– Да, – прошептала сквозь слезы Йенни. Грам поцеловал ее руки и продолжал:
– Ведь ты соединяешь в себе все прекрасное. Когда-нибудь другой человек, моложе меня, лучше и сильнее, скажет тебе то же самое… и ты с радостью будешь слушать его. Но, может быть, тебе и теперь доставляет хотя бы маленькое удовольствие, что я говорю это тебе… может быть, тебе приятно слышать, что ты самая очаровательная девушка в мире… Взгляни же на меня, Йенни!..
Она подняла голову, посмотрела на него и сделала жалкую попытку улыбнуться. Потом она снова опустила глаза и провела рукой по его волосам.
– О, Герт!.. О, Герт!.. – воскликнула она в отчаянии, – я не виновата в этом! Я не хотела причинить тебе страдания. Я ничего тут не могла поделать!
– Тебе не в чем упрекать себя… бедняжка. Ведь я не мог бы не полюбить тебя… Не огорчайся даже в том случае, если ты думаешь, что заставляешь страдать меня. Есть страдания, которые доставляют счастье, да, величайшее счастье.
Она продолжала тихо плакать.
После минутного молчания он проговорил шепотом:
– Позволь мне приходить к тебе… изредка… Когда у тебя будет особенно тяжело на душе… не можешь ли ты послать мне весточку?… Мне так хотелось бы попытаться хоть немного утешить мою маленькую, бедную девочку Йенни!..
– Я боюсь, Герт.
– Дорогой друг мой, ведь я уже старый человек… Я мог бы быть твоим отцом.
– Из-за тебя самого… С моей стороны было бы жестоко по отношению к тебе…
– Ах, Йенни, неужели ты допускаешь, что я меньше думаю о тебе, когда не вижу тебя? Ведь мне хочется только видеть тебя, говорить с тобой, попытаться хоть чем-нибудь быть для тебя… Так можно?… О, позволь!
– Не знаю, не знаю, Герт… О, дорогой мой, уйди теперь… я не могу больше… мне так больно… пожалуйста, уйди…
Он тихо встал.
– Я ухожу. Прощай, Йенни… Но, дитя мое, ты вне себя от волнения…
– Это пройдет, – прошептала она.
– Так я ухожу… Но я зайду еще раз повидать тебя перед твоим отъездом. Можно? Когда ты успокоишься, и это не встревожит тебя… Уверяю тебя, Йенни, тебе нечего бояться…
Она молчала в нерешительности. Потом она вдруг привлекла его на мгновение к себе и слегка коснулась губами его щеки.
– Теперь уходи, Герт, – промолвила она быстро.
– Спасибо, Йенни.
После ухода Грама Йенни долго ходила взад и вперед по комнате. Она не отдавала себе отчета в своих чувствах, не понимала, почему она дрожит. В глубине души она чувствовала – нет, не радость, но отраду, когда вспоминала, что он говорил, стоя перед ней на коленях.
Ах, Герт, Герт! Она всегда смотрела на него как на человека слабого, а между тем теперь она увидела, что в нем таится много душевной силы и твердости. Он предлагал ей свою помощь и нравственную поддержку… А она почти прогнала его… Почему? Потому что она сама так ужасно бедна духом, потому что она поведала ему свое горе, думая, что он так же беден, как и она… тогда как он показал ей, что он богат, и с радостью предложил ей помощь и поддержку. Она же почувствовала себя униженной и попросила его уйти… Да, так это и было.
Принимать поддержку и любовь и не давать за это ничего – это всегда казалось ей неблагодарным. И никогда не думала она, что сама будет когда-нибудь нуждаться в поддержке…
Вся жизнь Грама была сплошной неудачей. Он должен был отречься от своего истинного призвания. Он задушил в себе свою великую любовь, и все-таки он не пришел в отчаяние. Вот в чем заключалось счастье быть верующим, – и не все ли равно, во что верить, лишь бы верить во что-нибудь, кроме самой себя. Нельзя же жить, когда веришь только самой себе… любишь только себя.
Счастье Грама заключалось в любви к ней, он носил способность быть счастливым в самом себе. Если у нее нет этой способности, то тут уже ничего не поможет. Работа не может заполнить все ее существо настолько, чтобы она не тосковала по другому. И стоит ли в таком случае жить, если даже другие и говорят, что она талантлива? Наверное, никто не испытывал такого наслаждения, глядя на ее произведения, какое она испытывала, работая над ними. А между тем это наслаждение не было настолько велико, чтобы она находила в нем удовлетворение.
В словах Гуннара относительно ее добродетели была известная доля правды. И этой беде помочь легко… Но она не решалась на этот шаг, так как не хотела упрекать себя в чем-нибудь, если бы на ее долю выпало счастье полюбить кого-нибудь истинной любовью. А кроме того, ей глубоко была противна одна только мысль о том, что она могла принадлежать кому-нибудь, слиться тесной жизнью с мужчиной, в близости телесной и духовной, неизбежной в таких случаях… и потом в один прекрасный день открыть, что она никогда не знала его, а он ее, и что они никогда не понимали друг друга и говорили на разных языках…
Нет, нет. Она жила, потому что ждала. Она не хотела иметь любовника, потому что ждала своего повелителя. И она не хотела умереть теперь, потому что она ждала… Нет, ей жалко было бы расстаться с жизнью, расстаться, когда она была так бедна, что у нее не было ничего любимого, с чем она могла бы попрощаться. Она хотела во что бы то ни стало верить, что когда-нибудь будет иначе.
А пока она снова примется за работу. Да, но выйдет ли какой-нибудь толк из ее работы? Ведь она потеряла все свои способности, все силы, и только оттого, что она влюблена…
Она засмеялась.
Да, да, это так! Предмет пока не существует… но любовь налицо.
Стояла прекрасная майская погода, весь день светило яркое солнце, а под вечер косые лучи покрыли черные пустыри и поля золотистой дымкой. Красные кирпичные стены домов казались багровыми, все цвета приобрели теплый колорит, и все точно ожило. На некоторых деревьях уже появились первые маленькие листочки, нежные и прозрачные.
Йенни несколько часов гуляла за городом в Бюгдё и наслаждалась, любуясь чистым голубым небом над темными верхушками елей. Теперь в городе она обратила внимание на то, что небо было совсем другое. Оно казалось бледным и выцветшим и точно затуманенным. Но она и в этом находила своеобразную прелесть. Она любила город с его высокими домами, сетью телефонных проводов и шумными улицами, она видела и в этом известную поэзию. Вот Герт Грам всегда одинаково ненавидел и проклинал город, он видел в нем только грязь, копоть и пыль. Город представлялся ему тюрьмой, в которую его заключили для принудительных работ…
Йенни остановилась за несколько шагов от дома Грама и по привычке стала осматриваться по сторонам. Знакомых нигде не было видно, только группа рабочих направлялась с фабрики в пригород. Значит, был уже седьмой час.
Йенни быстро подошла к небольшому дому, вошла в дверь и стала подниматься по железной лестнице, по этой отвратительной лестнице, по которой невозможно было пройти тихо, так как каждый шаг гулко раздавался среди каменных стен. Она вспомнила, как она и Герт прокрадывались по ней зимою, когда спускались из его комнаты поздно ночью.
