что всё будет гладко, и он выйдет сухим из воды, но что теперь глаз с него не спущу – обещаю. С ним всё будет в порядке.
– Я верю тебе. А если ещё дашь мне номер Феликса, так и вовсе сочту, что ты идеальный мужчина.
Его пальцы впиваются мне в ягодицы, причиняя боль, и я громко вскрикиваю.
– Феликс, да? Совсем не жалко парня? Я ведь скоро на месяц улечу в Австрию, и ему ох, как несладко придётся под моим руководством.
Динар проводит языком по моей шее и ведёт влажную дорожку вверх, а затем его губы впиваются в мои. Он целует глубоко, прижимает меня к себе так тесно, что становится трудно дышать.
– Такая ты красивая, малышка, – хрипло произносит, пока я ёрзаю на его эрекции, мечтая, чтобы он оказался сейчас внутри. – И такая нетерпеливая. Хочешь, чтобы взял тебя, да? – В его глазах чёрное пламя.
– Хочу. Постоянно тебя хочу.
Я вцепляюсь в его плечи, когда он приподнимает мои бёдра и возится с ремнём. Задирает мою юбку высоко к груди и, отодвинув полоску белья, опускает меня на себя.
Изо рта вырывается протяжный стон. Это так хорошо, что я не хочу себя сдерживать. Я и подумать не могла, что можно испытывать такое сильное влечение к человеку. Жадно вбиваюсь в него, желая получить своё. Динар лишь слегка поддерживает руками мои бёдра и позволяет всё делать самой.
– Наташа, я сейчас кончу, – говорит он, но до моего помутнённого сознания эти слова пробираются слишком поздно.
Эмоции захлёстывают разум, я чувствую, как Динар приходит к финишу одновременно со мной, и истерично дёргаюсь в его руках.
– Только не говори, что…
– Я не успел. – Он убито прикрывает глаза, дышит часто и поверхностно.
Волна наслаждения тут же сходит на нет, и я замираю. Но сама виновата – он ведь предупреждал. Мне нужно было звонить не Каримовой, а гинекологу, чтобы записаться на приём. И хотя бы изредка использовать защиту.
– Маленькая, ты как?
– У меня опасные дни. На днях я запишусь к гинекологу. Пусть подберёт контрацептивы, чтобы… – Прикусываю губу и качаю головой. – Нам нужно в аптеку.
– Ты ненасытная, маленькая, знала об этом? Но это только моя вина. Не смог обломать тебе кайф, хотя должен был.
Я поправляю одежду и возвращаюсь на место, Динар приводит себя в порядок, а я только сейчас осознаю, что нужно быть осторожнее, иначе получу «вознаграждение» за своё распутство, и вот тогда Макс точно прикончит нас обоих.
Динар молча наблюдает за тем, как я проливаю на себя кофе за завтраком, потом едва не разбиваю тарелку, когда загружаю всё в посудомоечную машину, и подходит сзади. Обнимает меня и целует в макушку.
– Кажется, кто-то нервничает? – чуть насмешливо интересуется он.
– Очень сильно.
Всё утро меня потряхивает от предстоящей встречи с Максимом.
– Напрасно. Самое страшное позади. Иди, одевайся. Буду ждать тебя в машине.
Всю дорогу я молчу и смотрю в окно. Динар с кем-то разговаривает по телефону. Мы останавливаемся у высоких железных ворот, и он поворачивает голову в мою сторону.
– Знаешь, в чём отличие между человеком и животным? – задаёт неожиданный вопрос.
Я непонимающе на него смотрю. В голове царит хаос. Столько раз представляла этот день, а сейчас внутри полный раздрай. Калейдоскоп эмоций и чувств. И я не могу собрать себя в кучу.
– В чём? – спрашиваю, понимая, что Динар хочет меня отвлечь.
– Человеком зачастую руководит страх, а животными – преданность. Я нашёл Аширу и её мать на пробежке. Услышал, как кто-то скулит. Остановился и заметил покалеченную суку с приплодом. Позже выяснил, что хозяин издевался над собакой. Но она от него не уходила. Хозяин же. Кормит. Не даёт сдохнуть. А на самой места живого не было. Подонок выкинул её со щенком на улицу полуживую. Она терпела и не уходила. Потому что преданная. У людей же всё иначе. Ими руководит страх. Они не могут ни на что решиться, испытывая именно это чувство. Сколько женщин живут в неблагополучных семьях, как та сука, но уйти не могут, потому что им страшно.
– Зачем ты мне это говоришь?
– Чтобы ты выбрала себе достойного мужчину и не боялась уйти, если вдруг поймёшь, что ошиблась. Страха в тебе нет, а преданности много.
– Ты относишь себя к числу недостойных людей, которые причиняют женщине боль?
– Нет, с принципами у меня всё в порядке, я не какой-нибудь моральный урод. Но с годами мой цинизм прогрессирует и чувства других людей стали мне безразличны. Как и то, что я могу причинять им боль.
– Что ты пытаешься этим сказать?
Динар тепло улыбается, заметив, как я меняюсь в лице.
– Я пытаюсь сказать, что мой цинизм на тебя не распространяется. До сих пор помню твой испуганный взгляд, когда ты спрашивала у меня, что будет с Максом. Тогда я не смог сказать тебе правду, хотя знал об исходе этого столкновения с людьми Ворошилова. Будь на твоём месте другой человек, я бы ничего не приукрашивал.
– Думаешь, что я когда-нибудь смогу в тебе разочароваться? Посчитаю твои поступки плохими и не смогу с этим смириться?
– Не исключаю такой возможности. Мне уже много годиков – подстраиваться под чьи-то ожидания тяжело, даже испытывая сильное влечение и страсть. Если почувствуешь, что мои или чьи-то поступки идут вразрез с твоими принципами, смело уходи. Без страха, без сожаления и мыслей о том, что это предательство.
– Мне и так страшно. Я не знаю, кого сейчас увижу и как сильно изменился Макс, а ещё твои слова… Если ты пытался меня таким образом отвлечь и подбодрить, то у тебя ничего не получилось.
– Получилось. Ты уже не трясёшься, как лист на ветру. Макс не изменился, Наташа. Он не хотел ваших встреч, чтобы ты приходила к нему в тюрьму, и в своё время мне пришлось сыграть не самую лучшую роль в этой ситуации. Я прекрасно понимаю, почему ты на меня обижалась. Так вот, это был не цинизм, а желание оградить тебя от плохого. Со временем ты научишься отличать эти вещи.
Кажется, до меня доходит, что он пытается сказать, но от этого разговора становится лишь тяжелее в груди.
– Ты много куришь, – делаю я замечание, когда Динар тянется к сигаретам.
– Тебе не нравится?
– Мне в тебе всё нравится. И особенно, когда ты не бреешься и целуешь спину и ягодицы…
Он усмехается и кладёт руку на моё колено. Ведёт ладонью вверх и
