Франсиско, будучи тезкой австрийского императора, не соглашался с тем, что в Триндаде подобный триумф невозможен. Просто ни в одной из газетных вырезок этот город не упоминался, а ведь он играл основную роль в становлении таланта Каэтаны.
– Бразильские газеты промолчали на этот счет. Вот что значит жить в такой большой стране! Если бы мы были размером с Бельгию, новости распространялись бы с такой же скоростью, с какой посланцы Монтесумы в Мексике доставляли свежую рыбу во дворец императора на Центральном плоскогорье в тысяче километров от побережья.
Мажико с шумом вошел в бар и прервал беседу.
– Постояльцы «Паласа» жалуются на хохот этого актера и на полное невнимание к ним в баре, – убежденно сказал он.
– Какие там постояльцы, если в баре никого нет? – изумился Франсиско. – Сегодня я не получил ни гроша чаевых.
– Не обращайте внимания на этого инквизитора. Он пришел сюда только затем, чтобы послушать нашу историю. – И Данило с явным презрением оглядел незастегнутый фрак и обтрепанные рукава рубашки Мажико.
– Это на вас никто не обращает внимания. Вот почему вы бежите от собственного одиночества.
Данило встал, качнувшись, сжал кулаки. Мажико не шелохнулся. Он не собирался вступать в драку с человеком, который нуждается в благотворительности.
– Вы не только грубиян, но еще и трус. – Рискуя упасть, Данило шагнул вперед. Франсиско, вцепившись в него, тщетно уговаривал актера сесть, а Мажико уйти из бара.
– Я порядочный человек и должен заботиться о своей репутации, – сказал Мажико, не желая спасаться бегством.
– А я кто такой? Я – нищий бродяга, и, кроме нищеты, мне терять нечего. – Опираясь на Франсиско, Данило требовал, чтобы их рассудил какой-нибудь достойный муж, стучал кулаком по столику. – Что? В вашем краю нет таких мужчин? Тогда позовем Каэтану, которая никогда не боялась мотаться по Бразилии, лицом к лицу встречая бури, пустыни и разбойников, а уж правды она не побоится и в этом дерьмовом лживом городишке.
Рывком он высвободился из объятий Франсиско и двинулся на Мажико, тот отступил. От тяжелых сапог Данило дрожал пол. Он не заметил, что в бар вошел кто-то еще.
– Как вы думаете, где вы находитесь? В бардаке или на футбольном стадионе? – Резкий голос остановил бурную сцену.
Данило силился вспомнить, где он видел печальное лицо, оказавшееся совсем близко от него.
– Полидоро! – ужаснулся Франсиско.
Тугие подтяжки Полидоро поддерживали его живот. Данило, взор которого был затуманен, помнил Полидоро более сухощавым, вспоминал, как он спускался по лестнице этой самой гостиницы усталый, но с горящими глазами. А сколько раз он стоял на страже у дверей, чтобы не пустить Каэтану в цирк! Готовому на все Веспасиано приходилось самому вытаскивать ее из номера. Полидоро орал, что эта женщина принадлежит ему, а не какому-то дяде, который, прикрываясь театром, хочет сохранить ее для себя. Пусть он воспитывал ее с детства, кормил хлебом, маниоковой кашей и дал ей начатки образования, но он не имеет права заставлять ее осуществлять его несбыточные мечты.
– Да что это за дядя, если он советует племяннице не принимать дом в Триндаде с фруктовым садом, курятником, где по утрам всегда свежие яйца, не принимать деньги в банке, на которые она могла бы купить, что ей вздумается; вместо этого он растлил дух племянницы, заставляя ее скитаться по Бразилии с осужденными на нищету бродягами в лохмотьях. Значит, он не хочет, чтобы Каэтана прожила свой век в покое, рядом с человеком, который закрыл бы ей глаза и достойно похоронил по христианскому обычаю? Хватит обманчивых мечтаний, сеу Веспасиано. Не стыдно ли вам разрушать чужую жизнь? – говорил Полидоро незадолго до бегства всей труппы.
Данило протянул руку, но фазендейро прошел мимо. От стойки лучше было видно, что делается в баре. Сцена, которую он застал, не понравилась ему: он запрещал скандалы, связанные с его именем. А вдруг кто-нибудь сядет на коня да поскачет на фазенду сообщить Додо, что соперница, по которой Полидоро вздыхал даже тогда, когда еще спал с женой, вернулась в Триндаде с целью украсть у нее мужа? Посопротивлявшись двадцать лет, актриса, мол, приехала сказать Полидоро, что принимает его предложение купить для нее дом. А уж когда она там поселится, он сможет приходить к ней хоть каждый день, дабы наверстать потерянное время. Будет попивать себе кофе с кукурузными булочками по дороге в «Палас».
– Опомнитесь. Вы слишком старые, чтобы так себя вести. А вы, Князь Данило, идите со мной. Предупредите Каэтану, что я только что пришел и что я не опоздал на двадцать лет. Это она забыла посмотреть на часы.
Данило уперся ногами в пол: хотел набраться духу и обрести чувство равновесия, украденное у него выпивкой. Но все равно идти он не мог; тогда Франсиско снова усадил его на стул. Полидоро махнул рукой в знак того, что обойдется и без актера, и пошел один по направлению к лестнице. Шел, уверенный, что Каэтана грустит, поджидая его.
Кухня была слишком мала, чтобы вместить столько гостей. Мажико отпустил повара, остальных просил потесниться: место было неподходящее для сборищ, тем более для того, чтобы дать выход всеобщему беспокойству по поводу происходившей в эти минуты встречи Полидоро и Каэтаны.
Виржилио, примостившись на скамейке, опирался локтями на мраморную раковину умывальника. Он был все в том же костюме, который теперь был помят и в пятнах от торта, съеденного на вокзале. С горя учитель грыз ногти. Ему хотелось помочиться, но он не шел в уборную из опасения, что Эрнесто займет его место. Аптекарь все время старался перехватить у него инициативу: не хотел, чтобы Виржилио первым записал в анналы встречу Полидоро и Каэтаны, главную сенсацию дня.
– Благодаря Мажико, которому мне случалось оказывать кое-какие услуги, я смогла прийти в «Палас» средь бела дня, – сказала Джоконда.
– Значит, услуги были такого рода, чтобы можно было впустить вас только с черного хода? – насмешливо спросил Виржилио, позабыв о том, как Джоконда поила его чаем в благодарность за то, что он рассказывал ей и Трем Грациям историю Бразилии со дня появления первого португальского корабля у побережья.
Джоконда кисло улыбнулась, обнажив десны, но отвечать не стала. Молчание было в пользу Мажико, ибо присутствующие могли посчитать его способным на умопомрачительные любовные подвиги. Считая нужным подтвердить эту мысль, он изобразил крайнее смущение.
Разговоры на эротические темы всегда волновали Эрнесто. Сколько раз он забывал отправиться на третий этаж с одной из Трех Граций, залюбовавшись обнаженной женской спиной на картинке в журнале. Почесывая между ног, он просил Полидоро подробнее рассказать, что тот делает, после того как сунет член куда следует.
