Марго увлекалась живописью. Ей были совсем не интересны Катины страдания по поводу цвета очередного лифчика с кружевами.
— Идем же, идем, там за углом продают картины по номерам, — все переминалась с ноги на ногу она.
В итоге Марго ушла за картинами одна, оставив Катю среди шелкового белья и пеньюаров.
Потом она вернулась, уже тогда, когда Катя стояла у кассы, оплачивая покупки, и загадочно улыбнулась.
— Я купила тебе подарок, — торжественно произнесла подруга и вручила Кате большую плоскую коробку, на которой был изображен осенний Париж. Эйфелева башня и прогуливающаяся влюбленная пара.
— Это картина?
— Не просто картина. Тебе придется ее раскрашивать самой.
— Я никогда не умела хорошо рисовать.
— Придется попотеть. Зато потом, когда она будет готова, ты повесишь ее на кухне и будешь с упоением вспоминать обо мне.
— О тебе я буду всегда вспоминать. Спасибо.
Катя не удержалась и обняла Марго.
— Идем, выпьем по чашечке кофе, а потом заглянем в супермаркет. Мне хочется что-нибудь приготовить сегодня вечером.
— Похоже, я тебя окончательно теряю, — усмехнулась подруга. Обычно Катя предпочитала заказывать готовую еду, а не создавать шедевры на кухне.
В этот вечер Катерина с упоением запекала мясо в духовке и сервировала стол для романтического ужина на двоих. В торговом центре она приобрела красивую скатерть с золотистым тиснением, набор хрустальных бокалов и свечи. В доме было прохладно, но она все равно надела новое платье из черного шелка с соблазнительно открытой спиной. Она помнила, что Ярцев говорил ей про черный шелк, который он заберет домой и заставит ее в него переодеться. Купленное платье стоило не так дорого, как то, что предоставили для съемок, но выглядело намного соблазнительнее.
Катя подумала, что если это будет романтический ужин, то старые комнатные тапочки совсем не подойдут, и вытащила из своего чемодана темно-красные лодочки на высокой шпильке
К восьми часам вечера стол был накрыт, мясо остывало в духовке, но Ярцев где-то задерживался. Время тянулось бесконечно, и Катя, совсем не зная, чем заняться, достала картину, подаренную Марго.
Захватив с собой бокал вина, она устроилась на диванчике в кухне и извлекла из коробки инструкцию и упаковку красок.
Не желая замерзать, она закуталась в плед, оставшийся на диване с прошлого вечера, и несмело принялась творить.
Выводила мазки, чуть дыша, чтобы не испортить подарок, и так увлеклась, что когда услышала шум в прихожей, чуть не выронила бокал.
— Катя! Ну, почему ты не отвечаешь на звонки? — позабыв про приветствия, возмущался с порога кухни Ярцев.
— Ой. Я забыла телефон в сумочке. Так увлеклась приготовлением ужина и картиной, что не подумала.
— Я хотел спросить, что тебе купить к ужину, — пояснил он и поставил пакет из магазина на тумбу. Затем подошел к ней и шумно поцеловал в губы. — Ты не отвечала, и мое воображение уже рисовало мне очередные картины твоего побега. Учитывая количество денег на карте, можно было предположить, что теперь ты можешь себе позволить купить билет на самолет и смыться куда угодно.
- Зачем? — она отложила картину и краски, сбросила с себя плед и поднялась ему навстречу. — Я сделала это от отчаяния. Я боялась твоего гнева. А теперь я тебя не боюсь. К чему куда-то бежать? Мое сердце все равно принадлежит только тебе. Куда бы я ни уехала, изнутри тебя не вытравить.
— Ну, прекрасно. Значит, я болею тобой не один, — он выхватил у нее бокал и отхлебнул вина. Тут же оценивающим взглядом пробежался по ее наряду, и в серых глазах мелькнуло желание.
— Отличное платье. Лифчик под него не предусмотрен? — проведя ладонью по обнаженной спине, чуть хрипло поинтересовался он.
— Нет, — облизнув губы после терпкого вина, заглянула в его внезапно потемневшие серые глаза Катя.
— Тогда не смей ходить в нем дальше кухни и нашей общей спальни.
— Я его только для тебя и купила. И романтический ужин приготовила. Сейчас достану горячее, зажгу свечи, и можем садиться за стол.
