Девяносто девятая минута фильма «Неспящие в Сиэтле» стала его навязчивой идеей, невероятным образом воплотившейся в жизнь во взгляде стоящей рядом женщины.
Та же неуверенность, то же ожидание, тот же вопрос в глазах, пока они шли к лифту, потом спускались на этаж, где располагался детский центр, в котором играл Лукас. Элис заглядывала ему в лицо, ловя взгляд, и Ник неизменно ей улыбался, не отводя глаз до той поры, пока не ловил ответную смущённую улыбку. Она стояла рядом, потупив взор, как школьница, и как школьницу её щёки заливал румянец.
Если бы Ник умел краснеть, он тоже пылал бы сейчас как помидор, вспоминая их поцелуй в кабинете — первый, настоящий. Тот, в котором узнавание друг друга стало окончательным. Рухнули все барьеры, начиная от неловкости и опасения и заканчивая страхом, что на этот раз они ошибутся по-крупному. Элис с таким трепетом отозвалась на движение его губ, что Ник в одно мгновение потерял голову. Он целовал свою женщину с упоением страждущего, со страстью борющегося за жизнь, воюя с демонами и в её голове, и в своей.
О чём он думал, дурак, лишая их этого? Заботился о никому не нужном приличии, когда надо было брать Элис голыми руками и не выпускать из кровати, пока не вспомнит. А она бы вспомнила, как пить дать вспомнила, потому что, оказывается, он точно её не забывал. Этих стонов, этих всхлипов, этих рук, запущенных в его волосы и судорожно их сжимающих; её счастливый смех, отдающийся прямо в его горле — его Ник тоже помнил. И помнил, как его «Скарлетт» захлебнулась им, когда он в очередной раз ворвался в её тело.
— Дъявол, Элли! Ты нужна мне.
— Да, Ник. Да! Пожалуйста.
«Пожалуйста, что, любовь моя»?
Невысказанный вопрос прострелил через позвоночник в ту часть тела, которая больше всего жаждала её ответа. Ник утолил бы эту жажду немедленно, и ничего бы его не остановило, если бы Элис сама не прервала контакт, буквально оттолкнув его от себя.
— Господи, что мы делаем?!
Раскрасневшаяся, растрепанная, с выставленными вперёд дрожащими руками и с огромными сияющими глазами, смотрящими на него как будто бы в ужасе — никогда раньше двушка не казалась Нику более прекрасной.
— Мы скучаем друг по другу, малыш.
Руки Элис безвольно упали вдоль тела, а сама она будто сникла, придавленная к полу жесточайшим сожалением. К ужасу Ника, карие глаза в мгновение наполнились слезами.
— Прости, милый, — прошептала она. — Мне так жаль.
Второй раз за два дня он побил скорость Флэша, в наносекунду сграбастав плачущую Элис в объятия, и пока его рубашку заливали слезами, не прекращал говорить:
— Мне не за что тебя прощать, сердечко моё. Откуда ты могла знать. А вот я — должен был. Найти тебя должен был. Вас. И, знаешь, как я рад, что нашёл. Не плачь, Элли. Вы теперь со мной — это главное.
Темноволосая головка упрямо покачалась возле его груди.
— Всё могло быть иначе, — всхлипнула Элис где-то в районе его сердца.
— Всё так как должно быть. Побудь романтиком, цветочек. Судьба сталкивает нас в третий раз. Пора уже смириться.
— Почему в третий?
— Скоро узнаешь почему. Теперь уже торопиться не за чем.
Они держались за руки пока шли к сыну, и не расцепили их, когда довольный Лукас выбежал навстречу, размахивая гремящей разноцветной верёвкой.
— Мам, смотри, что я для тебя сделал!
Бусы из раскрашенных макаронин в мгновение ока оказались на шее Элис.
— Вау, какая красота! Спасибо, милый.
— Они ещё не совсем высохли, но тебе же нравится, правда?
— Правда. Они чудесные.
Ник видел, что краска пачкает её костюм, но Элис, сознательно этого не замечая, нахваливала поделку сына.
— Кто научил тебя делать такую красоту?
— Мисс Карен. Ник попросил её приглядеть за мной, пока он будет переговариваться. Сказал, что на переговаривании мне будет скучно.
