– Подкидыш, ты с нами?
– Я ей даже Анальгин не могу дать. А у неё температура. Народными средствами я не рискнула воспользоваться.
С благодарностью смотрю на неё слезящимися глазами: народных методов с меня хватит.
Катя помогает мне обуться и накинуть пальто. Дядя приобнимает меня покрепче, потому что идти я могу, но у меня слегка кружится голова, и меня ведёт в сторону. Как старушку, он буксирует меня к машине. Дорога до дома проходит, как в тумане.
Очухиваюсь уже у себя, лежащей на диване в гостиной. Под толстым одеялом я всё ещё одета, но, что радует, без пальто и ботинок, хотя все равно взмокла. Рядом на журнальном столике стоит графин с морсом, который придавливает длинную записку. В ней и ба, и дядя Гера не поленились написать мне ценные указания, читая которые, я отчётливо понимаю, что меня считают сферической дурой в вакууме.
Ну отвыкла я болеть, что ж так изгаляться-то!
За окном уже светлеет, стало быть, скоро восемь, но я, пожалуй, ещё не посплю. И даже в спальню не пойду. Тут, в старом диване, есть удобная просиженная ямка, куда можно технично сложить грудь, и становится совсем хорошо.
Тянусь к морсу, наливаю и, вздрогнув от неожиданности, тут же обливаюсь розовой ягодной жижей. Тьфу! Это мобильник, поставленный на беззвучку, жужжит и елозит по стеклянной поверхности стола.
Кряхтя, подцепляю его. Хм, незнакомый номер.
– Алло, – сиплю я. Ого, вот это у меня голосок.
– Эля? – растерянно вопрошают на том конце. Ничего удивительно, в этом перепившем грузине я и сама бы себя не признала.
– Да, кто это? – на особую вежливость у меня сейчас сил нет.
– Это Карина Смолина. Я рано, наверное…
– Всё нормально, – хриплю, припомнив хрупкую и загадочную невесту Лютаева. – Говорите.
– Хотела уточнить, когда будут готовые снимки детей? Меня родители уже замучили. Мне бы им сроки назвать.
Прикидываю, что детей было не так уж много. Да и на домашнем карантине, который мне прописали родственники, мне все равно делать будет нечего.
– Карина, я немного не в форме…
Тут до меня доходит, как это звучит вкупе с моим голосом, и исправляюсь:
– Я заболела. Думаю, через пару дней можно будет забрать.
– Ой, – волнуется Карина. – Извините за беспокойство! Поправляйтесь, пожалуйста! Конечно, мы подождём!
Какая все-таки милая девочка.
Раз уж меня разбудили, хочу набрать Марка, спохватываюсь, что в Москве ещё совсем рано. Повалявшись, опять проваливаю сон.
Когда в обед меня будит ба, первая мысль: «Это какой-то кошмар! Сколько ж можно спать?»
А вторая мысль: «Это еще что?»
Я пялюсь на огромную корзину с фруктами, стоящую на журнальном столике там, где должно быть пятно от морса.
– Это дядя Гера озаботился гуманитарной помощью? – недоверчиво спрашиваю я бабушку, которая читает в кресле газету.
– Нет, курьер принес. Это и еще доставку еды из ресторана, – оскорбленно фыркает она. – Я сначала подумала, что это от Марка…
Я качаю головой. Жених не в курсе моего бедственного положения, зато знает, что у меня есть ба, и от голода я точно не помру. Только один человек считает меня безрукой поварихой, но он обещал больше не появляться в моей жизни.
– … но увидела из окна сомнительную машину, – продолжает Роза Моисеевна.
– Сомнительную? – не понимаю я. Машины бывают сомнительными?
– Еще какую, я за биноклем сходила даже. Большая черная тачка, как вы ее называете, джипяра. Почти час торчала под окнами, изредка покурить выходил громила. Морда такая наглая. Глаза б мои не видели! Жеребчик! – ворчит ба подозрительно одобрительным тоном.
Морда наглая. Сердечко мое дурное ёкает.
Глава 44. Предгрозовое
Утро среды начинается с осознания, что симптомов простуды больше нет.
Вчера ба, хлопоча вокруг меня, заставляет меня многом задуматься.
Брезгливо убирая доставленную еду в холодильник и подсовываем мне бульончики, она выводит меня на разговор.
– Ба, да нормальная это еда. Хороший ресторан, и видишь – всё лёгкое, диетическое.
