- Полина, если вам трудно сейчас всё это вспоминать... – хотел остановить я, испугавшись за состояние девушки: из ее глаз беспрерывно текли слезы, а взгляд всё углублялся и углублялся внутрь. Казалось, он терялся в настоящей черной дыре, там, куда, к счастью, мало какие доктора могут добраться.
- Нет, Эрнесто! Я хочу всё рассказать вам. Это лежит на мне таким тяжким грузом, таким ужасным магическим камнем, что иначе мне не выбраться из омута. Как в сказке про Алёнушку, понимаете?
- Да. Но не хочу, чтобы вам было больно.
- Больнее уже не будет. Больнее просто не бывает. Все говорят о страшных физических пытках всяких садистов, но существует и психологическое насилие. Это когда тебя топят намеренно, а ты барахтаешься, цепляешься за жизнь, царапаешься, сражаешься из последних сил, кричишь, зовешь на помощь, но никто не приходит на твой крик – вот это тоже страшно! Никто не приходит на помощь, потому что всем нравится смотреть этот спектакль – ведь люди такие разные и многогранные! Они все в той или иной степени заражены садизмом. А тот, кто не заражен, он вызывает отвращение, потому что верно было сказано у одного святого, что наступит день, когда придут зараженные к последнему здоровому и скажут ему: «ты болен, ибо ты не такой, как мы, ты отличаешься». И все психологи – о, да, я совершила грубейшую ошибку: я попыталась выбить клин клином! – повторяли мне, как гипнотическую мантру, что мир – это моё отражение. То есть это я неправильная, я сама подвела мужа к измене, а теперь еще смею осуждать его, вариться в этой боли. По мнению специалистов, я просто получаю кайф от всего этого, мне нравится и после развода продолжать жить со своим бывшим мужем у себя в голове, поэтому мне в принципе не нужен новый муж. А религия вторит: мать не выбирают, мать нам дается любящим Господом. Семейные же, родовые традиции утверждают, что надо чтить мать и отца, ибо в этом сила рода твоего... И неважно, что мать тебя ненавидит и всю жизнь действует по пословице: «ссыт в глаза, а говорит, что всё божья роса». Это я виновата, что такая у меня мать – об этом говорит и учение о реинкарнации, дескать, это мои жизненные уроки такие, которые я обязана пройти вместе со всеми этими разноплановыми и многогранными, прекрасными личностями: садистами. Давайте и вы, Эрнесто, скажите мне, что все они правы, а я нет.
Полина судорожно вдохнула и выжидающе замерла, точно я должен был вынести некий вердикт, смертельный приговор. Рванувшись вперед, я просто крепко прижал девушку к себе, в бесплодной попытке перенять всю ее боль, освободить ее душу от этого многотонного камня.
- Вы ни в чем не виноваты, Полина! Вы как раз та самая, здоровая личность, за которой бегает толпа зараженных людей. Причем во всех смыслах зараженных. Чувство вины - самая могучая деструктивная программа после страха, и ее намеренно внедряли в ваше биополе, в ваше сознание и подсознание. А вы защищались, все ваши слёзы и скандалы - естественная, защитная реакция организма, которую зараженные "близкие" люди пытались "вылечить", а вернее - сгубить, уничтожить ваш природный иммунитет.
- Да, вы правы. И знаете, за мной еще одно признание: у меня никого нет, - в завершение своей исповеди поведала Полина, и теперь уже камень свалился с моих плеч, отчего я признался в ответ:
- И у меня.
- А как же ваша жена, которая должна приехать? – оторвав от моей груди своё заплаканное лицо, вскинулась Полина. – Вы обманули!
- Как и вы. В какой-то момент я устал от всех этих брачных предложений и решился на аферу. Фактически любая моя знакомая и особенно их семьи, а также те, кто руководят подобными семьями сверху, рассматривали меня с точки зрения выгодного приобретения, будто я - раб на невольничьем рынке или шахматная фигура. Здесь есть, конечно, зерно правды, но всё же я пытался, как вы говорите, барахтаться и царапаться. Я знал, что на мой зов о помощи люди не придут, у нас с ними совершенно разный диапазон волн и частот.
