— Это не правда! — настойчиво повторила Линнет. Она не знала, что ему еще сказать, чтобы только убедить его в своей невиновности. — Что я должна сделать, чтобы вы поверили мне?
— Поверить вам? — У него даже сел голос от необычайной силы презрения. — Я верил, что вам нравится Косима. Я поверил, что вам нравилось жить у нас и нравились наши люди. Я всегда уважал англичан за их чувство порядочности. Боже ты мой, я только теперь понял, как ошибался!
Он пожал плечами, как бы подводя итог тягостному разговору:
— Теперь я никогда не поверю ничему, что вы мне соблагоизволите заявить, Линнет!
Она беспомощно смотрела на него. Его лицо было похоже на страшную, злобную маску. Его рот — она раньше видела его нежным, желанным, ироничным — теперь сжался в резкую узкую щель. Она поняла: что бы она ни сказала ему и ни сделала, она никогда не убедит его в том, что невиновна! Ее почти невинный обман вызвал чудовищную непоправимую реакцию. И здесь ничего нельзя было поделать!
Она выпрямилась, высоко подняла голову, решив, что если он окончательно счел ее виновной, ей не следует больше унижаться или пытаться как-то защищать себя.
— Вы, наверное, хотите, чтобы я покинула ваш дом? — спокойно спросила она его.
— Нет, совсем напротив, — резко ответил он ей. — Как мне кажется, вас больше всего бы устроило как можно скорее отбыть туда, откуда вы прибыли, после вашего разоблачения. Вам не удастся так легко избавиться от того, что вы наделали.
Он помолчал, резко с неожиданной грубостью захлопнув крышку музыкальной шкатулки.
— Я уже осторожно подготовил Косиму, что к Рождеству вы покинете наш дом. Мне кажется, что ваш долг по отношению ко мне… и, что более важно, по отношению к ребенку… Вам придется выполнить ваши обязательства. Поэтому вы останетесь здесь, Линнет, до тех пор пока я не разрешу вам покинуть мой дом. Я должен добавить, что я жду не дождусь, возможно, как и вы, этого момента.
С этими словами он повернулся у ней спиной., давая понять, что разговор окончен. Но Линнет не могла пошевелиться. Ее разум, сердце и тело все еще переживали этот страшный шок — как он мог разговаривать с ней подобным образом, счесть, что она способна быть такой двоедушной! Услышать такие слова от любимого человека, знать, что он так презирает ее!.. Она чувствовала полную пустоту и горе.
После того, как закончилась мучительно длинная пауза, он повернулся и холодно посмотрел на нее, удивленный, что она все еще здесь. Он был раздражен, что она смеет продолжать мешать ему.
— Вам что, больше нечего делать? — раздраженно проговорил он. — Сейчас же убирайтесь отсюда, Линнет. Будет лучше, если вы постараетесь не попадаться мне на глаза!
В те дни, которые последовали за скандалом, Линнет поняла: нет ничего хуже, чем когда тебе не доверяют, подозревают в неблаговидных поступках, просто не выносят — и все это исходит от того человека, ради которого она бы с радостью прошлась по горящим углям!
Макс держался от нее в стороне еще до того дня, когда он обнаружил фотографии. В обществе остальных членов семьи он оставался весьма вежливым с Линнет. Иногда Линнет ощущала на себе его взгляд. Он был задумчивым и настороженным. Ей так хотелось преодолеть барьеры, возведенные им между ними, и убедить его, что он ошибается в своих подозрениях.
Но сделать это было невозможно. Он был так настроен против нее, что Линнет понимала: она ни в чем не сможет его переубедить. Она почти не видела Макса, а появлялся он всегда в присутствии кого-то из родственников или слуг. Он также объявил, что поскольку у него масса работы, никто не должен входить в его кабинет.
— Мне никогда подобная вещь не приходила в голову! — невольно заявила Дина. — Я всегда с уважением относилась к его личному покою и занятиям и никогда не прерывала его, когда он был занят. Я не могу понять, что с ним происходит в последнее время!
Но я пыталась проникнуть в его личный кабинет, подумала Линнет, сгорая от стыда и смущения. Его приказание касалось именно ее, чтобы она не посмела прийти к нему и не пробовала убедить его в своей невиновности. Он не желал слушать ее, не хотел ее видеть, кроме как по необходимости. Раньше она не могла себе представить, что кто-то может быть так тверд, после того как пришел к какому-то решению.
Однажды днем, когда воздух был холодным и свежим, но не было постоянного тумана, осаждавшего город, по мере того, как осень уверенно продвигалась по направлению к зиме, Линнет была в закрытом дворике вместе с Кэсси, которая играла в мяч, радуясь тому, что, наконец, оказалась на свежем воздухе после нескольких дней, проведенных в помещении.
Она с удовольствием наблюдала за маленькой девочкой, думая о том, как она выросла за это лето. Она будет высокой, как Макс, уже сейчас это было заметно.
— Чао, бамбино, — неожиданное появление Макса заставило Линнет застыть, а Кэсси бросилась к нему. Потом она приостановилась, вспомнив, что уже почти взрослая девочка.
— Папа, ты не должен меня так называть, — сказала она ему недовольно, — я уже не малышка — я большая девочка и скоро пойду в школу!
Она вернулась к прерванному занятию. Линнет заметали, что Макс продолжает смотреть на нее. Она не стала отводить глаза.
— Она уже созрела для школы, — спокойно заметила она. — Ей будет полезно общение с другими детьми.
— Я не спрашивал вашего мнения, мне оно не требуется, — сказал он тихо, чтобы его не услышала Кэсси. Тон был настолько холодным и неприязненным, что сердце у Линнет замерло. — Вы находитесь здесь только потому, что моя дочь доверяет вам. Если бы я хотя бы на минуту заподозрил, что вы предали ее доверие, вы бы покинули это место давным-давно!
— Я никогда не причиняла вреда Кэсси, — возмущенно ответила ему Линнет. Он задумчиво посмотрел на нее.
— Я вам верю, — сдался он, но его взгляд продолжал оставаться таким же холодным. — Я также надеюсь, когда моя дочь пойдет в школу, — добавил он, она будет называться прекрасным именем Косима — а не какой-то кличкой, которую сделала из него моя покойная жена.
— Всех детей называют уменьшительными именами, когда они маленькие, сказала Линнет. Даже сейчас рефлекс, заставлявший ее защищать Джоанну, сразу же сработал.
— Некоторые из них глупые и даже обидные, — насмешливо ответил он. — Моя жена время от времени с насмешкой упоминала о маленькой «мышке», так назойливо следовавшей за ней повсюду! Я думаю, что это были вы?! Вам никогда не хотелось возразить против такого эпитета?
Линнет зарделась и боль медленно затопила все ее существо. Джоанна считала ее надоедливой, а ее детское восхищение — смешным, правда? Он с жестоким удовольствием поведал ей об этом сейчас, зная, как ей будет обидно! К счастью, он не понимал, что самую большую боль ей нанесло его желание унизить и обидеть ее, продемонстрировав отвращение и недовольство ею. К тому же она все равно любила его.
