Привык за ней следить и отпускать не планирую. Заплатил сколько нужно и хожу где хочу. Жду результата. Наблюдаю и контролирую.
Здесь шумно и плохо пахнет, но пока у нас нет выбора. Хелен необходимо окрепнуть. Она мне нужна, несмотря на все мои взбрыки. Сорвался, не скрою. Понёс херню. Потому что эта девочка взорвала мне мозг, сделала слабым и запутала до изнеможения. Она умеет. Сам не знаю, отчего именно на ней так постыдно зациклился. Снова натворил всякой дичи. Даже где-то как-то стыдно, но это в моём стиле. Уверен, Антон её предупредил, что нормальные отношения с женщиной — не моя стихия.
Стою у старой, давно не крашеной двери и не могу даже сесть, переживаю. Я хоть и психанул, но никуда уезжать не собираюсь. Дурная девка, отравленная, пропитанная смертоносным ядом. Но моя. Довела до безумия и снова заставляет подпирать стенку в ожидании. Здесь всё прекрасно слышно. Её соседки по койкам обсуждают докторов, а она — я в этом просто уверен — молит только об одном: поскорее оказаться где-нибудь в другом месте. Никто не любит анализы, уколы, капельницы, разговоры о болезнях и гнетущую атмосферу больниц. К тому же она молода и прекрасна, а таким тяжело вдвойне. И я остаюсь здесь, неподалёку. Не могу уехать и оставить Хелен в покое, хоть и проклял её, обзывая по-всякому.
Когда в «Надежде» я понял, что меня обманули, разлучив нас с Леной, когда допёр, что Попов попросту украл её, забрав себе, через всё моё нутро прошёл ураган. Я буквально завыл от отчаяния. Вначале винил себя, что так глупо повёлся, а потом бесился от беспомощности и невыносимой боли. Следом забился в дебильном бешенстве, осознал, что сам ничего изменить не смогу и вызвал Антона. Стали рыть, искать варианты. Никак не могли понять, почему на этот раз Попов не попытался убить меня. Как будто выбрал другое наказание. И старый пердун угадал, попал, мать твою, в самую точку.
Спустя сутки мне на ящик посыпались видео и фотографии. Я пытался включить мозг и мыслить рационально. Но получалось плохо. Старая гнида знал, куда бить. Я перестал спать. И чем больше приходило фотографий, тем сильнее бурлила во мне ярость.
Чужие руки на её теле. Губы на её губах. Её бархатная кожа, покрытая его поцелуями. И нигде она не сопротивлялась, не била его, не дёргалась. Так некстати вспомнились те минуты, когда Лена сама была с ним, по доброй воле. Сидела на коленях, позволяла гладить ноги. Её не тошнило в его объятиях, она смеялась и цвела, обнимая его в клубах, барах, кафе и ресторанах. Всё запуталось в невыносимый клубок ревности, и если раньше, с другими, было наплевать, то на этот раз, с ней, почему-то свербило.
Злился не только на Попова, я с ума сходил от ревности и хотел стащить её с кровати и встряхнуть, как котёнка, чтобы толкнула, заорала, плюнула в лицо, чтобы послала этого старого козла на хрен. Но она лежала и лишь иногда двигала руками и ногами, медленно меняя позу. И я думал, что, возможно, её опоили, но собственнический инстинкт и ревность мешали мне поверить. А вдруг сама? А что, если ради выживания, вдруг опять хитрит и притворяется?
У страсти оказалось две стороны: одна горячая и яркая, другая — тёмная. Она бурлила, искала выход, и тут появилась Инна. И раненое сердце, которое какого-то чёрта выбрало именно эту строптивую девку, разорвалось на части.
Хотелось просто наказать её, чтобы тьма внутри перестала бесноваться, чтобы хоть чуть-чуть отпустило. Чтобы где-то там внутри перестало выть сердце.
С Инной ничего не вышло. Я её вообще не хотел. Стало противно. Бесцеремонно скинул её с себя, как назойливую муху. Тогда я даже не думал, что помог Попову и он получил свои фотографии. Нужно было зашторить окна.
Лена совершенно права, я безумная сволочь. И не заслуживаю отношений.
Прошло четыре часа, как мы разругались вдрызг, а я всё ещё здесь и никуда не ухожу. Добыл ей нормальной еды и явился по новой в палату, с подносом и тарелками.
— Он прислал тебе фотографии, где есть я и Инна?
Лена даже не смотрит. Ещё бы. Кто бы стал разговаривать после того концерта, что я устроил? Сажусь рядом и, откинув голову на стенку, просто нахожусь рядом. Она отвечает лишь спустя сорок минут, очевидно устав от моего присутствия.
— Какое это имеет значение, Алекс?
— У нас с Инной ничего не было. Теперь твоя очередь рассказывать.
— Я была с каждым из них, Саш. — Поворачиваемся друг к другу. — С охранниками, сторожем и поваром. Ну и с Поповым, конечно же, с ним мне понравилось больше всего.
Закрыв глаза и вздохнув, бьюсь затылком о стену. Терплю и надеюсь, что она врёт.
— Лена, не зли меня и, пожалуйста, поешь. Местные харчи это полное…
— Уходи, Глазунов, я не желаю тебя видеть.
Глава 49
Я уже пришёл в себя, перестав её подозревать. Практически смирился, как бы в том доме на самом деле ни было. Но её просьбы уйти раздражают, заворачиваясь внутри тугим желчным комком. Ну сколько можно, в самом деле? Нет больше сил. Но нутро не зря выбрало именно её? Она никогда не была достаточно покорной.
Спустя какое-то время Лена пытается встать, сползая с кровати. Замешкавшись, куда-то собирается.
— Что ты делаешь? Тебе что-то нужно? Просто дай знать.
— Ничего, уйди, Алекс, я же просила.
Но уходить я не собираюсь, даже если она повторит это тысячу раз. Взглянув на Лену, я понимаю, что ей нужно в уборную, а ещё у неё нет туалетных принадлежностей и обуви. Оставив её сидеть на краю кровати, я спускаюсь вниз. Затем на улицу и в магазин за углом. Там покупаю всё необходимое и возвращаюсь обратно, встретив недовольные взгляды её соседок. Плевать, их мнение меня не волнует.
— Просто оставь меня в покое.
Усмехнувшись, помогаю ей встать. Она нарочно не опирается на меня, в итоге я просто тяну её вверх. И практически несу в сторону санузла.
— Нужно было сразу сказать, что то были постановочные фото и видео, я бы успокоился. Ты же знаешь мой взрывной характер и темперамент.
— Зачем мне врать? И ничего я о тебе не знаю, Глазунов, и знать не хочу, — тяжело вздохнув. — Конечно же, всё это было настоящим. Мне нравилось валяться с Поповым в кровати, его маленькие пухлые губки доставляли мне удовольствие. Жаль, что я ничего этого не помню, потому что меня обкололи какой-то гадостью, а потом бросили почти голой в сырой, холодный подвал. Пытается оттолкнуть, но я не двигаюсь. Закрыв глаза, я вдыхаю её запах, придерживая за талию.
— Хорошо, Лена, я был не прав и повёл себя отвратительно. А теперь давай я помогу сделать тебе твои дела. Врач сказал, что ты не подвергалась сексуальному насилию. Тебя осматривали.
— Шикарно, просто шикарно, — зыркает она волком. — Почему эти коновалы всё тебе рассказывают?
— Потому что я даю им за это взятки. — Стараюсь придать ей вертикальное положение. — Обхвати меня рукой за шею и пойдём дальше.
— Лучше я обхвачу кактус на посту медсестры губами, чем позволю тебе с собой обниматься.
И снова это бешенство. Рванув её на руки, решительно иду вперед, уже не обращая внимания на её сопротивление. Ни одна девушка не смогла вызвать во мне столько противоречивых эмоций. А у Лены получается. Иногда я хочу убить её, а после схожу с ума от близости, даже сейчас, когда она слаба, я желаю, чтобы она радовалась моему присутствию и смотрела с вожделением. Чтобы была влюбленной и одурманенной, звала по имени со страстью и нежностью. И рядом с ней меня мучают какие-то ненормальные, почти шизоидные смены настроения. То я невыносимо жестокий, то хочу принадлежать ей целиком, испытывая щенячий восторг от одного её присутствия.
— Кстати, где Инна? — зачем-то спрашивает она.
Какая, к черту, Инна? Мне никто не нужен.
— Что-то давно её не было.
— Не порти момент, Лен. Мне всё равно, где она, и ты это прекрасно знаешь, но, скорее всего, её смена закончилась, и она уехала домой.
— А как же ты? Почему не поехал с ней? — говорит безразлично, но при этом дышит чаще.