— А трусики у тебя там есть? — пропустив мимо ушей болтовню про свечи и ужин, спросил он.
— Есть. Красные, в сеточку и с маленьким бантиком…
Черт, кажется, она нашла именно то, что заводит его больше всего – черный шелк и отсутствие белья.
— А ну, иди сюда, ближе… — он нащупал пакет, достал оттуда маленькую серебристую упаковку презервативов, и с силой привлек ее к себе.
Катя ощутила, как по коже побежали предательские мурашки, и коснулась ладонями его колючих щек.
Его губы обрушились на нее горячими поцелуями.
— Я хочу их видеть… — выдохнул ей в шею он, и подтолкнул ее к кухонной тумбе.
Катя тут же ощутила прохладный камень столешницы и его горячие губы на своих плечах.
Продолжая дразнить ее поцелуями, Ярцев подхватил ткань платья, и резко задрал вверх.
— Какие красивые у тебя трусики, — гладя и сжимая руками ее бедра, пробормотал он. — Жаль, что сейчас их придется снять…
И тут же Катя ощутила, как тонкая ажурная ткань упала к ее ногам.
— Это просто возмутительно… — чувствуя, как по телу растекается горячее желание, едва слышно проговорила она.
— Поверь, без них тебе понравится намного больше… Лучше займись делом, открой коробочку.
Он всунул ей в руки упаковку презервативов, и Катя услышала, как щелкнула застежка ремня на его брюках.
Внутри все свело от желания. О, как она хотела его в себя! Проклятая обертка шелестела, никак не поддавалась, и Ярцев, накрыв Катю своим телом, укусил ее в шею.
— Ничего тебе нельзя доверить, — легко достал из коробки презерватив он.
Она усмехнулась и закрыла глаза.
Его руки уже ласкали ее обнаженную спину и мягко сжимали прикрытую шелковой тканью грудь. Губы скользили по спине, проделывали дорожку из поцелуев, опускались все ниже и ниже, пока она не издала сладкий стон и не разомкнула стройные ноги, подавшись бедрами ему навстречу. Он коснулся подушечками пальцев нежных складочек между ног, и она вмиг стала, словно мягкий воск, в его руках. Он прижимал ее к себе, пальцы двигались дальше, глубже, в дрожащую от возбуждения плоть.
Все ее тело свело сладкой истомой. Она постанывала и ерзала, с наслаждением ловя каждое прикосновение, каждую ласку, и ей хотелось, чтобы удовольствие никогда не заканчивалось.
Он прижал ее к себе крепче, нащупал маленький бугорок. Удерживая два пальца внутри, ласкал ее, то усиливая, то сбавляя ритм.
Ее дыхание участилось. На щеках появился румянец. Все тело свело сладкой дрожью. Она ерзала, сжимала пальцами столешницу и сгорала от желания.
Подстроив ее под себя, он вошел в нее. Задвигался внутри сначала мягко и нежно, постепенно вторгаясь все глубже и резче, и заставляя ее втираться ягодицами в его бедра.
Наслаждение подкралось внезапно, взорвавшись золотистыми искрами, и она охнула.
Он тут же сгреб ее в охапку, развернул к себе лицом и опалил губы крепким, горячим поцелуем.
— Кажется, мне надо выпить, — обхватывая его шею руками и подрагивая от возбуждения, которое никак не хотело отпускать, выдохнула Катя.
Ярцев нехотя отпустил ее. Взял в руки бокал, наполнил его и протянул девушке.
Его волосы были слегка растрепаны, рубашка расстегнута, и Катя, скользнув по нему взглядом, подумала, что еще ни разу не видела мужчину привлекательнее.
Все тело возбужденно горело. Ей хотелось еще. Хотелось опуститься перед ним на колени, расстегнуть обратно замок на брюках, и ласкать губами его еще не успевшую снова восстать плоть. Ей казалось, что этого всегда будет мало – Сашиных поцелуев, объятий и того наслаждения, которое он ей дарил.
— Теперь можешь достать из духовки горячее и зажечь свои свечи, — беспардонно прервав ее фантазии, он подхватил с пола ее трусики, протянул их ей и направился в ванную.
— Как скажешь, — поправляя черное шелковое платье, сказала ему в спину Катя. — Только не забудь, что мы еще не закончили. Я буду ждать твоего возвращения.
