Для вечеринки Кэрри выбрала открытое вечернее платье цвета расплавленного серебра и невесомые босоножки на высоком каблуке. Она уложила свои немного отросшие волосы, вдела в уши крохотные бриллиантовые серьги — подарок родителей на прошлое Рождество, — на шее застегнула цепочку с кулоном-сердечком. Пусть Джетро Фортман думает что хочет, сегодня она будет неотразима. Может быть, когда-нибудь этот сухарь сильно пожалеет о том, что ее упустил. Ей не хотелось мстить Джетро, просто хотелось запомниться.
Окончание съемок праздновали в ресторане, куда Кэрри вызвался подвезти Эвершед. Увидев девушку, спускавшуюся по лестнице, Макс присвистнул и переглянулся с Валери.
— Да уж, Питер явно недоглядел, выводя тебя в кадр в лабораторном халате…
— Ты отлично выглядишь, — улыбнулась ей Валери, которую Макс держал под руку.
— Ты тоже. Вы оба.
Кэрри видела, как хорошо они смотрятся вместе — высокий Макс и изящная тонкая Валери в черном вечернем платье. Какая у Эвершеда жена, зачем? Почему он не замечает женщину, которая стоит с ним рядом? Или замечает, просто эти двое отлично скрывают настоящие отношения?
Кэрри даже Фортмана не понимала — куда уж до других.
Джетро встретил ее на пороге ресторана, и Кэрри видела, как мгновенно расширились его глаза, когда он ее увидел. Непринужденно стуча каблучками по мраморному полу, Кэрри подошла к Фортману и одарила нежной улыбкой.
— Добрый вечер, Джет.
— Добрый, — ответил он хриплым голосом, не отрывая от Кэрри взгляда. Она небрежным жестом заправила за ухо выбившуюся прядь волос. — Идем?
Конечно, он усадил ее рядом с собой. Вечеринка была непринужденной — у стен зала стояли столы с закусками, в соседнем зале играл оркестр, и можно танцевать хоть до утра. Но до утра нельзя: в девять у Кэрри был самолет.
— Я сбегу отсюда в двенадцать, как Золушка, — сказала она Джетро.
— А я должен буду искать хрустальную туфельку? — Он воззрился на ее босоножки.
— Я надеялась, что ты не станешь посвящать остаток ночи моей обуви и посвятишь его мне.
— Хороший план, принцесса. Меня устраивает.
Питер говорил какие-то речи, все принимались громко кричать, было много шумных разговоров, объятий и, как и предрекал Джетро, слез. Кэрри решила не реветь — для этого у нее будет целая осень в Гарварде. Она старалась поговорить со всеми, пожелать доброго пути, попрощаться, — вряд ли когда-нибудь они еще встретятся. Хотя, конечно, озвучка, премьера фильма… Но все это будет уже принадлежать Эвелин, и слава богу. Сейчас Кэрри как никогда чувствовала, насколько эта жизнь подойдет ее сестре.
Потом они с Джетро танцевали. Оркестр играл что-то медленное и очень красивое, и Кэрри никак не могла вспомнить, какой композитор сочинил эту мелодию. Джетро крепко прижимал девушку к себе, Кэрри утыкалась лицом в его светлый пиджак и старалась запомнить запах. Последний вечер «курортного романа» — а потом у нее и этого не будет. В распахнутые окна врывался августовский ветер, и пахло морем.
Кэрри думала, что начнет плакать, как только самолет оторвется от земли, но начала гораздо раньше.
Утром, проснувшись по звонку будильника, она не обнаружила рядом Джетро — он ушел, пока она спала. Они занимались любовью часов до трех ночи, потом Кэрри уснула, и Джетро обнимал ее, а когда зазвенел будильник, Фортмана уже не было. Наверное, сбежал, чтобы не получилось слезного расставания. На столе Кэрри обнаружила бордовую розу — и все. Никакой записки, ничего. Это было обидно и правильно: незачем делать вид, что между ними произошло нечто серьезное.
Розу Кэрри оставила в номере. Куда ее в самолет?
Девушка сидела у окна — опять повезло — и смотрела, как земля уходит вниз, как дома под крылом самолета становятся будто игрушечными, и вся жизнь в Городе Ангелов начинает походить на компьютерную симуляцию. Для Джетро это с самого начала было неважно. Он даже ее не проводил.
Хорошо, что прогрессивное человечество изобрело солнечные очки — за темными стеклами никто не увидит слез.
В аэропорту Кэрри никто не встречал, она сама попросила родных об этом. У мамы, как обычно, дела, папа обязательно перепутает выходы, а Эвелин еще не способна быстро бегать. К счастью, расторопные нью-йоркские таксисты никуда не делись. Такси доставило Кэрри и ее чемодан до подъезда и укатило. Девушка поздоровалась с консьержем, втащила чемодан в лифт и нажала кнопку пятнадцатого этажа — именно там располагалась квартира Хеджей.
На звонок открыла похудевшая Эвелин и с восторгом повисла на шее у сестры.
— Вау, Кэрри, ты шикарно выглядишь! Просто шикарно! Этот загар… Признавайся, ты там не работала, а на пляже валялась, и наша киношная репутация непоправимо испорчена!
— Дай войти! — со смехом отбивалась Кэрри.
Эвелин впустила ее, но, едва сестра сняла солнечные очки, веселый смех прекратился.
— Уй… — тихо сказала Эвелин. — Кто тебя так обидел?
— Заметно, да? — Кэрри глянула в зеркало, висевшее у двери, и обнаружила, что сестрица права: эффект от самолетных слез потрясающий. — Я все расскажу, только приму душ и переоденусь. Как дома?
— О, все нормально, не считая того, что я еще прихрамываю, и потому мама не даст мне много танцевать на свадьбе. Какая жалость, там ведь будут все сливки общества. И сметана. Еще мама сказала, что головы нам оторвет, если мы не поможем с приглашениями и не займем Линду хотя бы на пару вечеров. Невеста нервничает и места себе не находит.
— Мы же с ней толком не знакомы. — Кэрри сбросила туфли.
— Вот и познакомимся. Давай, иди скорее в душ, я хочу послушать твой захватывающий рассказ.
Кэрри вяло кивнула и побрела в ванную.
Она нарочно включила ледяную воду, чтобы взбодриться, но смогла простоять под холодными струями всего несколько секунд и сделала потеплее. Так хотелось смыть с себя горькие воспоминания, забыть обо всем, но Кэрри понимала, что это невозможно. Джетро теперь всегда будет с ней, она будет думать, как он там, что делает. Вдруг она поняла, что он даже номера телефона ей не оставил. Ведь все время они были вместе на съемках, а теперь съемки закончились, и номера нет. И ее он тоже не попросил оставить контакты… Значит, полное и окончательное все.
Кэрри еще немного поревела в душе, но это было более безопасно, чем в самолете. Она нашла в себе силы выключить воду, насухо вытерлась огромным махровым полотенцем, натянула спортивные штаны и майку и, щурясь, вышла на кухню, где пахло кофе.
— Я сварила. — Эвелин как раз разливала дымящийся напиток по чашкам. — А вот свежие пончики, папа сходил утром и купил к твоему приезду.
