На нетвердых ногах я с трудом преодолела расстояние до двери дома бабы Нюры. Прижалась спиной к стене, переводя дыхание.
Сколько потребуется шакалам времени, чтобы поднять округу на уши и найти меня?
Полчаса? Час? Мне не хватит времени, чтобы убежать.
Все, что я могла – спрятать дочь, попросить соседку, чтобы присматривала за моей девочкой и увести «хвост» максимально далеко от этого места.
Марк не знает, что у меня родилась дочь. И не узнает. Я не позволю.
Наша с Лешей девочка никогда не увидит той грязи, которая связана с Лехиным, Шахом и им подобными.
– Баба Нюра! – прошептала я, бросившись к соседке, когда та вышла на крыльцо.
Баба Нюра приложила палец к губам, давая понять, что малышка спит. А я всхлипнула. За пару секунд мне предстоит невозможное: уговорить бабку помочь мне и попрощаться с моей любимой девочкой.
Немыслимая задача. Невероятная. Словно сердце вынули раскаленными щипцами, а взамен оставили зияющую пустоту.
Я не могла вымолвить ни слова. Рыдала, залепив рот ладонью. Но баба Нюра все понимала. Мудрая женщина с ласковыми и заботливыми руками и невероятным талантом печь пироги и принимать роды.
– Скажу, что внучка в подоле принесла, а сама сбежала в город, – торопливо говорила бабуля. – Вот, держи. На билет хватит. А ты не переживай, я присмотрю. Когда сможешь, возвращайся. Будем ждать тебя.
Я не смогла уйти. Почти рухнула рядом с небольшой тахтой, на которой баба Нюра уложила мою малышку спать.
Крохотная пуговка, глазки – бусинки, редкие волосики на макушке, но такие красивые, что глаз не отвести.
Я всхлипнула, не сумев сдержать рыданий, когда услышала, как в дом кто-то вошел.
Тяжелые шаги, грузные, мужские.
Баба Нюра охнула, а я с трудом поднялась на ноги, намереваясь стоять насмерть. Мою дочь я не отдам!
– Дурная совсем, – устало проворчал Славик, удерживая ладонью рану на плече, из которой сочилась кровь.
Я проследила за его взглядом, заставила себя разжать руку, осознав, что умудрилась схватить нож, даже не заметив этого.
Нож с глухим стуком упал на дощатый пол. Баба Нюра всплеснула руками, подбежала к Кирпичу, усадила моего защитника на лавку в соседней комнате.
– Разбудите мне ребенка! Не видать вам пирогов, негодники! – причитала баба Нюра, а я с трудом пошла следом.
На немой вопрос, застывший в моих глазах, Кирпич коротко кивнул.
«Все хорошо?» – спрашивала я.
«Все хорошо» – отвечал Слава.
Я осела на стул и наблюдала, как баба Нюра обрабатывает раны, кипятит чайник, силой вручает мне огромную кружку сладкого напитка с домашним молоком.
– Кормить пора, сейчас проснется, – пробормотала баба Нюра.
Я кивнула, подскочила, готова мчаться к дочери. Славик тоже поднялся со стула.
– Пойду приберусь. Мусор нанесло во двор, – коротко прокомментировал свой уход Кирпич. – Но этот вроде последний. Больше не предвидится.
Глава 32
Подозревала, что баба Нюра сговорилась со Славиком не пускать меня домой этим вечером. Я и не противилась. Осталась вместе с малышкой на ночь у соседки. А наутро баба Нюра отправила меня стирать пеленки и готовить обед, пообещав присмотреть за Лесей.
Я, как обычно, срезала путь, пошла по тропинке, ведущей от дома бабы Нюры к нам. Славик встретил меня на заднем дворике с топором в руках.
– Банный день? – предположила я.
Кирпич топил баньку, которую отремонтировал еще осенью, почти каждый день. Но я предпочитала принимать душ, который Славик заботливо соорудил для меня. Я вообще была очень благодарна Кирпичу за его заботу в мелочах, да и в жизненно важных вопросах. Как, например, душевая кабинка, стиральная машина и холодильник. В нашей деревне не все жители могли похвастать такими удобствами.
– День как день, – ответил Слава, вытер пот с лица и вернулся к своему занятию.
Несмотря на ранение, Кирпич лихо управлялся с топором. А я невольно подумала, куда он спрятал все, что осталось от наших вчерашних гостей.
