Кирилл прав. Ника заслуживает большего. Самого лучшего. И это, конечно, не я и мои извращенные взгляды на отношения между мужчиной и женщиной.
Сжав руки в кулаки, я отступаю на шаг, потом еще и еще, пока не оказываюсь у самого выхода из палаты. Не дав себе шанса передумать, я последний раз бросаю взгляд на Нику, и ухожу прочь ни разу не обернувшись. Но еще до того, как покидаю здание клиники, меня начинает мучить жестокая боль потери чего-то очень важного и настоящего.
41
Ника
С невероятным трудом разлепляю тяжелые веки, морщась от яркого дневного света, который бьет по глазам. Во рту стоит противный привкус ржавчины. Голова безбожно гудит, и ощущение такое, словно я все еще сплю. Превозмогая тупое давление в затылке, настороженно обвожу глазами безликую светлую комнату с выкрашенными бледно-голубой краской стенами и не узнаю ее. Сознание похоже на бездонную черную дыру, но единственное, что в чем у меня нет сомнения – это место мне решительно незнакомо.
Память возвращается ко мне так внезапно, как удар молнии. Все произошедшее накануне накрывает меня лавинной волной, и на секунду мне кажется, что я задохнусь под тяжестью этой ноши. Последнее, что отпечатывается в сознании – грязная бетонная стена в десятке метров от моего лица и звенящая боль, которая пронзает все тело.
Неужели, я умерла?
Инстинктивно напрягаю мышцы в попытке приподняться, но от боли, которая пронзает левое плечо и затылок, вынужденно откидываюсь обратно на подушку, не в силах сдержать громкий стон.
- Никуся!
Сквозь пелену слез, вступивших на глазах, различаю смутно знакомое лицо, склонившейся надо мной женщины.
- Мам? – шепчу недоверчиво, все еще стараясь прийти в себя от яркой вспышки боли. – Как ты здесь оказалась?
- Шшш, доченька, успокойся, - мама ласково касается моего лба. - Все хорошо. Ты в безопасности. Мы с папой приехали, как только узнали, что случилось.
- И папа здесь? – превозмогая шум в голове, спрашиваю звенящим от удивления голосом.
- Конечно, - мама продолжает успокаивающе гладить меня по голове. - Он вышел в буфет, но скоро вернется.
- Значит, я не умерла? – предполагаю я.
- Нет, Ника, - говорит мама ласково, но в ее голосе я слышу ноты горечи. – Ты спаслась.
- А он? – слова застревают в горле, но я все же задаю этот вопрос, не в силах произнести имя своего мучителя.
- А его больше нет.
Прикрыв глаза, я конвульсивно сжимаю пальцы вокруг простыни, которой оказываюсь укрыта. Испытывая одновременно глубокую печаль и облегчение, стараюсь осознать, что произошло. Я больше никогда не буду бояться, я смогу забыть этого человека, как страшный сон… И все же, никто не заслуживает такого конца, который он для себя выбрал.
- Мам, можно мне попить? – прошу я, немного успокоившись.
- Конечно, - она расстроено всплескивает руками. – Извини, Никусь! Я так обрадовалась, что ты пришла в себя, что сама немного растерлась.
Через мгновение мама подносит к моим губам стакан воды, и я делаю несколько больших глотков, смачивая пересохшее горло.
- Как ты себя чувствуешь? – спрашивает мама.
- Так, словно по мне проехался танк, - отвечаю с глухим смешком, который неприятной дрожью отдается в затылке. - Кто знает, что я в больнице?
- Кирилл, разумеется, - говорит мама, поправляя мою подушку. - Его друзья. Даня Благов с женой навещали тебя утром, но ты спала.
- А Дима? – меня охватывает смутное беспокойство.
- Платов? – на лице мамы появляется сосредоточенное выражение. – Его я не видела. По крайней мере, с тех пор, как мы приехали.
- А давно вы приехали?
- Вчера днем, Никусь.
- Я так долго была без сознания? – восклицаю удивленно.
- Ты приходила в себя несколько раз, но врач предупреждал нас, что из-за сильного обезболивающего, ты можешь ничего не вспомнить, - мама вдруг хмурится. – Ой, мне же врача позвать надо.
Я киваю, но перед тем, как мама уходит, спрашиваю:
- Мой телефон… Не знаешь, его нашли?
