– Я больше не пью.
Михаил хмыкает:
– Если в алкогольную завязку ты уходишь так же, как в сексуальную, то это гиблое дело.
– В смысле? – я с подозрением смотрю на самоубийцу.
– Ну вчера ты мне говорила, что объявила целибат, и сняла трусы…
Блядь.
Нет слов. Давненько я не хлебала такого позора.
И все из-за чего? Трех коктейлей! Или пяти… Но это не точно.
В норме, я могу выпить больше. Если не мешать текилу ни с чем.
Ладно, надо валить из этой синей избы. Работушку никто не отменял, а приводить себя в форму я буду долго. Капец, конечно. Так ведь можно и заслужить кличку «Баклажан», потому что вечно синяя.
В то, что я практически не пью, Михаил не поверит ни за что.
Я выползаю из кровати, обмотавшись одеялом, которое оказалось единственным, и тем самым обнажаю Юдина, не озаботившимся бельем. И кое-что приветливо покачивается, предлагая вернуться в постель.
– Вот скажи мне, – спрашиваю я. – Ты извращенец? Зачем ты лег без трусов со мной в кровать? Почему мы вообще в одной кровати? Я помню милый диванчик в гостиной.
– Во-первых, ты никак не могла угомониться в поползновениях к моему телу…
– А ты, конечно, не такой? – хмыкаю я.
– А во-вторых, я почти уговорился…
– Скотина! – дотягиваюсь и бью его подушкой. – И как только совести хватило остановиться?
– Не хватило, – признается ржущий Юдин. – Просто ты отрубилась. Поза была пикантная, но это уже некрофилия.
– Ты точно извращуга! Это ж надо позариться на бухую в драбадан!
– Ты была такая милая… И на все согласная.
Оу май гад! Кстати. Точно гад!
– Где у тебя аспирин, Михаил Батькович?
– На кухне, на столе приготовил. Радуйся, синя девица.
Тьфу.
Я бреду в указанном направлении, по пути собирая детали своего гардероба.
М-да. Я явно вчера была в ударе.
Шипучий аспиринчик приятно кисленький и ненадолго возвращает меня в мир живых.
Стоп. А как я вообще здесь оказалась?
С этим вопросом я возвращаюсь к Юдину, уже частично одевшись и чувствуя себя более уверенно. Трусы – это дело такое. Почти как доспехи.
– Юдин? Юдин, не спи.
– За что мне все это?
– За все. Не спи, Юдин. Почему я здесь?
– О! Это отдельная история, дорогая!
Глава 47
У меня не то чтобы дурное предчувствие...
Кажется, Юдин видел меня во всей красе, но узнавать отдельную историю страшновато.
Однако, необходимо.
– Я, что, влезла к тебе по пожарной лестнице?
– Если бы, – вздыхает Михаил. – Это было бы не так… шумно.
У меня все холодеет внутри.
– Так. Не тяни интригу. Выкладывай!
– Я уверен, что ты не хочешь знать, – посмеивается Юдин.
– Давай, – мрачно говорю я. – Добивай. Я удавлюсь, если ты будешь надо мной ржать, а я не буду знать из-за чего. И я больше, чем уверена, что ты все равно мне расскажешь, только в самый неподходящий момент. Колись.
Вздохнув, Михаил свешивается с постели, долго там шарит, а потом, достав искомое, вручает мне…
– Что это? – я таращусь во все глаза на два предмета, которые даже в моем больном воображении никак не могут быть связаны со мной.
– Это твоя добыча, – Юдин ржет в голосину.
Я разглядываю горн и, мать его, рог.
Рог, Карл!
– Ты давай завязывай с полем чудес. В моем слове шесть букв, и в нем не хватает только начального «пи».
– Ты реально не помнишь? Зато мои соседи тебя запомнили навсегда!
– Вызывай пояснительную бригаду, – хмуро требую я.
Михаил начинает рассказывать, но срывается на подлый хохот, явно вспоминая пикантные моменты.
После всего, что я узнала о своем поведении вчера, и после того, как мне вручили горн и гребаный рог, я терпеливо сижу со спокойствием старого китайца у реки и жду.
Проржавшись, Юдин наконец выдавливает из себя историю моего грандиозного появления на пороге его квартиры.