Роза Моисеевна ревниво следит за тем, как я возюкаю ложкой в её витаминном супчике. По моим ощущениям, у него привкус, как у снадобья бабушки Раевского. Что они туда кладут?
Строго говоря, есть не тянет, но и оставаться наедине со своими мыслями мне тоже не хочется.
– Ба, а ты мужа любила? – спрашиваю я.
Она зыркает на меня, но, помолчав, отвечает:
– Обоих.
– Как же ты смогла уйти от первого? – поражаюсь я. – Разве возможно выбрать? Или одного ты тогда уже разлюбила?
Бабушкина рука тянется к шкафчику, но тут Роза Моисеевна вспоминает, что я в доме «травы» не держу, и чертыхается.
– Одна была бы, может, и не решилась бы уйти, но детям нужен отец. Пусть не родной, но настоящий, – туманно отвечает она, и я понимаю, что откровений по поводу деда Александра я опять не услышу.
Ба качает головой своим каким-то мыслям, и бриллиантовые серёжки в ее ушах лукавого посверкивают. С детства люблю на них смотреть. Они у бабушки самые любимые.
– Он подарил, – перехватив мой взгляд, усмехается ба печально, но как-то светло.
И я принимаю, что лучше не бередить старые раны.
– С чего вопрос? сомнения берут?
– Да, – киваю. – Но я слышала перед свадьбой - это нормально.
– Как сказать. Счастливые да влюблённые не больно-то рассуждают. А вот ты постоянно лоб морщишь.
– Виноватой себя чувствую, – признаюсь я.
– Не казнись, – пожимает ба плечами. – Сделанного не воротишь. Отпусти, как отпустила его.
Бабушка уже ушла, а я все мусолю в голове ее слова. Простые, но такие мудрые.
И, хорошенько всё взвесив, обещаю себе, что больше такого никогда не повторится. Даже разрешаю себе поплакать.
Жальче всего было прощаться с теми сильными эмоциями, которые вызывает во мне Олег, даже с негативными, они словно раскрашивают мою жизнь. Это так приятно – чувствовать себя живой.
А наплакавшись, я себя простила.
И вот сейчас, потягиваясь на диване, прихожу к мысли, что хочу в душ, хочу кофе и ограбить холодильник на всё, что в нём найду.
Ба заглядывает в гостиную.
– Совсем другое дело, – отмечает она мою улыбку. – Так и знала, что это у тебя было нервное. Там Марк звонил. Я сказала, что будить не стану. Ты сама потом перезвонишь.
– Ага, – стекаю я своего лет лежбища. – Но сначала завтрак и душ. Ну то есть, наоборот.
Ба испаряется звенеть посудой на кухне.
Как хорошо, что она у меня есть!
За завтраком вырисовывается план дня: я быстро раскидываю готовые проекты по заказчикам, и после этого морально готова отправиться за платьем.
– А сдюжишь? – недоверчиво щурится Роза Моисеевна.
– Начнём с «Паруса», – прикинув, предлагаю я. – Большая часть свадебных салонов всё равно в этом ТЦ, так что посмотрим много в одном месте, и мотаться не придётся.
Ба принимает моё решение, сокрушаясь, что Фаечка сегодня никак не может, чем вызывает у меня прилив, хорошего настроения.
Конечно, обычно невеста выбирает платье вместе с подругами или хотя бы с мамой, но моя мать канет в неизвестность ещё на подступах к «Парусу» где-то в районе краеведческого музея. А звать с собой Катю – мне кажется сейчас не самой удачной идеей. Даже, если она спокойно переживает разрыв с Красновым, думаю, свадебные финтифлюшки будут её нехило триггерить.
Ба же как-то упоминала, что ей самой ни разу не довелось надеть нормальное свадебное платье. Полагаю, именно поэтому она так страстно рвется в салон, так ба воплощает свои женские мечты, сначала за мамин счет, теперь вот вместе со мной. Что ж, не самый плохой компаньон. Главное, что у неё есть вкус и чувства юмора.
Звоню Марку, чтобы порадовать его тем, что всё-таки приступаю к подготовке, но абонент не абонент.
Мне уже откровенно не по себе, что наше с ним общение так кардинально сократилось. Но ещё больше мне не нравится, что меня это вроде как не беспокоит. То есть я волнуюсь, но потому что знаю, что должна волноваться.
