Джордж спросил:
— Ты уже проснулась?
— Да.
— Думаю, нам пора собираться. Ты и так пробыла на солнце слишком долго.
Селина села и потянулась.
— Я спала.
— Знаю.
— Это все твое восхитительное вино.
— Пожалуй, причина действительно в нем.
Они пошли на веслах к Каса Барко; лодка словно облако плыла по воде цвета павлиньих перьев, а тень следовала за ней по заросшему водорослями дну. Все еще было жарко и очень тихо; казалось, в целом мире остались только они вдвоем. Кожу Селины слегка покалывало, она будто бы стала слишком тугой, как кожица у перезрелого фрукта, готовая вот-вот лопнуть, однако это ощущение не было неприятным — просто еще одно впечатление от их незабываемого дня. Она поставила пустую корзину между колен и сказала:
— Отличный был пикник. Лучший в моей жизни, — и уже ждала от Джорджа едкого замечания по поводу Фринтона, но, к ее приятному удивлению, он ничего не ответил, только улыбнулся, как будто ему понравилось тоже.
Они подошли к причалу, Джордж вылез из лодки и пришвартовал ее двойным узлом; Селина передала ему их пожитки, а потом тоже вылезла на причал: ее босым ногам он казался раскаленным. Они пересекли стапеля и начали подниматься по лесенке на террасу. Джордж шел спереди, поэтому Селина за его спиной услышала голос Фрэнсис Донген еще до того, как увидела ее.
— Так-так! Смотрите, кто идет!
На секунду Джордж будто окаменел. Потом, словно ничего не случилось, шагнул вверх на террасу.
— Привет, Фрэнсис, — поздоровался он.
Селина, чуть помедлив, последовала за ним. Фрэнсис полулежала в старом тростниковом стуле, водрузив ноги на стол. На ней была рубашка в сине-белую клетку, завязанная узлом на дочерна загорелом животе, и куцые белые брючки в обтяжку. Туфли она скинула на пол; ее ноги, лежавшие на столе, тоже были загорелые и весьма пыльные, с ярко-красным лаком на ногтях. Она не сделала попытки сесть или подняться со стула, а просто лежала в той же позе, не шевелясь, ладонями касаясь пола, и буравила Джорджа глазами из-под густой шапки коротких светлых волос.
— Сюрприз! — Она заглянула ему через плечо и увидела Селину. — Привет-привет!
Селина слабо улыбнулась.
— Здравствуйте.
Джордж опустил корзину на землю.
— Что ты здесь делаешь?
— Ну, в Сан-Антонио было до того жарко, и людно, и шумно, вот я и решила смыться на пару деньков.
— Ты останешься тут?
— Рудольфо сказал, он найдет для меня комнату.
— Ты виделась с Рудольфо?
— Да, зашла выпить по дороге сюда.
Злобно прищурившись, Фрэнсис глядела на Джорджа; она понимала, что он чувствует себя не в своей тарелке, потому что не знает, что именно ей успел рассказать Рудольфо.
Джордж присел на краешек стола.
— Рудольфо сказал тебе, что Селина остановилась у меня?
— О да, конечно, сказал. — Она улыбнулась Селине. — Знаете, это самая большая неожиданность, с какой мне приходилось сталкиваться. Джордж, ты меня представишь?
— Извини. Селина, это миссис Донген…
— Фрэнсис, — быстро поправила та.
— А это Селина Брюс.
Селина двинулась вперед, протягивая руку и готовясь сказать «здравствуйте, как вы поживаете», однако Фрэнсис проигнорировала ее робкий жест.
— Значит, вы приехали погостить?
— Видите ли, я…
— Джордж, ты и не говорил мне, что у тебя есть дочь.
— Она не моя дочь, — произнес Джордж.
Изумленная Фрэнсис попыталась переварить эту новость. Потом сняла ноги со стола и приняла сидячее положение.
— Ты хочешь сказать…
— Подожди минутку. Селина…
Она обернулась и посмотрела на него; Джордж понял, что Селина смущена и расстроена, и еще, пожалуй, слегка задета. Он сказал:
— Ты не против, если мы с Фрэнсис поговорим наедине? Всего пару минут.
— Нет. Нет, конечно.
Она попыталась улыбнуться, демонстрируя, что ей нет до них дела, и бросила на террасе вещи, которые несла в руках — свое полотенце и испанскую грамматику, — словно хотела облегчить себе бегство.
— Пять минут, не больше.
— Я пойду назад, к лодке. Там прохладнее.
— Хорошо, давай.
Она бегом бросилась вниз по ступенькам и сразу же скрылась из виду. Через мгновение Жемчужина, сидевшая на ограждении террасы, поднялась, потянулась, легонько спрыгнула вниз и последовала за ней. Джордж повернулся назад к Фрэнсис.
— Она не моя дочь, — повторил он.
— Кто же, черт подери, она такая?
— Она приехала из Лондона без предупреждения и разыскала меня, потому что думала, будто я ее отец.
— И почему она так решила?
— Потому что увидела мою фотографию на обложке книги.
— То есть ты похож на ее отца?
— Да, похож. Собственно, он был моим дальним родственником, но это не имеет отношения к делу. Он умер. Много лет назад. Погиб на войне.
— Не думала же она, что он мог воскреснуть?
— По-моему, когда чего-то очень сильно хочешь, поверишь даже в чудо.
— Рудольфо сказал, что она на самом деле твоя дочь.
— Понимаю. Слух прошел по деревне и ради нее я не стал его опровергать. Она здесь уже два дня.
— Живет тут — с тобой? Ты что, совсем выжил из ума?
— Ей пришлось остаться. Авиакомпания потеряла ее багаж, а обратный билет украли в аэропорту.
— Почему ты не сказал мне о ней вчера?
— Потому что это не твое дело. — Это прозвучало более грубо, чем он рассчитывал. — Слушай, прости, но по сути так и есть.
— И что скажут твои друзья в Кала-Фуэрте, когда узнают, что она тебе не дочь? Узнают, что ты их обманывал…
— Я все объясню, когда она уедет.
— А когда она уедет?
— Когда получит деньги из Лондона. Мы уже задолжали Рудольфо шестьсот песет, кроме того, ей надо купить обратный билет, а мои деньги задерживаются в Барселоне…
— Ты хочешь сказать, все дело в деньгах?!
Джордж молча уставился на нее.
— Это единственное, что держит ее здесь? Единственная причина, по которой ты не можешь прямо сейчас отослать ее домой?
— Причина, согласись, довольно веская.
— Но, бога ради, почему ты не обратился ко мне?
Джордж раскрыл было рот, чтобы объяснить, почему, но потом захлопнул его. Фрэнсис продолжала допрос:
— Она хочет остаться здесь? Ты хочешь, чтобы она осталась?
— Нет, само собой, нет. Она ждет не дождется, чтобы уехать назад, а мне не терпится избавиться от нее. Но в целом ситуация совершенно безобидная.
— Безобидная? Это самое наивное, что я когда-либо от тебя слышала! Ну да, ситуация настолько же безобидна, как ящик с динамитом!
Он ничего не ответил, только сгорбил плечи и так сжал ладони, лежавшие на краю стола, что костяшки пальцев побелели. Фрэнсис, демонстрируя сочувствие, положила на них свою руку, и он не отстранился. Она сказала:
