Наши взгляды скрещиваются. Его – весь такой сложный, не поддающийся описанию. Мой… Полный облегчения. Все же носить все это в себе было ой как непросто.
– Да-да. Аккурат восемь недель назад.
Ответом мне служит поток отборной затейливой ругани. Прямо заслушаться. Ну, а чего я хотела?
– Ты не парься, Рустам. Я ж не малолетка безмозглая. Сама со всем разберусь.
– Да что ты? – поднимает голову и как-то так недобро сощуривается, что я теряюсь. Благо от необходимости отвечать прямо сейчас меня избавляет возвращение доктора.
– Извините, но у меня ведь прием. Начнем?
– Да, конечно.
Батя, спав с лица, дергается к выходу.
– Оставайтесь, папочка. У нас это не запрещено, – останавливает его Нина Сергеевна, осторожно погружая в меня датчик. И вот не знаю, как там Рустам, а у меня от этого ее «папочка» на коже выступают мурашки и как-то отходят на второй план вопросы, что папочкой может быть вовсе не он. Так странно все, что с нами сейчас происходит, настолько интимно…
– Так-так, ну что? В полости матки визуализируется одно плодное яйцо, а в нем один эмбрион.
Мой доктор еще много чего говорит, но для меня все это так, белый шум. Запинаюсь лишь на ее «в пределах нормы» и «все хорошо». А еще кивках Бати, которыми он сопровождает каждое такое замечание. Вроде как ну да. Иначе ведь и быть не могло. Так самоуверенно – на первый взгляд. Если не заглядывать в его глаза глубже. Туда, где что-то такое, от чего все внутри начинает болезненно ныть.
– Сердечко.
Тудудух!
– Почему так быстро? – цедит Рустам, до того плотно сжимая челюсти, что вообще непонятно, как звуки умудряются прорваться сквозь зубы.
– Потому что клетки ребенка делятся гораздо активнее, чем ваши. Им требуется в несколько раз больше кислорода и питания.
В ответ на пояснение врача Батя в очередной раз отрывисто кивает. Дергает воротничок и отворачивается к окну.
– Сделать для вас запись?
– Да, конечно. Уже все? Я тебя подожду на улице.
Удивленно гляжу в стремительно удаляющуюся широкую спину Рустама.
– Расчувствовался папочка, – улыбается Нина Сергеевна. И мне, наверное, не мешало бы возразить, но я только молча гляжу на захлопнувшуюся с тихим щелчком дверь.
ГЛАВА 23
ГЛАВА 23
Я несусь вперед, будто за мной черти гонятся. Останавливаюсь на крыльце, жадно хватаю прохладный воздух и складываюсь пополам. Так отдышаться легче.
– Эй, Бать… Ты че? Ты че, Батя? Врачи что-то сказали, да? Так ты не кипишуй, мы ее вылечим. Сча что угодно лечат. Только бабло давай…
Опираясь ладонями о колени, вскидываю башку. А Вася продолжает с обеспокоенной рожей о чем-то трещать. Да так быстро строчит, что вообще не вдупляю, о чем он.
– Нормально все с ней.
– Да?
– Да. Беременная просто. – Глаза Васи расширяются. Я хмыкаю. Ну да, ну да. Где мы с Васьком, а где та жизнь, в которой бабы и дети. – Сигарету дай, – командую. Вася споро нащупывает пачку в многочисленных карманах жилетки. Чиркает зажигалкой.
– И че думаешь? Он хоть твой?
Зыркаю на кореша сквозь пелену дыма, спрятав сигу по-зоновски, в кулаке. Не то чтобы я с ним делился, что на Свету запал, нет. Но Васька ведь не дурак. Просек все по моей роже, когда нас чуть на тот свет не отправили. А кто б на его месте не просек? Над чужой бабой, до которой тебе самому нет дела, так не трясутся. А я, блядь, над Светой трясся.
– Есть такая возможность.
– И? – Васек падает рядом и тоже подкуривает. – Че думаешь делать?
– Пока не решил.
– А Дэнчик?
– А что он?
– Не боишься, что херни наделает из-за ревности?
– Ты за бабки, что ли, переживаешь? – кошусь на Васька.
– Бля, Бать, – качает тот головой. – Ну, ты-то еще какого хрена?
– Тогда что? – злюсь. Как там говорил Дэнчик? Развиваю эмоциональный интеллект, мать его.
– Да ничего! Понять хочу. Ты теперь ее заберешь? Как с малым договариваться будешь? А если мелкий – его?
