новенькой снова пуститься в бега.
Оценив прелести заднего вида Колючки, которые стали моим фетишем и самой настоящей аварийной кнопкой, иду к Жоре. Он в очередной раз пытается развести препода на автомат по сопромату*. Но знаю же, что этот Терминатор-мозгоеб все кишки из тебя вытянет раньше, чем ты сдашь его экзамен.
— Ну что, Терминатор сдался? — спрашиваю Чехова, который со злости швырнул учебник в стену, как только препод скрылся в аудитории.
— Ага, как же! Сдастся он, блядь, — распыляется Жора. — Мудак херов! Я уже все предлагал… Реферат, дополнительные лабы. Бабки, сука, предлагал! А он ни в какую. Осталось отсос предложить. Гнида непробиваемая!
— Эх, мне бы твои проблемы, — тяжело вздыхая, прячу руки в карманы брюк и перекатываюсь с пятки на носок. — Слушай, Жора, мне нужно отъехать на пару часиков. Можешь к четырем отвезти Яську в музыкалку? Боюсь, сам не успею.
— Да не вопрос. Гондоны только прихвати, — гадко хихикает Писатель. — Ну, и цветы или торт для полного набора.
— Да пошел ты! — толкнув его в плечо, спешу на улицу, чтобы успеть перехватить новенькую. Отвезу ее в какой-нибудь ресторан, а там уже и поговорим.
Вылетаю на улицу и ищу свою недотрогу. Удивительно, но глазами сразу нахожу девчонку, вот только «прочие декорации» не просто выбивают кислород из легких, а самым натуральным образом дробят нутро на мелкие куски.
— Какого…
И тут вся моя система, весь внутренний механизм просто летит к чертям собачьим.
На парковке моя Аня с букетом цветов садится в белый лексус. А руку ей подает тот самый лузер, который ошивался с ней около кафе.
Это как удар под дых.
Убью, суку!
Неужели он действительно ее…
Не-а, нихуя! Такой расклад я не принимаю.
Хотя… Почему я не могу предположить, что у Ани кто-то есть? Да потому что все ее реакции и наш поцелуй говорят, даже кричат, о том, что у нее все происходит впервые. Или это злоебучая ревность тешит мое самолюбие?
Башкой понимаю, что ревновать Тихую я не могу, права такого не имею. Но против воли, против любых доводов разума я испытываю эту чертову ревность. И принять факт того, что сердце Колючки принадлежит другому, не получается. Да даже если и так… Даже если этот тотальный лузер посмел назвать себя ее парнем, я, сука, доходчиво ему объясню, что Тихая — моя.
Кажется, пора забирать свое, пока стервятники не налетели.
На этот раз мозг быстро сгенерировал новый пункт в основном плане. И сейчас мне понадобится тот самый торт, о котором недавно говорил Чехов.
Заехав в кондитерский магазин и купив сладкий десерт, на скорости преодолеваю несколько кварталов. И только около дома новенькой глушу мотор. Похер, как она к этому отнесется, похер, как воспримут мой визит ее родители, которые «будут не в восторге, если увидят нас вместе». Я просто должен шагнуть дальше.
Зажимаю пальцем дверной замок. Он мерзко трезвонит, играя на нервах. Сжимая в руках бечевку, постукиваю ногой и прислушиваюсь к шорохам. Но вместо этого слышу, как сердце херачит, как кровь бурлит и медленно трещит весь мой каркас. Сейчас я на грани мощнейшего взрыва. Когда злость и ревность идут внахлест, здравый смысл просто не решается с ними тягаться.
Женский голос. Два щелчка. И скрип открывающейся двери.
— Добрый день, молодой человек, — меня встретила плотного телосложения женщина в черном платье и белоснежном фартуке. — Вы…
Откашлявшись, цепляю на морду улыбку.
— Добрый день! Меня зовут Савельев Мирон. Мы с Аней учимся в одном университете и у нас совместный проект. Очень важный. От него зависит экзамен по проектированию, — выпалив максимально информативную речь, чтобы не было лишних вопросов, протягиваю женщине торт. Говорю уверенно и убедительно. Даже под пронзительным взглядом хозяйки бровью не веду. Хер она меня расколет!
— Проект, значит… В одном университете… Экзамен, — откашлявшись, женщина шире распахивает входную дверь. — Ну, проходите, Савельев Мирон.
Перешагнув порог дома, следую за «гостеприимной» хозяйкой, которая с видом матерого надзирателя следит за каждым моим движением. Теперь понятно, почему Аня такая зажатая и, уверен, имеет кучу комплексов.
— Анна Пална, к тебе пришли! — кричит женщина, даже не дойдя до комнаты.
— Кто? — тут же слышу сладкий голосочек и ловлю резкий приход эйфории, вызванный резким скачком эндорфина и окситоцина.
— Одногруппник. Говорит, у вас проект совместный.
Не дожидаясь приглашения, захожу в спальню. И, о боже… Моя Аня выглядит лучше любой красотки из Плейбоя! На ней обтягивающие трикотажные велосипедки и спортивный топ, которые подчеркивают охуенные формы новенькой.
Это подарок свыше? За все мои муки воздержания. Или я умер от разрыва сердца и оказался в раю?
Черт, Тихая, ты не имеешь права скрывать от меня свои прелести!
Так, теперь главное — не размахивать перед грозной маман стояком.
— Привет, Аня, — тащусь от того, с какими ошарашенными глазами новенькая смотрит на меня. — Мы договаривались посидеть вместе над проектом. Я на флешке принес смету. Посмотришь? Еще раз проверишь расчеты, а то я боюсь ошибиться, — тараторю какую-то дичь, лишь бы сбавить градус возбуждения. Сука, еще немного, и я потерплю фиаско, кончив в штаны, даже не вынимая член.
Не зная, что ответить, Тихоня принимается хватать губами воздух. От возмущения новенькая тут же вспыхивает, как новогодняя лампочка и буквально испепеляет меня своим взглядом. Да, она злится. Очень. Но, малышка, моя наглость не знает границ!
— Ладно, не буду вам мешать, — женщина наконец принимает единственно правильное решение — оставить нас с Аней вдвоем. — Но смотрите, без глупостей! И… Дверь не закрывайте. А то я знаю вас…
— Эм… Вы о чем? — наигранно удивляюсь, проглатывая смешок.
— О недоразумении, которое может привести к нежелательным последствиям, — строго отчеканивает родительница, предупреждающе посмотрев на меня.
О, да мне не доверяют! Интересно, а какой прием обеспечивают лузеру?
Как только мама Ани оставила нас одних, я быстро выглядываю из комнаты и, убедившись, что она не контролит нас тайком, прижавшись ухом к стене, прикрываю дверь.
А дальше… Отвязываю невидимый поводок, разрываю цепь и с ходу прижимаю Аню к шкафу. Лишившись какого-либо здравого смысла, скольжу ладонью ей под волосы, сжимая затылок, и припадаю к сочным губам.
Я ее пью. Жадно. До дна. Просто смакую сладкий вкус на своем языке и пьянею. С некоторых пор поцелуи — мое любимое лакомство.
— Нет! — дрожащие ладошки упираются в мою грудь, нервно сминают ткань рубашки. — Мирон!
Что Мирон? Что? А Мирона уже не остановить. Распробовал, сладкую. Дорвался. Хрен остановишь.
Игнорируя протест, снова сталкиваемся ртами. Задыхаемся, но оторваться друг от друга не можем. И
