— Да это же бред! — не хочу даже пытаться принять услышанное. — Она не могла! Нет! — подскочил с места. Нервно расхаживаю по кабинету Евгения Арсеньевича. Руки дрожат, я засунул и в карманы брюк, но дрожь переходит от пальцев по всему телу. — Я же сдохну без нее. Нет! — опустился на колени закрывая руками лицо. На штаны падают крупные капли слез. Они темными пятнами расползаются по ткани.
— Тим, — Ольховский опустился рядом, убрал от лица мои ладони. Я не стал сопротивляться. Я умираю сейчас вместе с ней. Меня рвет на части, я сжимаю зубы пытаясь не закричать. — В этой аварии я потерял дочь, — слышу, как сквозь вату. — Мы должны это пережить ради Ясеньки. Уверен, что Крис хотела, чтобы мы были сильными.
— Откуда тебе знать, чего бы она хотела?! —срываюсь. — Покажи мне ее! — требую, поднимаясь на ноги. — Я хочу видеть!
— Нельзя, — он качает головой. — Ее придется хоронить в закрытом гробу, там…
— Заткнись! — останавливаю не желая слышать.
Ноги не держат, я вновь опускаюсь прямо на пол, больше не чувствуя даже слез, которые продолжают струиться по щекам. Евгений Арсеньевич что-то говорит мне, говорит и говорит, я не слышу, просто не могу…
Перед глазами стоит ее улыбка и это сводит с ума. Я ложусь посреди кабинета сворачиваясь, подтягивая колени к груди, обнимая их руками. Кусаю до крови губы, но всхлипы, злое, отчаянное рычание рвутся наружу.
— Мы отомстим за нее, — говорит мужчина. — Слышишь? — шеф поднимает меня с пола, доводит до дивана и помогает взять в руки стакан. — Пей, — не тороплюсь притронуться к алкоголю. Зачем? Он ведь не поможет мне вернуть любимую женщину, мать моей дочери. — Пей, я сказал! У тебя есть Яся и война еще не окончена. Я договорился о похоронах. Церемония пройдет завтра, а потом мы убьем тварь, отобравшую у нас нашу девочку, — в его голосе отрезвляющий лед. — Давай, Тим, приходи в себя. Ты давно не один. Мы обязательно оплачем Кристину, но сначала надо обезопасить ту частичку ее, что у нас еще не забрали. Тебе больно, мой мальчик, — Ольховский говорит, как отец. — Мне тоже. Преврати эту боль в оружие, которое поможет нам победить.
— У меня только появилась семья, — хриплю сдавленным горлом.
— Иди сюда, — Евгений Арсеньевич по-отечески меня обнял. — Соберись. Завтра будет тяжелый и опасный день. Люди Андрея следят за каждым нашим шагом.
— Я хочу остаться один, — поднялся, собрался уйти.
— Нельзя тебе сейчас одному, Тим, — Евгений пытается меня остановить.
— Я буду завтра, — пообещал ему и хлопнул дверью прямо перед носом.
Бросив машину у охранного агентства, пошел пешком. Спотыкаясь на каждом шагу, я все пытаюсь понять, как же так вышло. Как такое могло произойти? Я не мог ее потерять. Нет! Только не сейчас! У нас же дочка. Как она без мамы? Как я буду жить без своей Крис? В моей жизни есть только она. Всегда была лишь она. Я потерял столько времени гоняясь за пустыми амбициями и эфемерной свободой. А теперь потерял ее… Это равносильно заживо вырванному сердцу. Вот оно, еще живое, из последних сил бьется в руках Киреева истекая кровью. Он забрал ее у меня. Он вырвал мне сердце.
Не в силах идти дальше сел на обочину не обращая внимание на пролетающие мимо машины, пыль, людей. Больше ничто не имеет значение. Теперь я точно потерял все.
Вцепившись до боли пальцами в темные волосы, отчаянно кричу, захлебываясь собственным горем. Я сорвал голос, но мне плевать. До хрипов, до стонов меня оглушает этот ад. Я скулю, сворачиваясь в клубок прямо на асфальте, корчась в агонии, сходя с ума без нее.
— Вам плохо? Мужчина? — ко мне подошла какая-то женщина. Она коснулась плеча пытаясь обратить на себя внимание. Поднял на ее полные слез и боли глаза.
— Кажется, я умер, — ответил шепотом. — Без права на воскрешение.
— Я сейчас вызову скорую, — она взволнованно ищет в сумке телефон.