- Да-да, - мама лезет в пакет и достает мобильный, который я узнаю по яркому чехлу. – Только экран разбился, малышка.
- Ничего, дай мне, пожалуйста.
- Может лучше повременишь со связью? – интересуется она робко.
- Мам! – восклицаю я.
Тяжело вздохнув, мама вкладывает в мою руку телефон, а сама выходит из палаты.
Я несколько мгновений смотрю на экран, испещренный мелкой паутинкой трещин, и ввожу пароль. На экране отображается масса пропущенных звонков, сообщений в мессенджерах и уведомлений в соцсетях. Мне хватает двадцати секунд, чтобы понять, что от Димы за все это время не было ничего.
Неясные ростки тревоги в моей душе начинают превращаться в полноценную панику. Сердце бьется быстро и гулко, а ладонь, которой я держу телефон, становится влажной.
Я нажимаю на его имя в записной книжке и жду, пока тишину разрежут длинные гудки. Дима берет трубку на третьем.
- Ника, - говорит он взволновано. – Это ты?
От такого знакомого, ставшего родным голоса, у меня перехватывает дыхание. Я вдруг чувствую несвойственную мне сентиментальность, и вместо того, чтобы поздороваться, истерично произношу:
- Почему ты не приходишь ко мне?
Мой голос звучит сдавленно и сипло, а сама я отчаянно борюсь с непрошенными слезами.
- Когда ты пришла в себя? – требовательно спрашивает Дима. - Я разговаривал с Кириллом час назад, он был уверен, что ты еще спишь. Как ты себя чувствуешь?
- Ты придешь? – повторяю я, игнорируя его вопросы.
На другом конце провода раздается тяжелый вздох, который, по неясным причинам, мне совсем не нравится. Пауза затягивается, и пока я жду ответа, в голове начинают стучать тревожные молоточки.
- Нет, Ника, я не приду, - его сухие слова звучат как приговор. - Так будет лучше.
- Лучше для кого? – нервно сглатываю, пытаясь унять все возрастающее беспокойство. Я должна успокоиться – после всего, что было между нами, он, конечно, не имеет ввиду то, что мне показалось.
- Ник, я…
- Что ты? – ошеломленно спрашиваю я, но, так и не дождавшись ответа, почти кричу: - Говори же, черт возьми!
От неопределенности мои нервы напрягаются, как струна, и я до боли закусываю губу.
- Ты теперь свободна, - произносит он, наконец. - Можешь делать все, что хочешь. Он больше не причинит тебе зла.
Как же меня бесит это его спокойствие! Голос, начисто лишенный эмоций, нейтральные слова, произнесенные ровным тоном. Все это свидетельствует о полном безразличии, но это ведь не так! Где мой Дима? Тот, который хотел увезти меня в путешествие, который не мог дождаться, чтобы заняться со мной любовью? Кто этот незнакомец?
- О чем ты говоришь? Причем здесь он? А как же мы?
- Я тебе больше не нужен.
- А я тебе? – спрашиваю с глупой надеждой, чувствуя, как, в ожидании ответа, спина и руки покрываются гусиной кожей, а глаза, полные слез, начинают гипнотизировать стену напротив.
- Береги себя, Ника, - раздается в трубке прежде, чем Дима отсоединяется. – До свидания.
Какое-то время я невидящим взглядом смотрю на замолкший телефон, пытаясь осознать услышанное. В конце концов, силы покидают меня, и я безвольно откидываюсь на подушку, выпустив из онемевших пальцев телефон, который с глухим стуком падает на пол. Мне становится жарко, все тело покрывается испариной, в голове начинается болезненная пульсация. А потом плотина самообладания, которым я так гордилась все эти годы, рушится, слезы потоком текут по щекам, и я начинаю рыдать, совершенно обезумев от действительности, которая обрушивается на меня.
Комната перед помутневшим взглядом начинает кружиться. Где-то на задворках сознания я понимаю, что в палату возвращается мама с медсестрой. Заметив мое состояние, они начинают хлопотать вокруг меня, стараясь успокоить. Что-то холодное опускается мне на лоб. Вена на руке начинает пульсировать, очевидно от укола. Но все это уже не кажется мне сколько-нибудь важным.
