противоположные друг другу страха?!
— Последний кусок, — сообщила я порядком заветренному сыру, и тут же его сгрызла.
Вот и все, теперь только ждать. Ну, или действительно отправляться вон на свой страх и риск, при том, выбрав сторону наугад, потому что ни за что не вспомню, с какого края мы пришли. Никогда не была сильна в географии, максимум, что знаю — на пересечение Северных земель понадобится около двух дней легкой конской поступью.
Наверное, мы уехали не слишком далеко от моего дома, возможно, где-то между особняком Норт и Кодильерой. Деревья вокруг высокие, из-за них не разглядеть, в какой стороне горы. Может быть, когда рассветет, попробую забраться повыше, крыша домика вряд ли выдержит мой вес, а вот на ствол какой попробовать стоит. В детстве я неплохо карабкалась по соснам, вдруг еще не потеряла сноровку?
Рядом послышался шум. Я замерла, уже почти привычно привалившись к стене и уставившись на дверцу, которая сейчас казалась особенно хрупкой. Конечно, еще в первый день пребывания здесь отломала от пола доску и соорудила нечто вроде затвора, но, повторюсь, вряд ли он может стать серьезной преградой, если кому-то понадобится во что бы то ни стало попасть внутрь. Сжав рукоять ковша — моего единственного оружия, к найденной в углу палке нужно тянуться, а это — лишние телодвижения и звуки, напряженно ждала возможного нападения.