— Мертвецу медики не помогут, — поднимаюсь с земли. Вытираю щеки пыльными ладонями. Качаясь, будто пьяный, иду прочь стараясь вогнать в свою голову мысль о мести.
Глава 65. Тимур. Похороны
Очень плохо помню дорогу. Я бродил много часов по улицам. Пару раз останавливала полиция за внешний вид и обдолбанный взгляд. Несколько фамилий, звонков и я снова брожу, распугивая собой окружающих.
Мне больше некуда идти. У меня нет дома, нет моей Кристины, а значит, куда бы я не пошел, я не найду покоя. Это уже пройдено. Даже брак с другой не спас от той дыры, что оставило первое исчезновение Крис из моей жизни. Тогда она была жива. Я мог просто поехать, найти, увидеть, потрогать, вдохнуть ее запах. Теперь всего этого нет.
Все внутренности тянет. Мне физически больно дышать, двигаться, думать. Но я упорно иду до тех пор, пока не уперся взглядом в знакомый подъезд, куда моя женщина больше никогда не войдет. Сел на скамейку, уставился в одну точку. Надо подняться туда. Как это сделать? Как не захлебнуться в отчаянии войдя в квартиру, которая пропитана ею?!
А мне и не надо туда. Понимаю, что сейчас я просто не смогу даже подняться. Нащупал в кармане мобильник, вызвал такси. Мужик, когда подъехал, осмотрел меня с пренебрежением, которое сменилось страхом.
— Да не бухой я и не обдолбанный, — понимаю, что он сейчас просто уедет, а со следующим история повторится. — Жена умерла, — чувствую, как по щеке снова катится слеза.
Таксист довез меня до моей квартиры. Я пытался с ним расплатиться, но денег мужик не взял. Предложил помощь, я, отмахнувшись, вяло его поблагодарил и пошел к себе надеясь лишь на то, что там не будет Ники. Боюсь, тогда я еще раз овдовею за последние сутки.
Тело работает на автомате. Похороны в двенадцать. Надо принять душ. И это первое, что я делаю, роняя на пол грязные шмотки. Не чувствуя температуры воды кручу горячий кран до тех пор, пока кожу не начинает жечь. Хорошо! В кровь начинает вплескиваться адреналин, он включает голову на нужную волну.
Как только я достиг нужного состояния, вышел в гостиную. Достал из шкафа белую рубашку, черный костюм, галстук. Тоже черный.
Одеваясь, думаю лишь о Кирееве. О том, как я буду зубами рвать его глотку за жизнь своей женщины. Как я уничтожу его империю, построенную на чужих слезах и жизнях. Затягивая узел на галстуке, я клянусь сам себе, что все будет именно так.
Под пиджак легла кобура с заряженным верным другом внутри. В большом зеркале отражается ледяной расчетливый взгляд, за которым прячется агония потери, но Ольховский прав. У меня будет время горевать и оплакивать. Сейчас я должен взять себя в руки и отомстить за нее.
Новое такси. Дорога по пробкам. И вот мы остановились у кладбища, где уже стоят знакомые тачки. Ольховский с костяком своей команды, Арчи с холодным, сосредоточенным взглядом.
Вышел из машины. Не спешу подходить к мужчинам. Смотрю по сторонам. Изучаю местность. Наши парни расположились в окрестностях под видом прохожих и посетителей этого страшного места.
— Плохо спрятали Сашку, — подошел к Евгению Арсеньевичу, но руку ему не пожал. — Я засек его за три минуты.
— Сейчас поправим, — кивает Ольховский. — Ты просто схему расположения знаешь.
— Уверен, они тоже, — иду вперед, задевая Арчи плечом.
— Тим! — кричит друг мне в спину.
— Не трогай его, — слышу, как осаждает Медведя Ольховский.
Правильно говорит. Не надо меня трогать. Я пришел сюда попрощаться со своей женщиной, похоронить вместе с ней свое сердце и с холодным разумом закончить эту негласную войну.
Услышал гул голосов за спиной. Оглянулся и грудную клетку сдавило тисками. Я не могу сделать вдох глядя, как наши парни несут мимо меня черный глянцевый гроб с закрытой крышкой.
— Ч-ч-ч, — меня поймал Арчи. Оказывается, я начал падать.
— Нормально, — кивнул ему беря себя в руки. — Я нормально.
Пошел вслед за процессией слушая рваный ритм собственного сердца.
Заасфальтированная дорожка смазалась перед глазами. Я поднял взгляд и уставился на темный проем в земле. Мы остановились. Люди вокруг говорят какие-то громкие слова. На черный ящик кладут бордовые розы. Они сейчас так похожи на капли крови.
