вложения окупаются долго.
— Сара! Там к тебе пришли.
Гляжу на часы. Ах да, папа! Боже мой… Интересно, я когда-нибудь привыкну к этой мысли? Да уж придется. Ну не прихорашиваться же мне каждый день, как сегодня? Это жутко утомительно. Хотя выгляжу я отменно. Голубая рубашка, рыже-коричневая юбка-миди с широким ремнем и разрезом до колена… И даже легкий макияж. Это, конечно же, глупо, что я приложила столько усилий, чтобы понравиться родному отцу. Своего сына-то я люблю безоговорочно, просто по факту его существования. А любовь отца как будто пытаюсь заслужить.
— Добрый день. Опять цветы?
— Ну а как? Не с пустыми же руками.
Принимаю букет — едва ли не точную копию вчерашнего, и растерянно оглядываюсь.
— Присядем?
— Если мой приход не очень тебя отвлекает от дела.
— Нет-нет, я же знала, что вы придете. Кстати, как добрались? На такси?
— Да нет. Мне друзья одолжили машину с водителем. Хотел не привлекать внимания, но не вышло. Сплетни здесь распространяются со скоростью лесного пожара. Ничего не меняется.
— Это плохо? — отчего-то нервничаю я. Хотя почему «отчего-то»? Мой папаня — криминальный авторитет. Неудивительно, что ничего хорошего в мою голову не приходит. Интересно, что тут у него за друзья? — Вам… что-то угрожает? — широко распахиваю глаза. Отец тихонько посмеивается.
— Нет, Сара. Мне ничего не грозит. Я давно отошел от дел.
— А что, так можно?
— При должном уровне авторитета. Но мы ведь не обо мне собрались поговорить.
— Почему это? Я вас тоже хочу узнать.
— А ты мне нравишься. Смелая. — Отец откидывается на спинку стула, не сводя с меня хищных глаз. Будь на его месте любой другой человек, я бы испугалась. Но это ведь мой отец. Пусть боятся те, кто меня обидит. Почему-то даже не сомневаюсь, что он за меня порвет любого. Боже мой, какой ужас… О чем я думаю? У меня и врагов-то нет.
— Мама мне все про вас вчера рассказала.
— Так уж все?
— Вы использовали ее! Дурили голову, чтобы скостить срок…
— Или нет, — сощуривается отец. — Но мы же этого теперь не узнаем.
— Нет, вы что, отрицаете? Обвиняете мать во лжи?!
— Ни в коем случае. Это скорее намек тебе не совать свой красивый носик куда не надо.
— Но мне важно знать.
— Что именно?
— Как все закончилось?
— Майя ушла на больничный. Мое дело передали другому следователю. Конец истории.
— Вы же могли ее погубить. Почему не стали?
— А зачем бы мне было её губить?
— В качестве мести.
— Мстить женщине — западло.
— Даже женщине-следователю?
— Кроме воровского кодекса чести, есть еще один — не мене важный. Кодекс чести мужчины. Кстати, насколько я успел понять, мой внук — отличный парень. Ты молодец, Сара, воспитать в одиночку настоящего мужика не всякая бы смогла.
— Мне помогала мама.
Удивительно, но я едва не растекаюсь лужей от похвалы. А ведь я уже очень давно перестала оглядываться на то, что скажут другие.
— Да. Я в курсе. Она рассказала мне твою историю. — И снова взгляд отца наполняется той самой непонятной мне тяжестью, которую хочется поскорее с себя стряхнуть. — Был бы я рядом…
— Не надо. Это дело прошлое. Кстати, а вот и Давид… — с улыбкой встаю навстречу сыну и… застываю, вцепившись в стол побелевшими от напряжения пальцами. — Какого… хрена? — цежу я сквозь стиснутые зубы.
— Что случилось? — хмурится отец, прослеживая за моим взглядом.
— Кто… кто случился!
— Привет, мама.
— Привет, дорогой.
— Ничего не хочешь мне рассказать?
— А должна?
— Этот человек утверждает, что он мой отец. Это так?
— Технически? Или по сути? — я закусываю щеку, потому что у меня начинается нервный тик, который мне бы не хотелось кому-то показывать.
— Сара, я ведь уже тысячу раз извинился и все объяснил! — оскорбляется Валера. — Мне жаль, что ты не можешь меня простить. Но разве это повод препятствовать нашим отношениям с сыном? Только он может меня карать и миловать.
— Если бы не я, Валера, его бы вообще не было. Тебе напомнить? Думаю, это дает мне право слова.
— А меня, значит, его лишили? — усмехается Давид, глядя в потолок.
— Не перекручивай! Ты ничего не знаешь.
— Ну, допустим, знаю. Отец меня уже просветил, какие у тебя к нему претензии.
Я сглатываю скопившийся в горле яд. Какой, на хрен, отец? Какие претензии? Это не претензии! Это — приговор. Виновен, мудак. Хрен тебе, а не сын. Боже, у меня сейчас начнется истерика.
— А, ну, раз так, то решай, конечно. Насколько… — мажу по Валерке презрительным взглядом, — оно тебе надо.
— Мам, ну это смешно. Ты сама, вон, сидишь с отцом, которого никогда не знала.
— Если ты не видишь разницы, Дава, мне тебя жаль. Впрочем, как я уже сказала, решать тебе. Я в любом случае не стану тебя любить меньше.
— Он говорит, что не делал ничего плохого… Что ты все не так поняла.
Дава выглядит почти отчаявшимся. Конечно, прямо сейчас его мир переворачивается с ног на голову. Я хотела его от этого уберечь, но боль родителей как раз и заключается в том, что мы не можем, просто не можем оградить детей от всего. Рано или поздно им придется столкнуться лицом к лицу с самыми неприятными сторонами жизни, научиться делать выбор и нести за него ответственность, так что…
— Очень удобно в это поверить, не так ли?
— Я не ищу удобства, — лицо Давида идет красными пятнами. — Ты не должна была от меня скрывать, что отец приехал! Что я — маленький? Сам не разберусь?
— Все, что я делаю в этой жизни — я делаю в твоих интересах.
— Он реально тебя изнасиловал, что ли?!
— Не кричи, пожалуйста.
— Я хочу знать! Зачем ты тогда меня родила?! — орет Дава и убегает, прежде чем я соображаю, что ему ответить.
— Ты этого добивался? — в отчаянии гляжу на дверь. Что не день — то драма. Не удивлюсь, если многие наши завсегдатаи ходят сюда, как в театр. Посмотреть, что случится в следующем акте.
— Нет! Но ты не оставила мне выбора, до предела накалив ситуацию. Я же тебя предупредил, что ни за что это так не оставлю!
— Жить хочешь?
— Чего?
— Жить, спрашиваю, хочешь? — отец деловито откладывает салфетку и встает. На фоне обрюзгшего Валерки он выглядит не слишком внушительно. Но это последнее, о чем думаешь, когда он обращает на тебя свой колючий взгляд.
— Сара, это что за мужик вообще? — сглатывает Валерка.
— А это мой отец. Будет лучше, если ты прислушаешься к тому, что он говорит.
