Я плакала. Слезы сами собой стекали по щекам. И я даже не пыталась их остановить. Бесполезно.
Затуманенным взором я любовалась каждой черточкой любимого лица, жадно следила за своими трясущимися от волнения пальцами.
Пуговицы Лешиной рубашки поддавались плохо. Но я справилась. А сам Леша застыл, не двигался, не дышал, ждал.
И как только рубашка распахнулась, я поняла, чего именно ждал Алексей.
Рука, испещренная шрамами, была не единственным изменившимся участком тела. Торс моего мужчины был «украшен» глубокими шрамами. Будто кто-то методично наносил раны моему Леше. И, кажется, я знала, кто именно.
– Это ведь он, да? Марк? – я не могла назвать его отцом, язык не поворачивался сложить несколько букв в это емкое слово.
Леша промолчал. А я всхлипнула, торопливо прижала кулак ко рту, чтобы не разбудить дочь.
– Как же так? – шептала я.
Натянутая до предела пружина внутри моего тела лопнула. Слезы, и без того льющиеся по щекам, заструились еще сильнее.
– Все уже не важно, Лина, – сипло прошептал Леша, перехватив мое лицо, удерживая пальцами за подбородок и заставляя смотреть в его глаза. – Если я нужен тебе.
Я не могла вымолвить ни слова. Судорожно кивала, беззвучно открывая рот.
Нужен! Еще как нужен!
* * *
Смотрел на нее и понимал: нет больше той дерзкой девчонки, что сводила меня с ума.
Выросла.
Повзрослела.
Теперь моя вредина превратилась в женщину. Нежную, мудрую, понимающую.
Женщину, родившую мне дочь.
Охренеть просто!
До сих пор не верил своим глазам.
Не мог насмотреться на это чудо, не мог поверить, что вот оно – рядом. Стоит всего лишь руку протянуть и прикоснуться, сжать крепко, не отпускать.
Их теперь два, чудо постарше и совсем крошечное.
Черт! А ведь я – отец! У меня дочь. Дочь! Дочка!!!
И не мечтал даже раньше. Боялся. Не верил, что такое возможно.
А тут… Лина все сделала по-своему. Все решила правильно.
– Нужен, Леша! – всхлипнула Лина, намертво вцепилась в мои плечи ледяными пальцами, а потом и вовсе прильнула всем телом ко мне, вытесняя своим теплом горечь и тоску по ней.
И это ее короткое «нужен», как бальзам на все шрамы, что не успели толком затянуться. А теперь плевать на все! Теперь только вместе, только так.
– Девочка моя! – пробормотал я, балансируя над пропастью.
Оступиться – легко, удержаться – сложнее. Но обязан. Ведь должен ей многое за этот год. Должен искупить, возместить с лихвой.
– Я так ждала! Каждый день ждала, Леша! – шептала она сквозь слезы, не понимая, как глубоко вонзаются в мою черствую душу эти ее слова.
Будто кислотой в раны. Они прожигают до самого нутра, до костей и глубже.
Меня трясло. Трясло так, что, кажется, зубы стучали. Но плевать. Куда уж прятаться. Лина видит меня насквозь. И, кажется, все понимает. Чувствует.
Рядом дочь сопит, а я, чертов маньяк, не могу ни о чем другом думать, кроме как о дикой жажде к этой маленькой женщине.
Жадные, рваные поцелуи, тихий всхлип и требовательные касания. Все это окончательно убивало меня.
И только тихий шепот отрезвлял: «Нужен!», «Ждала!», «Скучала!».
И сам не понял, когда успел стащить белье со стройных бедер.
Придурок! Опять нахрапом, силой. Но просто не мог не касаться ее. Не мог.
– Леша-а-а! – ежесекундно шептала она, сжимая хрупкими ладонями мою голову.
Потянулась навстречу, приняла всего меня таким, какой есть, перебитого, бродячего пса. И затихла.
Я чувствовал ее напряжение. И сам замер. Потому что оказался там, в раю. Выгрыз у чертовой судьбы то, чего неистово хотел.
Ее хотел, Лину. Дерзкую и строптивую.
Мою.
Всю мою.
От макушки и до последней слезинки, до вздоха, до сбивчивого шепота.
Пережидал, пока острое возбуждение стихнет, пока сердце станет биться ровнее. Но не выходило. Хотелось вбиваться в любимое тело, хотелось утонуть в этой хрупкой, но сильной девчонке. Хотелось заполучить ее всю, целиком, без остатка.