- А кто придет? – тихо, спустя минуту тишины, боязливо выдохнула Полина.
- Высшие сущности, с иным видением мира, запредельным... – посмотрел я на эту восхитительную женщину и, уже не в силах сопротивляться самому себе, накрыл ее губы поцелуем.
Подумать только, я никогда в жизни так откровенно не целовался! Откровенно не в смысле развратно, а в смысле открыто, когда ощущаешь целостность исключительно от близости конкретного человека. Без всякого самообмана, без всякого «приятно, а остальное стерпится-слюбится» или «неплохо, но можно было бы и получше».
Многие задаются вопросами: что есть настоящая любовь, как не ошибиться в выборе, как потом не развалить семью, не бросить детей, не предать самого себя? Ответ настолько прост и очевиден, что даже смешно! Просто нужно спросить себя: «А готов ли я пойти за ней в Ад и после ни разу не пожалеть об этом? Готов ли я взойти ради нее на костер, чтобы она продолжала жить и здравствовать? Буду ли я так же влюблен спустя тридцать лет? Смогу ли подставиться под пулю, например, чтобы не спонтанно, не на эмоциях, а осознанно закрыть эту женщину собою? А она? Посмотри на нее! Она пойдет за тобой в Ад? Она закроет тебя от пули? Она взойдет на костер, лишь бы сохранить тебе жизнь?». То, что для нас бесценно – это жизнь. Но наш инстинкт выживания и самосохранения замолкает, преклоняя колено исключительно перед одним единственным феноменом на всем белом свете – перед настоящей Любовью. Или фанатизмом, конечно. Вот только Любовь от фанатизма отличается именно целостностью, неоспоримой и равноценной взаимностью.
Из-под трепещущих ресниц Полины вновь побежали слёзы, но то были слёзы счастья и узнавания, долгожданного признания и душевного единства: они звучали иначе, не так, как прежние. И я поклялся себе, что ни за что на свете не стану причиной тех ее слёз, что пели горькую песню, полную отчаяния и сердечного одиночества.
«Да, я пойду за тобой в Ад. Всё равно где, лишь бы с тобой и до самого Конца! » - осознал я, и мой взгляд сам поведал об этом Полине. Тогда в ответ я поймал такой же взгляд – горящий неземным светом и раскрывающий самый прекрасный из всех райских цветов: ее сердце.
Глава 15
Мне казалось, что я не имею право на новые отношения, пока не изжила из себя старые, но так сладостны были его губы, так бесконечно радостно стало в сердце! Однако совесть требовала полной откровенности, в то время как разум вещал о невозможности и ненадобности. Все мои подруги, абсолютно все, как одна, утверждали, что я не смогла после развода построить отношения из-за того, что стремилась к откровенности. По их мнению, мужчины не терпят рассказов о других мужчинах, их это моментально отворачивает от женщины, и любые отношения им становятся неприятны. Тогда я задумалась: «А почему они сами закрывают глаза на то, что стремятся спать со всеми подряд, если им так необходимо быть первыми и единственными? Откуда тогда эта дурацкая сказочка про «опыт» и «нагуляться», если совесть каждого мужчины твердит об обратном?». И я не придумала ничего лучше, как до полной кучи своих неудач выдать свои умозаключения и Эрнесто.
Уже предвидя, как он отреагирует, как скривится и нахмурится, как промычит что-то односложное или неопределенное, я намеренно начала рассказ о своем бывшем муже. Возможно, все психологи, к которым я обращалась, были правы: я ненормальная, я сама разрушаю отношения, потому что не могу смолчать, когда это необходимо, когда надо проявить элементарную женскую хитрость и житейскую мудрость. А что делала я каждый раз, как только мужчина пытался со мной пофлиртовать? Я делала всё наоборот! Я пыталась разглядеть в нем друга, которому можно довериться, который не предаст, не обманет, не начнет издеваться, и только потом я рассматривала его в качестве любовника. Ошибка? С точки зрения всех продвинутых коучеров и опытных, «бывалых» дам – несомненно! Но что-то внутри меня настойчиво предлагало ходить по кругу, вновь и вновь повторяя свой промах.