— Так и есть, парень. Таких шикарных вещей мы на переговорах не делаем.
— Я ещё и для профессора Коннели сделал бусы, чтобы подарить, когда поеду в гости.
— Ты едешь в гости к профессору Коннели?
— Да. Ник сказал, что мы все поедем.
В обращённом на него взгляде Николас снова неуверенность, но тут уж ничего не поделаешь: через знакомство с его родителями Элис с Лукасом пройдут в любом случае. И почему бы не сегодня?
— И всё же, почему сегодня?
— А почему бы и нет? Тем более, не пропадать же таким красивым бусам.
— Да, мам. Не пропадать же.
— Не будет ничего страшного, дорогой, если ты подаришь их в понедельник.
— Но она сказала, чтобы мы обязательно приехали на ужин.
— Не она, а профессор Коннели, Лукас. Хотя, вне школы правильнее будет говорить миссис Коннели. Так, Николас?
— Не так.
Пауза в один квартал.
— И почему же?
— Ты же умница, Элли. Попробуй догадаться.
— Да, мама, давай догадывайся.
— Можно подумать, ты уже догадался!
- Конечно, нет. Мне же четыре.
Ник и до этого едва сдерживал улыбку, но после реплики Лукаса не выдержал и расхохотался в голос.
А его парень не промах. Где надо — «почти пять», где надо — «мне же четыре». Соображает, в какой момент включить младенца, хотя сам на детсадовца действительно не тянет — сегодняшний день Ника ещё больше в этом убедил.
Они с Лукасом чудесно провели время. Он знал, что мальчику понравится в его офисе. Вспомнил себя, и как любил приходить к отцу на работу. Правда, в его случае можно было поиграть с физическими приборами, а его сыну достались современные гаджеты и гибкие панели мониторов.
Пицца в его кабинете, затем экскурсия с заходом в детский досуговый центр, организованный специально для таких случаев. Ненормированный рабочий день нередко вынуждал его сотрудников брать на работу детей. Здесь всегда можно было перекантоваться час другой до того, как за ребёнком приезжал кто-то из родственников. «Перехватывающая парковка» — вот как называли это место его парни, и Ник никак не думал, что в первый же день его сыну придётся там «припарковаться».
На самом деле, место было весёлое. Верёвочный город, батуты, игровые автоматы и большой надувной лабиринт, при виде которого Лукас взвыл от восторга.
— Круто! А у мамы в магазине только бесплатные конфеты в банке.
Когда стало понятно, что Элис задерживается, Ник без труда уболтал сына остаться под присмотром воспитателя, пока он будет проводить совещание с сиднейским офисом. А за то, что Лукас за это время обзавёлся ещё и поделкой, он обязательно после поблагодарит «мисс Карен».
— Ну, же, Элли!
— Ну, же, мам!
— Не надо на меня нукать. Не такая я, получается, умница, раз не могу сразу сообразить. Не всем же быть умными, как вы двое.
— Мама говорит, что я намного её умнее.
— Моя мне тоже так в детстве говорила. А потом перестала.
— Почему?
— Потому что я не захотел дальше учиться и не стал профессором, как она.
— У тебя мама профессор? Как профессор Коннели?
— Моя мама и есть профессор Коннели.
Пауза длиной в два квартала с то и дело возникающим за спиной шушуканьем.
— Мама говорит, что такого не может быть, потому что у тебя другая фамилия.
— Вообще-то, обычная практика. Моя мама получила первую научную степень до того, как вышла замуж за моего отца. Потому осталась Коннели. Но вне учебных стен она — миссис Холланд.
Снова шушуканье, а затем тишина. Один квартал. Два. Три.
Ник поправил зеркало дальнего вида, направляя его на Элис. А она как будто бы этого и ждала, сразу же ловя его взгляд и меча в ответ карие молнии.
— Дорогой, достань из рюкзака влажные салфетки и вытри хорошо ручки. На них осталась краска.
Её голос, обращённый к сыну, был неожиданно мягок. Совсем не похож на то шипение, которое досталось Нику, пока их сын ковырялся в своём рюкзаке.
— Она знает?
— Да.
— А ты не думал, что меня надо бы предупредить?
— Вот. Предупреждаю.
— Ник!
— Элли, не дёргайся. Всё в порядке. В углу я уже постоял.
