— Как же отец? Макс, он не разрешит, — она испуганно округлила глаза и замотала головой. — Он будет в ярости и проклянет нас… лишит наследства. Он же считает, что мы как брат и сестра. А мы…
Я тихо смеялся, чтобы не разбудить наших крикливых крошек.
— Кто его будет спрашивать, — хмыкнул я: — Ответь, ты согласна.
Она просияла и кивнула, зачарованно разглядывая крупный бриллиант, оправленный в белое золото.
— М-да, я даже не удивлен этому, — раздалось саркастичное от двери.
Узнав голос, Зоя испуганно дернулась сбежать, но я ее перехватил. Привыкнув ко мне, она теперь боялась старшего Шалого, которого называла отцом. Я тоже называл. Наверно потому отец считал, что мы относимся друг другу как близкие родственники.
— Рад тебя видеть, отец. — Мы встали, приветствуя отца и мачеху. Ссориться в такой момент не хотелось. Я был счастлив, как не был очень давно. Может, в глубоком детстве, когда еще была жива мама.
— Поздравляю! — отец приобнял перепуганную и смущенную Зою. — Спасибо за подарок, девочка. Показывай, наших красавиц.
Зоя отступила в сторону, открывая проход к колыбельке. Перевела взгляд со спящих девочек на отца и робко улыбалась, теребила длинные концы пояса. Ждала, как маленькая, заслуженного нагоняя.
Мачеха скромно держалась сзади, не мешая отцу. Ее руки занятые подарками и шариками, едва удерживали множество свертков. Но она словно не замечала этого, следя за мужем. Я не удивился ее сегодняшней незаметности. Моя мачеха оказалась терпеливой и по-женски мудрой. Отлично разруливала сложные и конфликтные ситуации с отцом, характер которого сильно испортился за последние лет пятнадцать. Иногда мне казалось, она единственная во всем мире, кто может на него повлиять и успокоить. Вот и сейчас я и Зоя ждали бурю, но отец проявлял завидное спокойствие.
Заметив, что я смотрю на нее, мачеха улыбнулась и кивнула, давая понять, что все идет по плану и переживать не о чем.
Потрясающая женщина и человек золотой. Для отца просто идеальна. Как я сразу это не понял!
— Зоя, — я подошел к мачехе, пока Зоя что-то объясняла отцу насчет невыбранных имен: — Хочу сказать тебе спасибо. Можно? — принял из ее рук пакеты и сложил в кресло.
— Макс, поздравляю! — она улыбнулась, раскинула руки и замешкалась на секунду, не зная, что делать. Я сам обнял ее тонкую фигурку и прошептал в волосы, пахнущие австралийским летним зноем:- Спасибо… За все: за это счастье, за мою Зою…
— Ну что ты, Макс, — смущаясь, она выпутывается из объятий. — Это же… так каждая…
Она не заканчивает, смахивает слезинку с густых ресниц.
— Отец бросил бы ее там, в доме, я знаю. А ты… — я замолчал, сам испугавшись собственных слов: — Прости… Прости, что я был таким дураком все это время. Ты — золотая. Ты сама лучшая мама.
Она закусывает губу и отворачивается, чтобы скрыть, как растрогали ее мои слова, как она рада им. Произнесенным поздно.
— Береги ее, Макс, ладно… Зоя дорога нам обоим…
— В этом даже не сомневайся, — заверяю ее.
И сам верю, что пока жив, никому и никогда не отдам Зою. Даже странно сейчас, что когда-то сомневался и хотел ее оттолкнуть. Люблю же, жизни своей без нее не представляю.
— Бабуля, иди глянь, какие красивые девчонки у нас, — отец склонился над колыбелькой и улыбается тепло и мягко. Как когда-то в детстве. Он и кажется таким как тогда, когда была жива мама: молодым и счастливым. — Скажи, наши внучки красивее, чем Серегины.
— Да никакого сравнения, — поддакивает мачеха, подмигнув мне. — Самые красивые девочки Мельбурна.
— Выше бери, — шутит отец, беря одну из крох на руки. — Ты представляешь, они им еще имена не выбрали. Что у нас за дети! Все надо самим делать… Эмма и Эмилия…
— Это кто такие? — мачеха шутливо упирает кулачки в бока, грозно глядя на отца. — Те Брюссельские фройляйн? Близняшки?
— Фу, ну какие у тебя мысли..
Я смотрю на троих дорогих мне людей, понимая, что это та самая минута абсолютного счастья. Достаю телефон и делаю несколько фото. Мелькает мысль о Маше. Но сейчас кажется чем-то далеким и нереальным, точно кадром из плохого фильма. Даже не верится, что в моей жизни когда-то все было по другому.
Глава Бонусная… или «Хорошо то, что хорошо кончается»
(от лица Маши)
Струя воды шумно бьет в разрисованную цветами фаянсовую чашу умывальника. Ополоснув лицо, разглядываю свое отражение в забрызганном каплями зеркале.
Короткие светлые волосы повисли вокруг щек мокрыми сосульками. Бледная, с красными пятнами на щеках и тоской в глазах. Нет, я не заболела, никто не болен и не при смерти. Это я всего каких-то десять минут тому назад занималась любовью с мужем. Любящим — безусловно. Любимым — это вопрос.
— Что со мной? Почему я чувствую себя так, точно предаю… себя любимую и единственную.
Одевшись в дорогу, схватила документы, заглянула в комнату, откуда слышался веселый детский смех. Игнат оделся и возился с младшей дочкой. Рядом повизгивал рыжий спаниель Лакки Второй. Пару секунд «любовалась» на их идиллию и предупредила:
— Игнат, я к родителям. Сегодня не жди. Завтра вернусь, — улыбнулась дочке. — Ляля, пока-пока.
Девочка улыбнулась отцовской застенчивой улыбкой, сияя точной копией его глаз, и послушно помахала ручкой. Муж удивленно повернул голову, неуверенно улыбнулся:
— Все в порядке, Машунь? Ты чего сорвалась?
— Да, я просто обещала ей… помочь яблоки собрать… варить варенье, — врала, злясь на себя и Игната, что приходится выкручиваться. — Я доберусь — позвоню. Не скучайте. Я скоро.
«Скоро» как раз не хотелось. Хотелось «когда-нибудь» или «никогда».
Едва закрылась дверь, я почти бегом рванула прочь, боясь, что случится что-нибудь, и я не смогу уехать. Придется остаться, что-то решать, выдавливать из себя эмоции, которых нет. Не могу больше так. Не могу и не хочу.
Расслабилась только, когда машина выехала за пределы поселка. Глянула на телефон, валяющийся на соседнем сидении. Захотелось отключить, чтобы никто не дозвонился, не нашел.
Автомобиль летел, прилично превышая установленный максимум, когда я опомнилась и сбросила газ. Так и в аварию недолго попасть. Может это как раз выход от разъедающей нутро тоски по… несбывшемуся счастью.
Остановилась где-то в лугах, вышла и остановилась, разглядывая высокую синь неба. Августовский полдень не такой знойный, мягко ложится солнечными поцелуями на голые плечи. Стрекот сверчков, шелест ветра в листве и звуки редких авто, летящих мимо. Такая правильность и безмятежность во всем, кроме моего глупого сердца.
Ну чего мне еще пожелать? Если только луну с неба.
Умом понимаю, что у меня замечательная семья: муж любящий и заботливый, дочка красавица, достаток и возможности. Но давно уже ничего не радует. Мне казалось, когда я рожу, все изменится. Внутри включится нужный режим, и я почувствую себя счастливой.
Но ничего не включилось. Я любила дочку, радовалась ей, но… Вспоминалась мама, родившая отцу сына. Какой она была счастливой, светилась вся, помолодела лет на двадцать. Я никогда не видела ее такой прежде. Когда родила сама, ждала что-то подобное, но так и не почувствовала. Точно в красивом фантике не оказалось конфеты.
Присев, рухнула в траву, раскинув руки. Уставилась в небо, словно надеясь, что оно подаст знак, куда идти дальше. Если набежавшие в течение получаса тучки — знак. Мне надеяться не на что.
К родителям в поселок въезжала в сумерках, остановилась во дворе, разглядывая большой двухэтажный дом, в стеклах которого отражался алый закат. Входные двери распахнуты, из них доносятся ароматы яблок и корицы. Мама варила варенья на зиму.
— Марусь, ты? Проходи, — крикнула из дома мама. Я вдохнула глубже, на ходу придумывая, чем объяснить свой приезд. — Одна! А где твои?
Просторная кухня — любимое мамино место. С появлением в ее жизни двух мужчин, она полюбила готовить. Брат и отец — любители покушать. Она их балует. Отец поправился — не узнать былого подтянутого красавца-блондина. Она и зятя откармливает, когда мы гостим у них. Игнат от мамы в восторге. И Ляля обожает бабушку Аню и ее вкусны пирожки и булочки.
