– Мама, дорогая, почему ты не подождала?
В первое мгновение могло показаться, что миссис Пейсон хочет оказать упорное сопротивление. Она даже по-детски выдернула свою руку. Но как ни сильна была ее воля, ее немощное тело протестовало еще сильнее. Лотти почти внесла ее на руках в «электричку». Миссис Пейсон забилась в угол, сморщенная, желтая, как воск. Но лицо ее сохраняло решительное и непримиримое выражение. Автомобиль катился по вымытым дождем улицам. Лотти украдкой поглядывала на мать. Глаза миссис Пейсон были закрыты и, казалось, глубоко ввалились в орбиты.
– Ах, мама… – Голос Лотти прервался; слезы, горячие слезы обиды и раскаяния, покатились по ее щекам. – Зачем ты это сделала? Ведь ты знала… знала…
Миссис Пейсон открыла глаза.
– Ты сказала, что для тебя сестра прислуги Беллы важнее меня, не так ли?
– Но ведь ты знала, что я не…
Она остановилась. Лотти не могла сказать, что не думала этого. Но она не могла объяснить матери, что в желании помочь Жаннете был протест против постоянного подавления ее воли. Мать все равно не поняла бы ее. Но в глубине души Лотти, несмотря на все ее смущение и растерянность, росло и крепло осознание собственного «я».
Она вспомнила о Жаннет, новом члене семейства, водворенном ею на третий этаж их дома. При мысли о необходимости объявить эту новость матери Лотти почувствовала дикое желание расхохотаться. Эта задача была слишком тяжела, слишком безнадежна для того, чтобы отнестись к ней серьезно. За нее надо было либо взяться с уверенной улыбкой, либо заранее обречь себя на позорное поражение. Лотти собралась с духом и решила открыть бой. Она твердо сказала себе, что если Жаннета уйдет, то она уйдет вместе с ней.
– Я привезла к нам Жаннету.
– Кого?
– Жаннету – сестру Гесси. Помнишь, ту девушку, у которой были неприятности со своей семьей.
– К нам! Для чего?
– Она… она очень славная девушка… и умница. Ей некуда было деваться, а у нас… у нас так много места.
– Ты, вероятно, с ума сошла!
– Неужели, мамочка, ты ее выбросишь на улицу в дождь и бурю, как бывает в мелодрамах?
Миссис Пейсон с минуту помолчала.
– Умеет она что-нибудь делать по хозяйству? Белла постоянно говорит, что ее Гесси – сущий клад. Гульду я не могу больше переносить. Расшвыривает в неделю больше, чем мы съедаем. Не понимаю, что они делают с провизией, эти служанки! Если раньше уходил фунт масла, то за последнюю неделю ушло пять, а я едва прикасаюсь…
– Жаннета не хочет работать по дому. Она хочет поступить на конторские курсы.
– Что ж, если в твоем распоряжении есть школа, то…
Но на этот раз она не выдвинула дальнейших возражений. Войдя в дом и стаскивая с матери мокрую одежду, Лотти умоляла ее лечь в постель.
Она была поражена, что мать согласилась. Миссис Пейсон непрестанно повторяла: «Если я среди дня ложусь в постель, то знайте, что я заболела». И едва она взобралась на свою огромную старомодную кровать темного ореха и легла под одеяла со стоном, как начался кашель. Час спустя послали за доктором. Острый припадок ревматизма, определил он. Лотти яростно, беспощадно ругала себя.
– К четырем часам я встану, – сказала миссис Пейсон. – Валяться в кровати я не желаю. Белла достаточно занимается этим – хватит на всю семью!
В четыре она сказала:
– Я встану вовремя, чтобы поспеть к обеду… А где эта девушка? Где та девица, что, гм… судьба которой столь заботила тебя? Хочу посмотреть на нее.
Она лежала целую неделю. Лотти осыпала себя упреками.
Никто не мог бы сказать в точности, когда и как случилось, что Жаннета стала необходимым членом пейсоновского дома. А уж миссис Пейсон и вовсе не могла обойтись без нее, Дружба между ними была дружбой льва и мышонка. Для нее миссис Пейсон была не грозной повелительницей, чье слово было законом, а воля – гранитной скалой, но брюзгливой, потешной и довольно беспокойной старушенцией, которая к тому же обычно оказывалась неправой. Жаннета к ней очень привязалась, но совсем не принимала всерьез. У Жаннеты были золотые руки, как у ловкого и сильного мужчины. А мужчины как раз и недоставало в этом хозяйстве. Она умела справиться с упрямой шторой, вставить на место выскочившую пружину в старинном кресле, вбить гвоздь, приколотить полочку, заправить мышеловку.
В самом начале не обошлось, разумеется, без стычек с миссис Пейсон. Причиной послужила всегдашняя придирчивость старой дамы и ее привычка делать замечания. Жаннета немедленно взбунтовалась.
– Пожалуй, придется мне сегодня от вас съехать, – заявила она. – Наймусь опять на фабрику.
– Почему?
– Не могу, чтобы давали мне комнату и еду даром. Я всегда платила за все.
И она принялась укладывать скудные пожитки в своей каморке на третьем этаже, рядом с комнатой Гульды. Тогда устроили совещание. Было решено, что Жаннета будет помогать по хозяйству: мыть с Гульдой посуду, выбивать матрацы и, пожалуй, чистить серебро. Чистка серебра была одним из «пунктиков» миссис Пейсон. Мысль почистить серебро тут же появилась в ее уме, стоило только ей увидеть, что Гульда в данный момент сидит без дела. Гульда целыми милями вязала грубые и безвкусные кружева и фестончики, предназначенные для обшивки ночных сорочек, корсетов и наволочек. Когда к ней приставали с расспросами, она ссылалась на некоего Оскара, плававшего по волнам океана. Сидя в редкие минуты досуга в своей чистенькой кухне, она вечно трудилась над рукоделием. В таких случаях миссис Пейсон начинала хлопать дверью, то входя, то выходя из кухни.
– Полюбуйтесь, опять сидит без дела! Петельки свои нанизывает!
– Успокойся, мама! – возражала Лотти. – Она закончила всю свою работу. Кухня прямо блестит. Сегодня она прибрала все комнаты. А обед варить еще рано.
– Ну тогда пусть чистит серебро.
Жаннета обедала с Гульдой на кухне и в первую же неделю покончила с кормежкой впопыхах на краешке кухонного стола. Она разыскала в подвале ветхий столик, укрепила его шаткие ножки, выкрасила белой краской и водворила на кухне под окном. В одном из ящиков буфетной она нашла вылинявшую чайную скатерть в японском стиле и покрыла ею столик. Появились приличные ножи, вилки и ложки. Жаннета оказалась приветливой, добродушной, услужливой девушкой. Гульда не могла не радоваться, что обрела подругу в этом унылом доме. Она показала ей свой сонник, без которого ни одна служанка-шведка не может жить, и очень подробно теперь рассказывала ей свои сны.
Время от девяти часов до четырех Жаннета проводила на курсах. Она отправлялась в город в изящном, перешитом для нее костюме Чарли и в матросской шляпе с приподнятым с одной стороны краем, что придавало ее лицу весьма пикантное выражение. Молодые люди ее не особенно занимали. Быть может, в этом была виновата печальная история с автомобильной прогулкой. Лотти предлагала ей пригласить кого-либо из кавалеров к себе, но Жаннета не спешила воспользоваться этим предложением. В один прекрасный день, вскоре после своего поселения на Прери-авеню, она обратила внимание на электромобиль. Лотти только что возвратилась из деловой поездки с миссис Пейсон. Жаннета остановила ее.