Хороший вопрос. Ведь, скорее всего, его, да. По теории вероятности. А если нет? Откидываюсь затылком на кирпичную стенку. Несколько раз от души прикладываюсь. Жмурюсь, потому что даже сквозь сизый дым картинка мира становится уж слишком яркой для моих привыкших к серости глаз. И внутри такое, что рука невольно к груди тянется в безуспешной попытке разогнать развернувшуюся боль под ребрами. Чувствую себя космонавтом, высадившимся без скафандра в открытый космос.
– Не знаю. Свете с ребенком будет лучше под ним. Безопаснее.
– И ты вот так от своего дитенка откажешься?
Докуриваю в две глубоких затяжки и давлюсь дымом, потому что из-за двери показывается Света. Подрываюсь. Шагаю к ней. Хера с два я откажусь…
– Все нормально?
– Да.
– Едем.
– Куда? – теряется девочка. – Я же на колесах, – и кивает, главное, на свою убогую развалюху. Почему мы еще не купили ей нормальную тачку? Ту, которая не сложится пополам, если вдруг какой-то придурок въедет ей в бок? Зря… Ой, зря я об этом подумал! От одной только мысли, что с ней что-то может случиться, меня бросает в холодный пот, и сердце прыгает к горлу.
– Вася отгонит. Поехали, – сиплю, глядя на Свету из-под насупленных бровей. О-хо-хо, Рустам Данилович! Что ж тебя так пробрало-то?
На какой-то миг кажется, что Света по-бабьи взбрыкнет. Пошлет меня куда подальше с моими предложениями. Точней, с командами, ведь я, кажется, совсем разучился разговаривать по-людски. Но она только пожимает плечами и послушно плетется к Секвойе.
– Я что, теперь буду мальчиком на побегушках при твоей бабе? – нудит Вася.
– Будешь, если потребуется.
Обхожу капот. Сажусь за руль. Догоняет запоздалая мысль, что мне следовало открыть перед ней дверь. Все же женщина. К тому же беременная. Но я в зоне не только говорить разучился, но и ухаживать. Да и умел ли я хоть когда-то – ухаживать? Не помню, чтобы тем бабам, с которыми я раньше терся, это было надо. Света совсем другая.
Поворачиваюсь. Облизываю взглядом ее профиль. Щечку нежную, гладкую, как антоновка. Губы, острую грудь. И понимаю, что мне вообще похер, чей у нее в животе ребенок. Это ж вот вообще ничего не изменит в моем отношении к ней. И в этом контексте важно лишь то, что у меня теперь вроде как есть полное право быть с нею рядом. А как, и на каких условиях – мы решим. Просто надо все просчитать, пораскинув мозгами, как лучше. Чтобы нигде Светку не засветить. И уж, конечно, чтобы не засветить малого. Потому что если баба – это уязвимость, то ребенок… Короче, семьи у меня быть не может. Я не кривил душой, когда сказал Ваське, что очень рад присутствию Дениса в нашей жизни. Что бы там Светка не думала, малой на ней зациклился основательно. И меня это устраивает на все сто. Потому как он не только отличное прикрытие, но и страховка, что с моей женщиной все будет в порядке, если до меня доберутся. Пусть я и не собираюсь это кому-нибудь позволять. Береженного бог бережет, как говорится.
А еще Дэн отличный парень, к которому я за годы, проведенные в зоне, прикипел, как к сыну.
Выезжаю на дорогу и набираю Дэнчика.
– Привет, Бать. Что-то срочное?
– Ага. Домой подгребай.
Телефоны у нас защищенные, но я все равно параною и потому не вдаюсь в детали. К тому же о таком говорить нужно при личной встрече. Кошусь на помрачневшую, всю сжавшуюся в пружину Свету.
– Понял. Дай мне полчаса.
Вот за что я люблю Дениса, так это за то, что он сходу, не задавая глупых вопросов, может верно оценить ситуацию. Отбиваю звонок. Зверски хочется курить. Но это же может быть вредно для мелкого.
– А меня ты не мог спросить? – шипит Светка.
– О чем?
– Хочу ли я разговора с Дэном?
– А какой смысл его оттягивать? Нам нужно все решить, пока у тебя живот на нос не полез, – незаметно облизываю ее животик голодным взглядом. – Ребенок ведь все меняет.
– Да ты просто Капитан Очевидность! Знать бы еще, чей он.