Лина вновь подалась вперед, еще глубже принимая меня. Прижался ртом к ее нежным губам, глотая стоны.
– Тише, маленькая, разбудим… – просипел я, с трудом узнавая свой голос.
Взгляд Лины был безумным, затянутым туманом, шальным. Что-то щелкнуло в моей груди, сорвалось, окончательно сломалось.
– Какая же ты у меня красавица! – прошептал я.
Руки Лины крепче сжались на моих плечах, затылке. Короткие ногти приятно царапали кожу.
Я слишком сильно скучал по ней. И никакого опыта не хватало, чтобы удержаться. Да и какой там опыт? Если вся моя жизнь разделилась на туманное прошлое и Лину. Я помнил каждую минуту, проведенную с моей женщиной. А других – не помнил.
Слишком сильно мечтал о том, как вернусь, как найду ее. Но реальность побила любые, даже самые откровенные фантазии.
Моя реальность была одета в цветастый сарафан, пахла луговыми цветами и родила мне дочь.
– Мой! Ты весь мой! – прохныкала Лина и задрожала всем телом, унося меня за собой.
Ее слова меня растоптали, убили, воскресили и заставили жить.
– Твой, – выдохнул, простонал, согласился.
А чей же еще? Только ее, Лины Лехиной.
Боялся, что сердце не выдержит. Да и хрен с ним. Все равно оно давно принадлежит этой девчонке.
– Лешка, – тихий смех колокольчиком радовал слух, и я улыбнулся в ответ.
Лина все еще сидела на мне, старенькое кресло с трудом и со скрипом выдерживало вес наших тел. Нет, нужно что-то делать. Завтра купим мебель. И дом. Его в первую очередь.
Или построим. Как Лина решит, так и будет.
– Ты ведь голодный, а я на тебя… набросилась… Ужас просто! – тихонько хихикала девчонка.
А на щеках яркий румянец. И глаза… Глаза до одури счастливые. Они не соврут.
– Значит, Алексия? – пробормотал я, откидываясь на спинку кресла и устраивая Лину удобнее.
Я все еще был глубоко в ее теле, наслаждался обжигающим теплом, кайфовал от легких касания нежных губ к своей шее. А пальцами перебирал длинные пряди.
И понимал: я теперь дома. Неважно, где. Главное, с ней. Рядом. Дома.
– Кирпич возражал, честно, – хихикнула Лина. – Но что поделать, если получилась дочь, а имя я придумала сразу же, как только сделала тест на беременность.
– Прости меня, родная, – проскрипел я севшим голосом.
Лина вскинулась. Нахмурилась. Вздохнула. А потом вернулась к своему занятию. Вновь принялась лениво скользить губами по моей шее, груди, задерживаясь на ненавистных шрамах.
– За что? Я была самой счастливой! – заявила Лина. – Ведь я ждала ребенка от любимого мужчины.
Не утерпел, сжал до хруста руками. Не смог совладать с эмоциями. Потом, потом я непременно научусь их контролировать. А пока вот так, надрывно, по живому.
– Но знаете что, Алексей Сергеевич? – вскинулась вдруг Лина, пряча лукавую улыбку, но взгляд выдавал ее с головой.
– Что? – уточнил я, убирая с румяного личика влажные пряди, легко, едва касаясь, заскользил кончиками пальцев по бархатистой щеке, наслаждаясь тем, что могу вот так прикасаться к любимой.
– Ты мне должен сына! Признайся, это был твой коварный план? Да? Подсунул мне девчонку! – шутливо отчитывала меня Лина.
Я не смог сдержать смеха. Пришлось прижаться к хрупкому плечу, чтобы хоть как-то приглушить звук.
Вредная девчонка, строптивая, моя.
– Ты меня раскусила, маленькая, – покаялся я, а потом взглянул на сопящее в кроватке чудо: – Но девчонка получилась удивительной.
– Ты не менял ей подгузник. Посмотрим, что скажешь после этого, – вновь захихикала Лина.
Наше уединение нарушил осторожный стук в закрытую дверь. Лина молниеносно подскочила, принялась приводить в порядок одежду. Я, видя ее рваные, немного неловкие движения, вновь возбудился до предела. Мне мало ее. Мало моей женщины. Хотелось еще и еще.
– Вы бы поели, извращенцы, – раздался насмешливый голос Шмеля. – Мамочке нашей нужно хорошо питаться. Да и вам, шеф, подкрепиться не помешает.
