— Я не забуду, поверь, — открывая дверь, улыбнулся он.
И она, плеснув себе в бокал вина, чтобы хоть как-то унять разгоревшееся тело, отпила глоток и зажгла свечи на столе.
Ему понравились мясо и овощи, которые она приготовила. По-крайней мере, ел он с удовольствием.
— Завтра поедешь в паспортный стол, тебе надо будет расписаться за новый загранпаспорт, — разливая в бокалы остатки вина, сказал Ярцев.
— Зачем?
— Второго ноября мы с тобой улетаем в Париж. Правда, всего на пять дней, больше не получится.
— Пять дней? — восхищенно всплеснула руками Катя. — Целых пять дней мы с тобой будем только вдвоем, и в Париже?
— Да.
— И в мой день рождения ты поднимешься со мной на самый верх Эфелевой башни, и мы выпьем там по бокалу шампанского?
— Обязательно.
— О, боже, правда? Я не верю!
Она придвинулась к нему ближе и крепко поцеловала в губы. Ее зеленые глаза сияли восторгом и предвкушением.
Ярцев сверкнул в ее сторону взглядом, и улыбнулся. Ему всегда нравился ее неподдельный восторг. Он потянул ее на себя, и вскоре она уже перебралась к нему на колени.
— Мне кажется, мы с тобой что-то не закончили перед ужином, — впиваясь жадным поцелуем ей в шею, хрипло проговорил он.
— Очень много всего, — растворяясь в его прикосновениях, отозвалась Катя.
— И кто-то не потрудился надеть трусики?
— А разве без них я тебе не нравлюсь больше?
Ярцев заглянул ей в глаза и улыбнулся.
— Я отнесу тебя в спальню. Там нам будет удобнее.
Он подхватил ее за бедра и неуклюже поднялся с ней из-за стола. Катя, смеясь, повисла у него на шее, и, не желая его отпускать, крепко обхватила его ногами.
— Не забудь захватить с собой коробочку с кухонной тумбы, — шепнула она.
— Обязательно захвачу, — пообещал он.
Глава 28.
Букет из кремовых роз и альстрометрий, упакованный в красивую бумагу, принесли ранним утром, когда Катя еще спала. Ярцев осторожно открыл дверь и забрал букет. Было очень удобно, что все заказы гостей просто добавлялись в счет, который выставлялся по окончанию пребывания.
Горячий кофе и свежие круассаны тоже вот-вот должны были доставить, и он осторожно, чтобы не разбудить Катю, положил цветы рядом с подушкой.
Гостиница, в которую они заехали накануне, не очень отличалась просторными номерами. Для Ярцева это было неудобно, но в комнате, которую заняли он и его очаровательная спутница, имелся небольшой балкончик, с которого было видно возвышающуюся вдалеке Эйфелеву башню, и восторгу Кати не было предела.
Ярцев приоткрыл узкую балконную дверь и высунулся наружу. В лицо тут же ударила промозглая сырость, и он, недолго думая, закрыл дверь обратно. День обещал быть пасмурным. Ничего не поделаешь – начало ноября. Вот если бы Катя родилась теплым летом или буйной весной, можно было бы придумать много развлечений. Но в ноябре погода очень капризна, так что, похоже, все, что им удастся за сегодня сделать – это попасть на Эйфелеву башню и пообедать в каком-нибудь Парижском ресторанчике.
Вообще, Франция настраивала на романтику даже в такую промозглую погоду. Почему-то Ярцев был уверен – Кате здесь понравится. Она так долго его боялась, начала раскрываться только сейчас, и ему казалось, нет места лучше, чем Париж для их первого совместного путешествия. Он посмотрел на нее, все еще спящую, с разметавшимися в беспорядке по подушке медными волосами, и его губы дрогнули в улыбке. Он никогда и никому ее не отдаст. Это его Катя. С ней он будет идти вперед, крепко держа ее за руку и наслаждаясь каждым мгновением. А сегодня в обед, когда они доберутся до самого верха Эйфелевой башни, он сделает ей подарок, от которого она не сможет отказаться.
Катя шевельнулась. Открыла глаза, увидела его возле окна и улыбнулась.
— Доброе утро.
— Утро в Париже, и у тебя день рождения, — он сел на край их общей постели и коснулся пальцами ее щеки.
