взгляд прикован к моему. Я впиваюсь ногтями в твердые мышцы его спины и двигаю бедрами, неконтролируемо, первобытно.
По мне разливается тепло, золотистый цветок блаженства.
Еще один оргазм.
Я кончаю, мои бедра судорожно дрожат, пока Чарли вбивается в меня.
Этот оргазм электрический, он пронзает меня так мощно и быстро, что я задыхаюсь.
Я вскрикиваю и хватаюсь за решетчатый каркас его изголовья, а мое тело содрогается с головы до ног.
― Чарли! О, Боже!
Он издает гортанный, торжествующий стон, когда его огромное тело вздрагивает. Его глаза закрываются и он произносит мое имя.
― Руби, ― рычит Чарли мне в шею, его голос срывается от мучительной агонии. ― Руби. Руби.
С тяжелым вздохом Чарли падает мне на грудь. Но он не выходит. Он остается внутри меня, осыпая мою шею нежными поцелуями. В этот момент наши сердца бьются в унисон. Его пульс ровный и сильный, и я хочу вытатуировать его на своих костях в память об этом моменте.
Через несколько минут он отстраняется от меня, прижимаясь поцелуем к моему виску.
Мое дыхание замедляется, пока я лежу на прохладных простынях, прижав ладонь к сердцу. Его биение неровное, но оно и близко не похоже на трепетание.
Чарли овладел мной.
Навсегда изменил электрический заряд моего сердца.
Я улыбаюсь в затемненной комнате. В кои-то веки мое тело позволило мне делать то, что я хочу.
Как замечательно.
Кровать прогибается, Чарли садится и выбрасывает презерватив в мусорное ведро рядом с кроватью.
― Ты в порядке? ― спрашивает он.
От беспокойства в его голосе у меня щемит в груди.
Я обнимаю ладонями его лицо.
― Все было идеально.
Он переводит взгляд на мою руку и татуировку в стиле минимализма на внутренней стороне безымянного пальца.
― Что это?
― Сердцебиение, ― говорю я, колеблясь. ― Я сделала ее в Чарльстоне. Это напоминание о том, что нужно жить, пока есть возможность.
Он поправляет простыни, а затем целует внутреннюю сторону моего пальца, где находится моя татуировка.
― Побывала везде, ― замечает он.
― Да. ― Я опускаю голову на его твердую грудь. ― Но это мое самое любимое место, где я была, Чарли.
Не стоило это говорить. Его красивое лицо становится серьезным.
― Одна ночь, Руби, ― говорит он на выдохе.
― Я знаю. ― Я сажусь, обводя взглядом его спальню. Замшевые подушки, стеганое одеяло терракотового цвета, традиционные клейма крупного рогатого скота в рамках над кроватью. Есть балкон, выходящий на передний двор. Здесь уютно и по-деревенски, и мне хочется остаться в его постели. И все же я говорю: ― Мне пора.
Его кадык дергается.
― Наверное, это хорошая идея.
Слова Чарли ранят, но он прав.
Одна ночь.
И теперь все кончено. Как бы мне ни хотелось, чтобы все было по-другому, это невозможно.
Мне нужно держаться подальше, чтобы никто не пострадал.
Он тянется к своим джинсам.
― Я провожу тебя.
― Ты не должен…
― Не будем спорить об этом, Руби, ― говорит он, бросая на меня строгий взгляд.
Выскользнув из постели, я быстро одеваюсь. Как только я забираю вещи из прачечной, Чарли провожает меня обратно в коттедж.
Вот так просто, без всяких обязательств.
Но я уже слышу, как жадный голосок в моем сознании шепчет ― еще.
Потому что одного раза с Чарли Монтгомери никогда не будет достаточно.
Чарли
Даже укрывшись в «Дерьмовом ящике» со стопкой счетов, я не могу отвлечься от мыслей об одном человеке, мучивших меня всю последнюю неделю.
Руби.
Я хочу ее. Так чертовски сильно.
И это меня бесит.
Эта девушка как луч солнца, заставивший меня ожить. Ее смех, ее сладкие поцелуи, черт возьми, даже ее восхитительный поток любопытных вопросов. Если она не дарит их мне, я не хочу, чтобы они достались кому-то еще.
С тех пор как мы провели вместе ночь, когда я поступил как мудак и выгнал ее, я думал о ней больше раз, чем могу сосчитать. А это значит, что я старался держаться от нее подальше. Настоящая, блядь, пытка. Но это разумный поступок.
Мы оба здесь для того, чтобы делать свою работу.
Я должен сосредоточиться на ранчо, а не на девушке, пробегающей мимо моего домика каждое чертово утро.
Ерзая в кресле, я игнорирую громкий смех братьев, которые толпятся в «Дерьмовом ящике». Стиснув зубы, я просматриваю платежные ведомости и заказы поставщикам. Только это чертовски бессмысленно. Все мои мысли заняты ей.
Мой взгляд падает на белую ленточку Руби, повязанную вокруг моего запястья. Я хотел вернуть ее ей, но что-то во мне знает, что она моя.
В ту ночь с Руби все было правильно.
В ту единственную ночь.
Но больше нет.
Хотя я знаю, что одного раза недостаточно.
Я чертовски сильно хочу ее. Эта дерзкая грудь. Эта тонкая талия. Ее длинные волосы цвета розового золота. Но я жажду не только секса. Я жажду ее. Я скучаю по разговорам с ней. Разговор, который мы вели у меня дома, был как глоток успокоения для души. Проснувшись на следующее утро, я понял, что все еще хочу ее. Я хотел видеть это наполненное солнцем существо на своих простынях. Я хотел второй раунд, хотел трахать ее, пока мы оба не обмякнем и не будем тяжело дышать, а потом принести ей кофе в постель.
Черт возьми, она хотела этого так же сильно, как и я.
От этой мысли мой член дернулся в штанах. Моей целью в ту ночь было сделать так, чтобы это был самый лучший секс в ее жизни. Почувствовать, как она расслабляется рядом со мной, и отправить в коттедж с воспоминаниями о моем члене.
Господи, кого я обманываю? Это я запал.
Она не выходит у меня из головы.
Ни на одну гребаную секунду.
Я отрываю взгляд от письменного стола и смотрю в окно. Остатки самообладания улетучиваются, когда я ищу взглядом Руби, сарафан, золотистые волосы.
Я ворчу. Чертова несправедливость, вот что это такое.
Потому что теперь я должен ходить по этому чертову ранчо, притворяясь, что не видел ее голой. Как будто я не пробовал ее идеальную киску, не видел ее совершенное тело, распростертое на моей кровати только для меня.
Потому что Руби именно такая и есть.
Идеальный гребаный ангел.
Как я вообще смогу держаться от нее подальше, одному Богу известно.
― Чарли, ты слушаешь? ― ровный голос Дэвиса отрывает
