– Что это?
– Открытка от Стюарта. Он уходит из правительства. Я надеюсь, что он здоров.
– Конечно, просто заслужил отдых, как любой другой. А второе письмо от кого?
На втором конверте адрес был напечатан, но в углу стоял заменяющий марку штемпель «Хлои».
– От Мэгги!
Сара очень переживала из-за тяжелого объяснения с Мэгги и несколько раз писала ей на адрес журнала, но это был первый ответ. Несмотря на все доставляемые подругой хлопоты, Саре не хотелось, чтобы она навсегда ушла из ее жизни. Слишком тесно они были связаны в прошлом.
Она разорвала конверт. В нем оказались официальное рождественское поздравление «Хлои», довольно вульгарное, и записка от Мэгги:
«Привет, Сара,
счастливого Рождества!
Рада слышать, что у тебя все хорошо. Здесь тоже отлично. Работа великолепная. Свободы даже больше, чем можно пожелать. Квартира фантастическая – рядом с Британским музеем. Отлично просматриваются юные красавчики греки, являющиеся поглазеть на вывезенные с их родины скульптуры. Хотя я в них – то есть в красавчиках – сейчас не особенно и нуждаюсь. Ухватила себе настоящий лакомый кусочек по имени Хью. Он хозяин клуба «Тотем» на Пикадилли (помнишь парня, который задрал мне там юбку?), так что денег у него полно. Во всяком случае, должно быть полно, ведь он везет меня на Рождество в Испанию. О Боже, закругляюсь, надо еще упаковать презервативы!!!
Не пропадай, с любовью, Мэгги…»
В этом письмеце – вся Мэгги. Будто и не было их последней размолвки: в записке ни извинений, ни переживаний – ничего.
– Хорошие новости?
– Вроде того. Мэгги явно перестаралась, пытаясь произвести впечатление, но это так на нее похоже. Я рада получить от нее весточку. Когда люди уходят из твоей жизни, теряешь часть своего прошлого, а ты как думаешь?
Билл обнял ее, пощекотал.
– Эй, ты слишком серьезна. У нас праздник, не забывай.
Сара рассмеялась.
– И я, кажется, заказала шампанское.
– Простите, мадам, – Билл потянулся за бутылкой. – Так что мы сегодня делаем? Хочешь пойти на вечеринку к Эду Теллеру?
Сара передразнила ведущую викторины, рассеянно тыкающую в воображаемое табло, и Билл захохотал.
– Насколько я понял, не хочешь.
Сара пригубила шампанское.
– Джини поет в «Голубом горизонте». Я почти обещала, что мы придем. Ты не возражаешь?
Билл задумался на секунду.
– Нет, это будет чудесно. И правильно.
– Правильно? Почему?
– Да так, не обращай внимания. Но остается еще часть дня.
– И полбутылки шампанского, – сказала Сара, выливая остатки из своего бокала на грудь Билла. – Думаю, нам надо еще попрактиковаться в зачатии детей.
Холодная жидкость заставила Билла передернуться.
– Запомни: я хочу не меньше десятка.
– Тогда поспеши. Джини выступает в одиннадцать.
Зазвонил телефон, и Билл поднял руки, не желая двигаться с шампанским, стекающим по нему.
– Не отвечай.
– Лучше ответить. Может, это что-то важное.
Сара перегнулась через Билла и подняла трубку.
– С Новым годом! – крикнула Джун.
Сара прикрыла ладонью микрофон и прошептала:
– Это мама.
Билл застонал.
– Скажи ей, что, если она хочет иметь внуков, пусть позвонит позже.
– Ш-ш. – Сара толкнула его. – Привет, мам. Ты поспешила, но все равно желаю тебе счастливого Нового года!
– Я просто боялась, что не застану тебя. Твой драгоценный мужчина с тобой?
– Да, он здесь. – Сара взглянула на Билла, отчаянно сигнализирующего, что он не хочет разговаривать. – Да, передаю ему трубку.
Она передала Биллу трубку и откинулась на спину, удивляясь чуду, совершенному Биллом. За пять телефонных разговоров он превратился из «того мужчины» в «драгоценного мужчину».
– …Хорошо, Джун, берегите себя. – Поговорив несколько минут, Билл положил трубку. – Она хочет знать, когда я прикрою твой грех браком.
– И что ты ей ответил?
– Только после того, как снова согрешу.
«Голубой горизонт», один из гарлемских джаз-клубов, долгие годы был захудалым притоном, но недавно знатоки заново открыли его, и местечко стало модным. Привлекательным считалось то, что, даже несмотря на возрождение, интерьер клуба остался таким же, как и в те времена, когда наркоманы, обмякшие на сломанных деревянных стульях, вяло кивали головами в такт блюзам, исполняемым третьеразрядными певцами. И хотя теперь на тех же стульях восседали мужчины в костюмах от Армани, внимавшие таким замечательным певцам, как Джини, Сара считала клуб все тем же притоном. Она понимала, что в следующем месяце толпа переместится в новое модное заведение, и это раздражало ее. Она вращалась в этом кругу, но не могла изжить здоровое отвращение к притворству, как и не привыкла еще к известности Билла.
Когда они где-то появлялись вместе, папарацци и охотники за автографами не отставали, и Саре оставалось только поражаться тому, как легко Билл относится к своей популярности.
Поглощенные работой, и она, и Билл дорожили каждой свободной минутой, но, если в ресторане к ним подходил какой-нибудь болельщик, чтобы пожать руку или сфотографироваться на память, Билл всегда был очень любезен, понимая: то, что для него – легкое неудобство, для болельщика – ярчайший момент вечера. Саре это не всегда нравилось, но она не роптала, только еще больше уважала Билла.
Вот и сейчас все повторилось. Не успели они войти в клуб, как несколько человек повернулись и помахали им. Сара натянуто помахала в ответ, прошептав Биллу:
– Тебе придется подойти и поговорить с ними, особенно вон с той банкирской женой. Только без меня.
– Китти Шелби? А что в ней плохого?
– Она такая бесцеремонная. Подумать только, в прошлый раз она даже вывернула воротник моего жакета, чтобы посмотреть этикетку! – Билл громко расхохотался, пытаясь рассеять ее возмущение. – Ничего смешного! – Правда, Сара сама не удержалась от смеха. – Я собиралась купить пиджак на барахолке только для того, чтобы увидеть ее лицо. Может, она бы и умерла от шока.
Но Саре нечего было стыдиться: в кремовой блузке и узкой длинной юбке она выглядела потрясающе. Любовь Билла придала ей уверенности в себе, и фотографы быстро отреагировали на это преображение. Ее снимки в газетах появлялись все чаще, особенно после статьи о Леонеле Пинто. Билла бесконечно забавляла все растущая слава Сары, но сама она возмущалась тем, что почти всегда о ней упоминали, как о бывшей фотомодели. Неужели нельзя быть просто красивой журналисткой?
– Вот как мы поступим, – сказал Билл. – Я возьму на себя старую гарпию, а ты пока найди Джини. Наверное, она в гримерной.