Ребята уже идут… Всё будет хорошо, слышишь?…
Подумав немного, я, зацепившись за корень одной из елок, начала спускаться вниз. Долго спускаться не пришлось, я сорвалась и упала рядом с братом.
- Ты зачем же сюда, Катька? – прохрипел он.
- Снимай куртку давай, - вытирая слёзы, сказала я.
Помогла ему подняться, расстегнула его пуховую куртку и сняла её с него – брат даже не спорил, наблюдал за мной отстраненно, как будто бы и не понимал вовсе сон это всё или реальность.
Расстелив куртку на земле, я уложила на неё брата, затем быстро сняла с себя пальто и легла рядом с Сережкой, крепко прижавшись к нему. Сверху укрыла нас своим пальто. Я надеялась, что так я хоть чуть-чуть смогу согреть брата.
Я всё разговаривала с Сережей, не давая ему заснуть. В яме было холодно, сыро, пахло землей и хвоей. Темно было так, что не было видно практически ни единой детальки.
Сережка не спал, но говорить ему было тяжело – голос сел, кашель то и дело прорывался сквозь приоткрытые сухие губы.
- Сережка… Ты должен всё рассказать… Как только поправишься… Мы это так не оставим… Я точно знаю, что это Гришка этот сделал…
Сережа лишь кивнул.
- Неужели из-за меня? Неужели из-за того, что они решили, что Олег Кристину из-за меня послал куда подальше?
Серега замотал головой. Он смотрел на меня своими голубыми глазами, блестящими в этой темноте. Облачка пара от нашего дыхания появлялись и тут же растворялись в холодном воздухе.
- Катька… Я попал, понимаешь… Я когда ушел от вас… Я потом видел там кое-что… Это случайность, Кать… Но это всё…
- Что видел? – прошептала я испуганно. – Что?
Серега закашлялся.
- Господи… - прошептала я в ужасе.
В этот момент над нашими головами засверкали лучи фонарей, послышались крики.
- Катя!
Это был Олег.
Я водила пальцем по тонкой линии, огибающей пластиковый стаканчик с кофе. Сидя возле автомата с горячими напитками, я вспоминала встречу с родителями. Они приехали всего пару часов назад, долго говорили с Еленой Борисовной и Олегом, благодарили их за помощь. Они всё ещё не понимали, что произошло. С Олегом я пока не говорила. Полиция уже вмешалась в это дело, но никто не мог найти никакой зацепки. Сережа сказал им, что какой-то неизвестный приставил ему пистолет под ребро и велел идти с ним, а дальше лес и яма. Хотел изобразить, что все само так случилось – что это не убийство, а несчастный случай. Ногу он ему сломал одним ударом. Выкинул в яму, предварительно, отняв телефон. Только часы, на счастье Сережки, не заметил. Вот и вся история. На вопросы о том, почему этот неизвестный мог захотеть совершить подобное преступление против моего брата, тот ничего не ответил – сказал, что ума не приложит.
Но Сережа солгал им. Я знаю, что солгал. Он что-то видел. Что-то произошло в доме перед тем, как Сережка пропал, и он увидел это. Что-то, что могло возыметь какие-то нехорошие последствия при огласке.
В палате было стерильно чисто. Глянцевое оборудование мигало кругляшками и кнопками, на экранах, расположенных под циферблатами, бежали какие-то строчки. Окно было прикрыто жалюзи, под ним стоял круглый столик и два кресла – строгая, но одновременно какая-то уютная мебель.
Сережа лежал на высокой навороченной кушетке с мягким матрасом, застеленной сияющим белизной бельём. Около него был мини-пульт с кнопкой, выдвижной столик со стаканом воды и новым смартфоном – теперь мы хотели постоянно быть с ним на связи.
- Ну, ты как, бро? – спросила я, проходя к высокому мягкому стулу у кушетки.
Сережка улыбнулся мне, и я улыбнулась ему в ответ. Он был бледным, нога была перебинтована, сам он лежал под одеялом, одетый в больничную рубашку.
- Получше,- все ещё хрипловато сказал он. – По крайней мере, тут классно кормят и медсестры миленькие.
Я посмеялась, взяла его руку и посмотрела в глаза. Он был уставший. Бледный, с порядком отросшими спутанными волосами, легкой щетиной и тоской, засевшей глубоко во взгляде. Я с трудом узнавала моего Сережку.
- Катька, - позвал брат.
Он посмотрел на меня так пронзительно, что я даже вздрогнула. Затем чуть склонился и достал из-под матраса кусок сложенной в несколько раз бумаги. Серёжа протянул его мне.
- Возьми это письмо. Прочитаешь, когда дома будешь. Я… все ещё думаю, не будут ли они пытаться убрать меня, но полиция сказала, что они будут продолжать программу моей защиты, пока не разберутся в том, что произошло. Ты маме с папой ничего не говори. Они тут со мной останутся… А вы… вы с Олегом осторожнее там, в Москве.
- Это касается Олега? – спросила я тихо. Я задала тот вопрос, который хотела задать с самого начала, и сердце моё замерло в ожидании.
- И его в том числе, - сказал брат. – Расскажешь ему обо всём сама.
- Катя! – я обернулась. Это была мама. – Солнышко, у вас самолёт уже совсем скоро. Олег Дмитриевич тебя зовёт, там такси подъехало…
- Да-да, конечно… - Я сжала письмо в руке, подскочила к брату и поцеловала его в лоб. – Выздоравливай, - прошептала я. – И пиши, как будут силы. Я буду звонить.
- Удачи, Катька, - улыбнулся брат.
В глазах щипало, а в горле стоял ком. Я вышла из палаты, и меня в свои объятия сразу поймала мама.
- Мне будут до конца жизни снится кошмары о том, что было бы, если бы ты его не нашла… - прошептала мама, крепко обнимая меня. – Моя дорогая…
Я отстранилась от мамы и посмотрела на её доброе заплаканное лицо. Кудри ее растрепались, кожа будто посерела. Она была измучена и расстроена, так же как и папа.
- Катюша, будь осторожна, - целуя меня в лоб, сказал папа. – Позвони, когда прилетите.
Я кивнула, не в силах больше прощаться с родителями. Внутри всё рвалось, и я не знала, как мне взять себя в руки, чтобы хоть как-то успокоиться.
- Просто поплачь, - сказал мне Олег, когда мы сели в такси.
Елена Борисовна уже ждала нас в аэропорту, и мы с Маковецким ехали вдвоем. Я уткнулась Олегу в грудь и навзрыд расплакалась. Так, как мне уже давно-давно хотелось расплакаться.
* * *
В аэропорту было людно, я чувствовала