– Это было эпично, – он вытирает выступившие от смеха слезы. – Я даже сначала не понял, что происходит. Это, пожалуй, одно из сильнейших потрясений в моей жизни за последнее время.
С помощью моих понуканий и местами пинков Юдин рассказывает следующее.
В районе половины первого он, как обычно, закончил работать с документами, налил себе чая и собрался перебраться в спальню, когда раздался странный, резкий и очень громкий звук. Михаил как раз проходил мимо прихожей и качественно облился кипятком.
Матернувшись, он отправился устранять казус, а звук между тем не прекращался. Больше всего он напомнил Юдину клаксон допотопного автомобиля.
Пока Мишенька утирался от чая, на лестничной клетке захлопали двери, послышались возмущенные голоса, а звук меж тем не затыкался.
Юдин оправдывался передо мной, что он не из тех, кто ходит разбираться, кто и где шумит, сказал, его подкосило банальное любопытство.
В глазок было непонятно, чего ругаются все люди на пролете, и он открыл дверь.
В этом месте Михаил ржет еще минут пять.
Посреди возмущенных соседей в центре возвышался огромный небритый мужик, за руку которого цеплялась в умат пьяная Алсу, не забывающая поправлять давно отсутствующую укладку.
А на плече у него копилкой кверху свисала я.
Юдин меня по заднице опознал и сдуру ляпнул: «Госпожа дизайнер оформилась».
Мрачный тип, встрепенувшись, сказал: «Слава богу! Мужик, теперь это твоя проблема». Он стащил меня на землю и, придерживая за шкирку, вручил охреневшему от такого счастья Юдину.
– Ты выглядела сногсшибательно! – давится Михаил. – У тебя подмышкой был рог, в руке горн, на шее сумочка из которой торчал хачапури. Идеальная женщина! Сразу с едой и тарой под выпивку.
– Откуда я взяла хачапури? – это самое умное, что мне приходит в голову спросить.
Я бы ни в жизнь не поверила, что все, что рассказывает Юдин, правда, если бы передо мной сейчас не лежали и горн, и рог, из которого принято пить в ресторанах кавказской кухни. Не хватает только того самого проклятого хачапури для полной картины.
– Я не знаю, где ты его взяла, ты что-то лепетала про грузинскую свадьбу, но я могу сказать тебе, где он сейчас.
– И где?
– Все там же в сумочке! Я побоялся его вытаскивать, мне все казалось с той стороны зубами уцепился какой-нибудь грузин.
Очень хочется побить Юдина.
Ну очень!
Не знаю, за что. Ну хоть за что-нибудь.
Чем больше смотрю на глумливую мордень, тем сильнее хочется треснуть! И Алсу прикопать где-нибудь по-тихому, чтобы мой позор умер вместе со мной.
– Ты сказала, что рог – это твой трофей, добытый в честном бою, и ты принесла его мне, потому что я брошенный невестой безрогий козел, но милый. Поэтому ты добыла мне рога!
– На мой скромный вопрос, почему один, ты ответила, что я капец жадный и нудный. И шанс стать единорогом в твоем стойле я упустил. Я немного запутался в причинно-следственных связях, но тут ты начала раздеваться. Дальше ты знаешь.
– Юдин, ты понимаешь, что теперь я просто обязана тебя убить? Те, кто знают так много, долго не живут, – говорю я, остро жалея, что не могу провалиться сквозь землю.
– Я дал тебе аспирин. Уймись, одалиска!
Ну собственно, да. Он не выставил меня из дома и не вызвал полицию.
Это плюс.
Однако, он все запомнил.
Это минус.
С другой стороны, ну и что? Кому он расскажет? Маме? Мама помнит меня после моего выпускного. На работе? Так я, считай, уволилась. Кстати.
– Спасибо за э… гостеприимство, – пытаюсь я откланяться. – Мне пора домой, чтоб не опоздать на работу.
– Тебя подвезти, убогая?
– Нет, я сама, – открещиваюсь я.
Пешком я, конечно, в таком состоянии шкандыбать буду долго, так что, где там мой телефон, я сейчас вызову такси.
А в телефоне меня уже ждет сообщение от драгоценного начальства, чтоб его приподняло да расплющило.
«Марина, по поводу нашего последнего разговора… Юдин отказывается подписывать акт, если заканчивать работу будешь не ты».
