пить какао с маршмэллоу. Это выглядел так по-детски – несмотря на все претензии Гульнары на то, что она уже взрослая – что Марат едва сдержал улыбку.
Он смотрел на дочь, а Гульнара демонстративно не смотрела на отца, делая вид, что питье какао и вылавливание из него зефиринок – очень увлекательное занятие.
Гульнару пока трудно назвать хорошенькой. У нее как раз заканчивается возраст, когда девочка должна превратиться из гусенички в бабочку. К огромной девичьей радости и не без значительной суммы предпринятых усилий у Гульнары практически ушел весь лишний вес, исчезла детская пухлость. Уже очистилась кожа. Еще чуть-чуть, буквально год – и она станет красивой девушкой. А Марат получит огромную головную боль.
Впрочем, для него его дочь – всегда самая красивая. И сейчас, и раньше, и будет. Интересно, а кто родится у него и Миланы? Ему почему-то казалось – или уже хотелось – чтобы это была девочка. Еще одна дочь. Девочка, похожая на Милану, которую он будет сильно-сильно любить. Интересно, что скажет Гульнара, если он прямо сейчас ей сообщит, что меньше чем через год у нее родится сестренка? Ну, или, братик? Детям надо будет обязательно сказать заранее. И Танзиле тоже, и не через детей, а самому. Но не сейчас. Сначала надо все уладить с матерью этого будущего ребенка.
– Па-а-ап… – Марат вздрогнул. Он успел глубоко задуматься, а, между тем, Гульнара допила какао и решила предпринять еще одну попытку. – Ну пожа-а-алуйста…
Марат протянул руку и коснулся длинных густых волос дочери. Именно они были предметом ее просьбы.
– У тебя такие красивые волосы, – он аккуратно пропустил между пальцев пряди. – Я не понимаю, зачем их нужно стричь. И уже тем более – красить. Они такие красивые.
– Папа!
Марат вздохнул.
– Ответ прежний – нет. Давай лучше закажем пиццу.
– Ты пещерный человек, папа! – воскликнула дочь.
– В этом определении вы с Рустамом трогательно единодушны.
Гульнара снова надулась. Она уже год вынашивала идею постричь волосы короче и покрасить. Танзиля перевела вопрос на Марата – и правильно сделала. И вот теперь он уже год держит осаду против дочери. Если с идеей состричь немного длины Марат со временем смирился – но не больше десяти сантиметров! – то против покраски возражал категорически. И, уже тем более, в сиреневый цвет.
– Во сколько вы завтра уезжаете, напомни?
– У нас поезд в тринадцать тридцать.
– Я, к сожалению, не смогу вас проводить.
– Ой, папа… – Гульнара снова закатила глаза и впилась зубами в кусок пиццы. – Мы прекрасно доберемся сами.
У Танзили тяжело заболела родная тетка, и Зиля очень переживала по этому поводу. Марат даже предлагал бывшей жене, чтобы он забрал на время Гульнару к себе, тогда сама Зиля смогла бы уехать к тете на две или три недели – помочь, поддержать, поухаживать. Правда, Марат не представлял, как Рустам и Гульнара будут снова уживаться под одной крышей, но, возможно, свою положительную роль могло бы сыграть то, что прошло время, дети соскучились друг по другу и повзрослели. Рустам повзрослел точно.
Но буквально три дня назад школа, в которой училась Гульнара, объявила карантин в связи с высокой заболеваемостью ОРВИ, детей перевели на дистанционное обучение – пока, предварительно, на неделю, а, вероятнее всего, – на две, и Танзиля с Маратом приняли решение, что Зиля с дочкой уедут к тете Танзили. Гульнаре, в конце концов, все равно, откуда заниматься перед ноутбуком.
Они уезжали поездом, потому что Гульнара очень плохо переносила самолеты, а Танзиля перелетов просто-напросто боялась. Ну и что там, в самом деле, поезд идет полутора суток, послезавтра они будут на месте.
– Гуля, пожалуйста, не расстраивай маму, ей сейчас трудно, она очень переживает из-за тети Патимат. Помогай ей. И обязательно пиши мне, как дела.
Гульнара вздохнула, но все же кивнула.
– Конечно, папа.
***
В первый момент Марат даже испугался. У Артура было такое белое лицо, перекошенный рот и абсолютно безумные глаза, что в первую очередь подумалось о плохом. Но потом вдруг перекошенный рот сложился в слегка безумную и набок, но все же улыбку – и Марат все мгновенно понял. Он широко улыбнулся и протянул Артуру руку для пожатия.
– Поздравляю! Когда? Сегодня?
Артур не ограничился рукопожатием, резко подался вперед – и двое мужчин крепко обнялись.
Марат как-то некстати подумал в это время, что такое объятье, хотя и выглядит странно, все же имеет какое-то смысл. Да, Артур его босс и работодатель. Но еще Артур же – в каком-то смысле и родственник Марату. Как называется брат жены? Шурин, кажется. Ох, как же Марат умудрился в такую сложную композицию попасть?
Но за Артура было все равно ужасно радостно.
– Как назвали? – спросил Марат, когда мужчины все же разжали руки.
– Планировали Анной. Как нашу мать, – Артур шумно выдохнул, резко ударил себя ладонями по щекам. А потом посмотрел на Марата все еще немного ошалевшим взглядом. – Скажи, Марат… Вот у тебя двое детей. Это… это всегда так?
Марат не удержался от мягкой улыбки.
– Всегда. К этому нельзя привыкнуть. Или подготовиться. Ты уже видел дочку?
Артур покачал головой.
– Нет. Мне вот буквально только что позвонили. Врач. Что родилась и что все в порядке – и со Светой, и с дочкой. Я… – он растерянно взъерошил затылок. – Я сейчас поеду. Марат, что надо привезти? Ну что ты улыбаешься?! Ты-то опытный отец!
– Ничего не надо. Им сейчас, кроме тебя, никто не нужен.
– Да. Все, я поехал.
– Артур! – вопрос Марата застал Артура Балашова уже у двери. – Милана знает?
– Нет, – как-то удивленно отозвался Артур. – Я скажу ей. Ты… получается, ты самый первый узнал.
– Ты езжай. Я сам Милане скажу.
– Хорошо.
***
Это просто отличный повод составить разговор. Перейти, так сказать, с одного ребенка на другого. Сегодня прекрасный день. В мир пришел новый человек. У Миланы родилась племянница. Она должна быть в благосклонном настроении, и они смогут поговорить. И договориться. Марат был в этом уверен.
Он шел по направлению к кабинету Миланы и чувствовал, как нарастает волнение. Оказывается, за истекшую неделю паузы, во время которой он старательно избегал встреч с Миланой, Марат успел по ней дико соскучиться. Соскучиться по матери своего ребенка.
***
– Милана Антоновна у себя?
– Да.