Предпочла не спрашивать. Меня устраивало то, что моя малышка в безопасности. И я почти привыкла к жизни в этой глуши.
Почти привыкла.
– Слава, как думаешь… – начала я, но осеклась, наткнувшись на хмурый взгляд друга.
Поняла: он и сам не знал ответа. А предположить можно разное. Однако я все же надеялась на то, что Леша жив и здоров. И рано или поздно найдет нас. Или мы его. Ведь должна же я показать ему дочь.
Я отвернулась. Слава продолжил рубить дрова, а я направилась в дом.
Пеленки сами себя не постирают, да и обед не приготовится.
За год жизни под неусыпным надзором бабы Нюры и вечно голодного Славика я вполне сносно научилась готовить. Разумеется, никаких изысков. А вот потушить или запечь мясо, приготовить борщ или даже испечь пирожки – это запросто.
Чем я и занялась, когда загрузила белье в стиральную машинку.
Спустя час на столе стоял обед. Я решила, что заберу Лесеньку и заодно позову бабу Нюру к нам с Кирпичом на обед.
Подхватила таз с мокрым чистым бельем и побежала во двор.
Кирпича не было видно, и на душе стало капельку тревожно. Пережитый после визита незваных гостей страх все еще не отпускал.
И я сосредоточилась на том, чтобы быстрее развесить белье и бежать к соседке. Просто хотела убедиться, что все в порядке. В итоге пеленки я так и не развесила.
Понимала, что становлюсь неврастеничкой. Но ничего не могла с собой поделать. Мне нужно было увидеть дочь. Убедиться, что она в надежных руках бабули, что с ней все в порядке.
И сорвалась с места, наплевав на чистое белье и на остывающий обед.
Но сделав несколько шагов, поняла, что просторный двор сужается до невероятных размеров. И виной тому появление высокой, широкоплечей мужской фигуры, застывшей на тропинке, между кустами георгин и ирисов.
Мои руки безвольно повисли вдоль дела. Я и сама ощущала себя безвольным существом, неспособным двигаться, думать, говорить.
Я могла лишь смотреть на то, как мужчина медленно приближается ко мне.
Невероятно далекий, но немыслимо близкий. Родной, но изменившийся до неузнаваемости.
Он казался мне незнакомцем. От того человека, что приходил ко мне в каждом сне на протяжении целого года, остались лишь глаза. Дикие, безумные, жадные, умопомрачительно выразительные и смотрящие в душу.
Леша приближался медленно, словно боялся меня спугнуть. А я не смогла бы сделать ни шага, даже если бы от этого зависела моя жизнь. Кажется, я даже дышать не могла.
Он стал выглядеть иначе. Серебристые нити в коротких волосах. Глубокие морщины вокруг глаз. Уголки рта, угрюмо опущенные, словно он отвык улыбаться.
Суровый, неприступный, одичавший Зверь.
Зверь, которого я полюбила и от которого не отказалась бы ни за что.
Леша приблизился на расстоянии вытянутой руки. Я смотрела в его глаза. И видела в них себя. Видела ураган эмоций. И боялась поверить в то, что не брежу.
Это ведь реальность? Не сон? Да?
Но голос не слушался меня, я не могла произнести хотя бы один вопрос из тех, что безумным калейдоскопом вращались в моей голове.
– Нужен тебе? – хрипло проговорил мужчина.
С его левого плеча соскользнула лямка спортивной сумки. Та упала на землю к ногам.
Нет, я не плакала. Совсем нет. Разве только чуть-чуть.
Я вцепилась в мягкую ткань мужской, самой простой рубашки в крупную клетку. Кажется, еще немного – и ткань треснет от той силы, с которой я ее сгребала в кулаки.
Прикрыла глаза и тут же распахнула их под напором соленых слез, безостановочно струящихся по щекам. Побоялась, что Леша исчезнет. Но нет, он был здесь, рядом со мной.
Его аромат окутывал меня плотным коконом с головы до пят. Я хватала его ртом, не могла надышаться. И плавилась в крепких, жадных объятиях. Обжигающая ладонь скользила по моей спине, вжимая, впечатывая каждую мою мышцу, каждое нервное окончание в напряженное мужское тело.
– Леша! – смогла, наконец, прошептать я.
