— Сейчас самое время поспать. Это вам поможет, — сказал врач.
— Я не хочу спать.
Врач присел на край кровати.
— Все люди совершают ошибки.
— Вы это называете ошибкой? Тосты спалить, дать кофе убежать — это ошибка. А я такое натворила!..
— Даже самый хороший человек может совершить трагическую ошибку.
— Но не такую страшную! — Слезы, застилавшие глаза, закапали с ресниц Сьюзен. Каждое биение сердца напоминало ей, что она отняла у своего маленького сынишки жизнь. — Я так его любила, — рыдая, бормотала Сьюзен, — любила больше всего на свете…
В своем горе она не заметила, как приоткрылась дверь и на пороге безмолвно застыл Бен. Не слышала Сьюзен и того, как он бесшумно вышел, притворив за собой дверь.
— И все-таки, — мягко сказал врач, заставляя Сьюзен снова откинуться на подушки, — теперь вам просто необходимо отдохнуть. А о будущем поговорим завтра.
Когда Сьюзен проснулась, шторы были отдернуты, впуская в комнату солнечный свет и благодатное тепло. Голова у нее была тяжелая, тело слушалось плохо, но ей все же как-то удалось выкарабкаться из постели и добраться до ванной.
В зеркале она увидела свое отражение. Белое как мел лицо, запавшие глаза, обведенные темными кругами, бесцветные, сжатые губы. Краше в гроб кладут, подумала Сьюзен. Внезапно перед ее мысленным взором встало видение: Джимми, плавающий в воде личиком вниз с распростертыми ручонками. Ноги у Сьюзен подогнулись, она рухнула на колени и дико закричала.
Почти тут же появилась женщина в черном. Госпожа Асади, машинально отметила Сьюзен. Мать Бена решительно взяла ее под руку и отвела назад в постель. Что-то бормоча под нос по-персидски, она протянула невестке чашку чаю.
— Пейте.
Сьюзен дрожащими руками взяла обжигающе горячую чашку.
— Бен? — прошептала она. — Где Бен?
— Уехал, — холодно отозвалась госпожа Асади.
— Куда?
Пожилая женщина накрыла Сьюзен пуховым одеялом.
— По делам.
Все ясно. Дела. Вечно одни дела.
— Но куда именно?
— В Иорданию. Что-то связанное с коммерцией.
Коммерция. Вечно эта коммерция. Контракты, доходы, прибыль. Глаза Сьюзен наполнились слезами. Оказывается, для других еще существуют какие-то краски в жизни, в то время как для нее все давно уже стало серым. Она поняла, что ей просто необходимо увидеться с Беном, ведь он единственный человек, которому она может довериться. И которого любит по-настоящему.
— Когда он вернется?
— Не знаю.
— Можно мне получить телефон его офиса?
— В офисе его все равно нет, — отрезала женщина в черном. — Я ведь вам уже сказала. А теперь отдыхайте, иначе я расскажу Бену, как несносно вы себя вели. — С этими словами госпожа Асади покинула спальню.
«Несносная». То же самое говорил ее дядя. «Эта несносная девчонка». Но так ли уж несносна она на самом деле? Что плохого в том, что ей, как любому нормальному человеку, хочется любви?
Сьюзен закрыла глаза, но сон не приходил. Воспоминания навалились на нее с новой силой, время словно повернуло вспять. Как она могла отвернуться от Джимми хоть на минуту? Как могла забыть о нем?
Она ведь была хорошей матерью, по крайней мере, изо всех сил старалась ею быть. Она никогда не оставляла сынишку в мокрых пеленках. Никуда не отлучалась, когда он спал. Не оставляла его слишком долго на солнце.
До того дня. До того страшного дня.
В течение всех этих лет она постоянно ощущала тяжесть его тельца, когда вытащила сыночка из ванночки. Она тогда выбежала с ним на улицу, отчаянно крича: «Господи, кто-нибудь, помогите! Помогите моему ребенку! Помогите ему»!
Вернувшись с похорон, она вдребезги разбила фотокамеру, уничтожила все принадлежности для проявления пленок и печати. Она била по камере молотком, кроша ее в мелкую пыль, раздирала на мелкие кусочки фотографии.
Уничтожая свою работу, она кричала, рыдала, билась, как в агонии. Ее крики привлекли внимание соседей, которые, забеспокоившись, вызвали полицию и «скорую помощь». Тогда-то Сьюзен и вкололи успокоительное, а потом отвезли в больницу. Все утверждали, что она бредила, но это был вовсе не бред. Она оплакивала сынишку, обещая ему, что никогда его не забудет и никогда больше не станет фотографировать.
Свою клятву она сдержала…
Госпожа Асади жила теперь в их доме. Она всем заправляла, а заодно присматривала за Сьюзен: следила, чтобы та ела и не забывала принимать витамины. Мать Бена была просто вездесущей и совершенно открыто давала понять Сьюзен, что хозяйка здесь она, а Сьюзен — лишь непрошеная гостья.
У той не было сил спорить. Она еще не пришла в себя, и главным ее занятием было до конца составить головоломку, которую представляло собой ее прошлое, как бы больно это ни было. Слишком много было у нее провалов в памяти, единая картина никак не складывалась, и все казалось каким-то бессмысленным.
Теперь, разбередив свои раны, Сьюзен не знала ни отдыха, ни покоя. Жизнь ее превратилась в сущий ад. Ей необходимо было чем-то заняться, найти себе какое-нибудь дело.
На третий день после своего страшного признания Сьюзен спустилась вниз к завтраку. Миссис Томпсон встретила ее улыбкой, но госпожа Асади решительно встала на пороге столовой, не давая Сьюзен войти.
— Врач сказал, что вы должны лежать в постели.
Сьюзен ощутила, как внутри у нее все напряглось. Ссориться со свекровью ей не хотелось, но и сидеть сложа руки, горюя о своей загубленной жизни, она тоже не собиралась. Что было, то прошло, и, как бы ни было это ужасно, Джимми уже не вернешь.
— Госпожа Асади, я глубоко ценю все, что вы делаете для меня, но, думаю, пришло время мне начать вести себя, как нормальный человек. Я могу сколько угодно прятаться в своей спальне, но это не вернет мне сына и не поможет забыть.
— Есть вещи, о которых не забывают.
Сьюзен встретила обвиняющий взгляд свекрови и внутренне содрогнулась, но решила не отступать.
— Это была ошибка, чудовищная ошибка, но мне все же надо как-то жить дальше. Я люблю Бена…
— Зато он вас не любит. Да и как он может вас любить?
Именно этого Сьюзен и боялась! На мгновение она заколебалась, но все же нашла в себе силы собраться с духом. Отступать ей некуда. Надо смотреть вперед, в свое будущее.
— Это не ваше дело, — произнесла она и сама удивилась, насколько невозмутимо прозвучали эти слова, ведь внутри она вся кипела. — Это касается только вашего сына и меня.
Экономка бесшумно нырнула в кухню, а мать Бена угрожающе надвинулась на Сьюзен и обвиняющим жестом почти ткнула пальцем в ее грудь.
— Мой сын заслуживает лучшего. Он заслуживает настоящей женщины.
