на стол, – мне не понятны твои мотивы – раз. Я тебе не верю – два. Я не хочу возвращаться в прошлое – три. И если тебе что-то от меня нужно, ты бы лучше прямо сказал, а я подумаю.
– Ничего мне от тебя не нужно, – буркнул Ильин, и в его сжатых челюстях прорезалось упрямство. – Всё, что хочу, я озвучил. Верить или нет – твоё право.
– Оставь меня в покое, а? – попросила я с неясной тоской, потому что понимала: Ильин не тот человек, что вот возьмёт и отстанет.
Он будет биться лбом во все стены, пока однажды не найдёт дверь, окно или лазейку. Если ему не повезёт, значит возьмёт в руки отбойный молоток и тра-та-та! – прорубит проём в светлое будущее. По его глубочайше индивидуальному мнению. На все остальные точки зрения ему глубоко плевать. Ну, разве что мама – священная корова.
– Обещай, что подумаешь, – задирает он подбородок и сверлит меня орлиным взором. – И поверь: я лучшая партия. Не прогадаешь.
Можно подумать, я вышла на базар и выбираю женихов, как фрукты. Главное не ошибиться, а то часто под красивой шкуркой скрывается откровенное гнильё.
– Обещаю! – выпаливаю, лишь бы он наконец отстал и сгинул.
Лёша с достоинством кивает и выходит. Я без сил падаю в кресло.
Если так пойдёт дальше, то компания развалится на части, а поэтому… нужно побеспокоиться, чтобы всё работало, как часы, когда мне придётся уйти.
Это ещё не твёрдое решение, но во мне всё больше зреет мысль, что надо бы, наверное, подумать о запасных вариантах. Причём подумать активно.
Я погружаюсь в работу, ежедневную рутину, и напрочь забываю о Кострове. Когда он входит ко мне без стука, я только тяжело вздыхаю. Нужно пережить ещё одно вторжение самца на мою территорию.
Вид у Павлика хуже, чем у Лёшика. Да что там: он страшен. Лицо перекошено. И он не злой, нет. Решительный какой-то и… в ярости, что ли. Не на меня – каким-то шестым чувством это понимаю.
– Юля, – выдыхает он моё имя, и я чувствую, как вспыхиваю. В груди становится горячо. Он… словно обласкал одним-единственным словом, оставил цепь поцелуев от макушки до пяток.
– Не было нужды мчаться, – я почему-то спокойна, не выговариваю ему, не езжу тупой пилой по плеши.
Это похоже на мягкий упрёк в неразумности, потому что мне до ужаса хочется протянуть руку и пригладить хохолок у него на голове. Волосы растрепались. Спешил. Это меня умиляет до слёз. Гормоны, чёрт их подери!
Он шумно падает на офисный стул и вытягивает ноги. Смотрит на меня изучающе, будто я какое-то ископаемое животное, а он случайно нашёл и теперь то ли любуется, то ли глазам не верит, то ли прикидывает, сколько ему денег или славы обломится, когда мир узнает о его открытии.
– Давай я сам буду решать, что мне делать, а что нет, – он тоже голос не повышает и внешне очень спокоен, но вот этот металл в интонациях – бесит.
– Если ты не собираешься со мной разговаривать, советоваться, прислушиваться к моему мнению, то зачем ты тогда собрался жениться? У меня уже один такой был, – киваю я на дверь. – Есть только два мнения: моё и неправильное. Кто не понял, смотрит пункт первый.
Костров кивает, а затем снова вглядывается в моё лицо. Пристально.
– Дети? Ты сказала: дети? – бьёт он меня под дых неожиданно. А я не подготовленная. Сама не заметила, как проболталась. А Павлик, видимо, слушать умеет.
– Да, – распрямляю я плечи, – дети. Близнецы. Сразу побоялась сказать. У тебя ж нервишки слабые. Ты из-за одного ребёнка вой поднял и «вон!» орал на весь офис. Не представляю, что было б, скажи я, что во мне в два раза больше счастья.
Костров молчит. Держит паузу. Смотрит на меня во все глаза. И в глазах его ни страха, ни злости. Добрые у него глаза. С небольшой искрой-смешинкой.
– В два раза больше счастья? – переспрашивает он. Голос у Павлика взволнованный и низкий. Чуть ниже, чем обычно. – А знаешь: я счастлив. Вдвойне, – договаривает он и лезет целовать мои ладони.
Вот и пойми этих мужчин. То «вон», то счастлив. Нет, из нас двоих беременный Костров, а я так, рядом присела и заразилась многоплодием. По-другому и не скажешь.
Глава 27
Перед тем как
Юля
– Я за тобой заеду, – пятится он задом, потому что я его выгоняю, а он уходить не хочет.
Ладонями Костров не удовлетворился, полез целоваться в губы. В общем, моим гормонам очень нравится, как он это делает. Я лишь на минутку расслабилась, а он уже за нижние полушария вовсю держится и прижимает к себе, а там… есть к чему прижимать, уже проверено в электронной палате мер и весов, оценено и даже испробовано в полевых условиях один раз, но метко: это его близнецы растут сейчас во мне.
На какой-то миг я думаю: а почему, собственно, ломаюсь? Поздно сарай охранять, когда лошадей давно украли. А потом себя одёргиваю: нет, не выйдет! Я себя уважать перестану, если возьму и сдамся так быстро.
Пусть лучше уходит от греха подальше.
– Рабочий день в разгаре, – сварливо выговариваю я ему, – давай, топай уже.
И Костров потопал, то и дело оглядываясь. Вид у него был, как у влюблённо-ревнивого юноши, и походка у него умилительно-рассеянная, как и взгляд. Он вообще мне напоминал плюшевого медведя в хорошем смысле слова. И я пыталась не вспоминать, каким грубым и напористым может быть этот милашка-мужчина, что без конца оборачивается, чтобы мной полюбоваться.
Ближе к концу дня позвонила Элька.
– Что делаешь? – дурацкий вопрос вообще-то, но его задают очень часто. К сожалению, и мои подруги тоже.
– Работаю, – пояснила терпеливо и сделала паузу, выжидая, что на этот раз в голове у моей драгоценной подруги.
– А вечером какие планы?
Вот с этого нужно было начинать, но у Эльки, как и у всех, куча ненужного информационного мусора впереди ключевых моментов вывалено.
