— Сэл? — удивилась она, выскользнув из его рук. — Сэл была здесь?
Он кивнул.
— А как ты думаешь, почему исчезла вся одежда?
— Она пролила чай...
— Нет, не проливала. Я просил ее все увезти все, кроме этого платья. Я люблю его. Я хотел чтобы ты была в этом платье когда я сделал бы тебе предложение и, если бы ты сказала «да», расстегнул бы пуговицы по одной и снял его, осыпал бы тебя лепестками роз и облил шампанским и любил бы тебя до скончания веков.
Джорджия улыбнулась медленной, нежной улыбкой, от которой у него перехватило дыхание, и легла на одеяло.
— Так чего же ты ждешь? — тихо спросила она.
ЭПИЛОГ— Больше ничего не делай. Прекрати. Тебе пора идти.
— Но эта герань...
— Джорджия, все прекрасно!
Она еще раз осмотрела сад: любовно перестроенный павильон, усыпанный розовыми лепестками и навевавший дорогие воспоминания; розы, заботливо выращенные в оранжерее и перевезенные сюда в момент наиболее пышного цветения; строгая геометрия регулярного сада с бьющим фонтаном посредине, создающая иллюзию чего-то исконного, что существовало сотни лет.
— Действительно красиво. И закончено. Все подчищено, все инструменты убраны. Конец. Пошли, тебе нужно отдохнуть. — Она положила руку на живот и рассеянно потерла. Мэтт в отчаянии покачал головой. — Ты перетрудилась. У тебя сейчас родится ребенок, если ты не ляжешь.
— Не глупи, еще две недели. Ты действительно считаешь, что та роза на своем месте?
— Джорджия! — произнес он с угрозой, и она виновато улыбнулась.
— Хорошо. Поехали к твоим родителям, проведаем детей.
— Наконец-то!
Он усадил ее в такси около парка Королевской больницы и повез домой, пока она действительно не родила. Последние несколько недель были сумбурными. По крайней мере он горько пожалел, что разрешил ей продолжать это дело, когда они поняли, что она беременна.
И все-таки работа завершена, и Джорджия, кажется, в порядке. Теперь дело за судьями; до вторника больше здесь нечего делать.
В понедельник вечером они смотрели по телевизору открытие выставки с участием королевской семьи: Джорджия слишком устала, чтобы пойти, да и он тоже, так что они послали вместо себя родителей и рано легли спать.
А утром, в половине шестого, он увидел, что Джорджия встала, оделась и собирается куда-то.
— Что ты делаешь? Что-нибудь с ребенком? — спросил он, внезапно окончательно проснувшись.
Джорджия усмехнулась.
— Я хочу узнать о медалях. Знаю, что мы не получим золото, но могли бы получить бронзу, или серебро, или позолоченное серебро. — Нетерпеливыми пальцами она заколола волосы.
Он сдался. Она не успокоится, пока не получит ответа.
— Тогда поехали. Позавтракаем и приедем туда к семи. Оставим там твою команду для разговоров, а ты снова поедешь домой.
— Но это же День участников! Я должна остаться!
— Ни за что.
Он заставил ее поесть, хотя и сам не хотел. Когда подъехали к воротам и их впустили, было ровно семь. Она шла вразвалочку, но он едва поспевал за нею. Усмехнувшись, он побежал трусцой и попросил ее замедлить ход.
— Не могу, — отмахнулась Джорджия. — Я должна увидеть. Ах, Мэтт! Мы что-то получили! — Она подошла к загородке, взяла белевшую сверху карточку, посмотрела на нее и не поверила своим глазам. — Мэтт, мы получили золото! — воскликнула она и расплакалась.
Ему тоже хотелось плакать из-за нее, из-за всей трудной работы, которую так щедро вознаградили.
— Молодец, — похвалил он, обнимая ее и сдерживая эмоции. — Умница. Я знал, что ты можешь выиграть.
Вдруг она замерла у него в руках.
— Ах, Мэтт, — сказала она и прислонилась к нему, хватая его за руки. — Ребенок.
Он посмотрел на ее лицо, искаженное болью и усталостью, и глаза его округлились.
— Что, сейчас?
— Очевидно.
Смеясь, он поднял ее на руки.
— Едем в больницу.
— Но я не могу уйти сейчас! — закричала Джорджия, и тут прибежала ее команда.
— Что случилось? — испуганно спросила Сэл.
— Ничего, — ответил им Мэтт. — Она получила золото, а сейчас хочет родить ребенка, так что извините нас, пожалуйста, и будьте на посту. Я свяжусь с вами. Благослови вас Бог.
Он понес ее к главным воротам, где в начале очереди стояла миссис Гривз.
— Мэтт! Джорджия! Что случилось? — воскликнула она.
— Она получила золото, а сейчас у нее роды. Извините нас.
— Ах, Джорджия! Умница! Я знала, что у тебя все получится...
Улыбнувшись через плечо восторженной миссис Гривз, Мэтт протиснулся сквозь глазеющую толпу, усадил жену в такси и попросил отвезти в ближайший роддом.
— Побыстрее, если только вы не акушер, — добавил он, встревоженно вглядываясь в лицо жены.
— Не волнуйся, приятель, — ответил таксист-австралиец.
Чудесно. Будем надеяться, он знает дорогу, подумал Мэтт в панике.
Шофер знал дорогу. Джорджию посадили на кресло-каталку и быстро завезли в лифт, а через двадцать минут Мэтт стал отцом. Просто так, без всяких драм или осложнений на свет появилось кричащее, сердитое маленькое существо, которого спокойно приветствовала его необыкновенно умная и чудесная мамаша.
— Поздравляю, миссис Фрейзер, — сказала сияющая акушерка. — У вас дочка.
Мэтт почувствовал, как в горле встали слезы.
— Молодец, — похвалил он, наклоняясь и осторожно обнимая жену.
Малышка, скользкая и орущая от негодования, лежала в мягкой колыбельке живота, а пальцы матери любовно поглаживали ей спинку.
Мэтту дали подержать малышку, пока перевозили Джорджию в тихую маленькую комнату и укладывали в только что застеленную кровать.
Мэтт сидел на стуле, панически боясь уронить ребенка. Малышка была такой маленькой, такой совершенной, хрупкой и красивой. Ну, вообще-то она напоминала сморщенную маленькую сливу, если быть честным, но Мэтту казалось, что никогда в своей жизни он не видел ничего более прекрасного. Он посмотрел на Джорджию, на ее безмятежное лицо: роды уже забыты, и теперь она была самой красивой женщиной на свете.
Протянув руку, она погладила мягкий золотистый пушок на головке малышки.
— Как мы назовем ее?
— А у тебя есть пожелания? Она покачала головой.
— Нет. Я хотела спросить тебя. У меня не было времени подумать об этом. Мы могли бы назвать ее Розой — ведь зачали на ложе из розовых лепестков в беседке — или Вероникой, быстро растущей.
— Подходяще, — заметил он со смехом. Джорджия улыбнулась.
— Выбирай. Она и твоя дочь тоже.
И Мэтт, дошедший до пределов восторга, кротко усмехнулся и умильно попросил:
