минуты превратилась в склад вещего рынка. Ярослав аккуратной стопкой складывал вещи Маруси, разглядывал веселенькие костюмчики и потешался над каждым, отмечая, что я лишена вкуса и чувства стиля.
Позже выяснилось, что кроватку Ярослав перенес из комнаты напротив. В ней раньше проживали его племянницы.
Пока мы обустраивались, он частенько бегал в соседнюю спальню, а возвращался оттуда с различными безделушками. То погремушку притащит Марусе, то балдахин принесет для колыбельной.
Кульминационным пунктом нашествия на имущество племянниц Ярослава стал розовый детский горшок с нарисованными пчелками по бокам. С трофеем он вальяжно прошелся вдоль комнаты, сделал круг почета. И все бы ничего, но этот горшок был напялен на голову, подобно ковбойской шляпе.
Еще и Маша начала кукситься и выгибаться.
— Ну-с, признавайтесь, кто у нас нарушает правила порядка в доме? — навис над плачущей Маруськой.
Стоило дочке услышать его голос, она моментально притихла.
Не ковбой он...
— Шериф, какие-то проблемы? — мысленно обсмеяла его потешный видок, метнулась к пеленальному столику, который Ярослав соорудил из своего рабочего места. Нужно было поменять дочери подгузник.
— Ага, я веду работу по расследованию Марусиних слез, — поправил съехавший набок горшок, важно следуя за нами. — Она всегда так громко плачет, когда надудонит в штаны?
Настроение у меня, на удивление, было приподнятым, поэтому я решила подыграть ему:
— Нет, а что? Вы хотите выписать штраф за нарушение тишины? Или арестовать нас за "мокруху"?
— Пока еще не решил, но может это как-то изменит ситуацию? — снял с головы горшок и мне передал, а я у виска покрутила.
— Ей всего девять месяцев. Рано ей еще ходить на горшок.
Ярослав замялся. Забрал у меня горшок, бросил на пол и задвинул ногой под кровать.
— На будущее пригодится. Он абсолютно новый, ни разу не использовался по назначению.
Следом Ярослав сопроводил нас в ванную комнату, где мы искупались.
Он визжал как резанный поросенок, переживая, что Маруська наглотается воды. Придерживал ее головку, сам вызвался обтереть ее полотенцем, а я завороженно наблюдала за ними двумя, отмечая то, с каким интересом он смотрел на нашу дочь.
Но где-то в глубине души я готовила себя к тому, что это было лишь временным проявлением. Совсем скоро ему наскучит ухаживания за Марусей.
Когда мы вновь переместились за импровизированный пеленальный столик, Ярослав присел на кровать. Сложил руки на груди и чуть сгорбился под гнетом мыслей, обрушившихся на него. А я косилась на него и в настоящий момент жалела только об одном — что так и не научилась по его озабоченному выражению лица определять, о чем он думает.
— Она совсем не похожа на меня, — наконец озвучил свои мысли после затянувшегося молчания.
Этого-то я и боялась больше всего.
Рука дрогнула, отчего присыпка с лихвой осыпалась на ножки Маруси.
Вдохнув облако порошка, я чихнула, а потом с претензией произнесла:
— И что ты хочешь этим сказать? Думаешь, она не твоя?
Едва заметно он повел подбородком.
— Нет, не думаю. Но у родителей могут возникнуть сомнения.
Поставила присыпку на стол, дабы не пульнуть ее в Ярослава, и отряхнула ручки.
— И что ты предлагаешь?
— Ничего, кроме того, что Маруся на время должна стать Марком, — решительно он произнес, на что у меня задергался глаз.
— Бестужев, вот скажи, ты идиот? Или сейчас ты тоже притворяешься? — возбужденно выдала, не уследив за своим языком.
— Им нужен внук. Только тогда они угомонятся.
Фыркнув, покачала головой. Такой расклад в корне меня не устраивал.
— А ничего, что у нашего ребенка пестик, а не тычинка? — от негодования всплеснула руками.
— Пестик нужно прятать. Она еще кроха. Сойдет за мальчика. А через два дня уедем куда-нибудь.
— Никуда я не поеду с тобой! — заворчала в панике. — А если твои потом узнают об обмане? Что тогда будет?
— Ровным счетом ничего, но я очень надеюсь, им станет стыдно за то, что столько лет я жил не своей жизнью.
Идиотизм какой-то.
— Как знаешь, но я врать не буду. Если меня что-то спросят, я буду молчать. Отдуваться будешь за нас троих!
Ярослав
На улице уже давно стемнело.
Маша видела десятый по счету сон (если, конечно, младенцы их вообще видят), а ее мама, избрав позицию уклонения, решила устроить забастовку. Устроившись рядышком с колыбельной на полу, Настя охраняла малышку и, уверен, насылала на меня разного рода проклятья. После моего идиотского шествия с горшком не подпускала меня ни к себе, ни к Марусе. Впрочем, горшок тут вовсе ни при чем.
Я жестко накосячил. Дважды за последние сутки. Жестоко. Непростительно.
Не понимаю, как Настя согласилась поехать со мной. Я же ляпнул на авось, и это как ни странно сработало.
Не могу также понять, почему она все еще здесь... Почему не уехала, когда появилась такая возможность...
Но я искренне надеюсь, что это не из-за того, что я запугал ее до седых волос. Будет лучше, если осталась она со мной, только для того чтобы закошмарить меня.
Моя беда в том, что я половину своей сознательной жизни был циником и эгоистом. Не привык я думать наперед. Разучился думать за других и примерять на себя их шкуры.
Но самый пик моего эгоизма пришелся на вчерашний вечер. Еще вчера я умолял Настю поставить себя на мое место, и я был услышан ею, но сегодня я совершенно не подумал о том, что порой нужно ставить себя на место других.
Глупейший "пранк" с щелчком пальцев в одну секунду вышел из-под контроля. И все бы ничего, если бы я отыгрался на Насте и ее задетом чувстве собственного достоинства, но нет же. Я зачем-то приплел к этой истории младенца. Я скинул бомбу на Настю, и сам же подорвался на ней.
Я чертов идиот, и нисколько не удивлюсь, если Настя отомстит мне, будь то перец в трусы, новая прическа под "ноль" или ампутация.
Она была права, говоря о том, что я заслуживаю куда большего наказания, чем все эти детские шалости. И я готов отвечать за свои ошибки, о чем не так давно в открытую ей заявил, но она сделала вид, будто не услышала меня.
Но как-то исторически сложилось, что ошибаюсь я в основном, когда Настя находится в радиусе пяти метров от меня. Я умудряюсь вляпаться в дерьмо там, где его быть