— И на завтрак у нас с тобой будут настоящие круассаны?
— И кофе. С днем рождения.
— Спасибо.
Катя потянулась к цветам, и с нежностью прижала букет к сердцу.
— То, что ты привез меня сюда – самый лучший подарок в моей жизни, — она прильнула к его груди и потерлась о его колючую щеку.
Потом нехотя выбралась из постели, подхватила черный шелковый пеньюар и скрылась в ванной комнате.
Как раз в это время принесли заказанный Ярцевым завтрак – горячие круасаны с шоколадом, хлеб, масло и джем, и ароматный кофе. Круассаны были особенные, совсем не такие, как в России, и пахли бесподобно.
Он забрал поднос и поставил его на постель. Потом заметил стеклянную вазу в углу маленького прикроватного столика, и занялся букетом цветов.
Вскоре вернулась Катя.
— Какой аромат! — с восторгом всплеснула руками она и забралась с ногами на постель.
— Да, пахнет восхитительно, — согласился Ярцев.
Они пили кофе не спеша, растягивая удовольствие, прямо в постели.
— Сегодня ты обещал мне забраться на самый верх Эйфелевой башни, помнишь?
— Разве такое можно забыть?
Он рассмеялся и притянул ее к себе.
— Только может, прежде чем мы отправимся на прогулку, кого-то надо поздравить по-настоящему?
— Как только закончится этот бесподобный кофе, можешь приступать, — с вожделением взглянула в его сторону Катя.
И они снова провалились в свой мир, состоящий из мягкой постели и бесконечных поцелуев, всегда заканчивающихся упоительным соитием. Время перестало существовать, обоюдная страсть захватила их без остатка, и сладкую негу удалось сбросить, когда стрелки часов почти достигли полудня.
— Все! — откинув одеяло, запротестовала Катя. — Я хочу Эйфелеву башню и обед в каком-нибудь ресторанчике.
Она соскользнула с постели, подхватила свою косметичку и скрылась с ванной комнате.
Ярцев усмехнулся ее перемене настроения, и открыл маленький шкаф, в котором вечером они развесили свои вещи.
— Саш, а ты купишь мне берет? — Катя высунула голову из-за двери и улыбнулась.
— Конечно, куплю, — он уже успел надеть черный шерстяной свитер с высоким воротником и застегивал джинсы. — А себе куплю шарф, что-то здесь совсем прохладно.
— Скоро зима, — пожала плечами Катя. Быстро докрасила глаза и губы, достала из того же шкафа бордовые брюки и мягкий розовый пуловер, и вскоре была готова к прогулке.
Они вышли из гостиницы, и Катя с удовольствием взяла своего спутника под руку.
Париж был очарователен. Его прекрасные улочки с бесконечными уютными кафе и магазинчиками не могла испортить никакая погода.
На углу одной из улиц, перед самой дорогой Катя заметила небольшой магазинчик, где продавали головные уборы и шарфики, и потащила туда своего Сашу. Она выбирала берет совсем не долго. Яркий, алого цвета, он был, словно знак протеста промозглой сырости, которой их встретил Париж в ее день рождения.
- Тебе идет, — улыбнулся Ярцев. Шарф ему так и не удалось подобрать – слишком странными казались предпочтения французов в мужской моде. Катя же была очаровательна в милом алом берете, и от этого у него поднималось настроение. Ему не терпелось подарить ей подарок.
Здесь, в другой стране, он не был всемогущим и всесильным монстром, которого боялись. Он больше вообще не был монстром. С того момента, как Катя переехала в его новый дом, ему хотелось только одного – любить ее. Ярцеву казалось, что ему наконец улыбнулась удача, ведь Катя ответила взаимностью на его сильное чувство. Теперь во главе его жизни стояла она – хрупкая и нежная. Ее хотелось оберегать, защищать, и никакие деньги мира не смогли бы заменить ему наслаждения, которое дарила благодарность в ее глазах.
Наконец они добрались до Эйфелевой башни.
— Сфотографируй меня, Саша! Прямо здесь, пока мы не подошли слишком близко, и в этом берете! — возбужденно требовала она, и ее глаза горели от восторга.
И он покорно снимал свою Катюшу на телефон, потому что ему нравилось выполнять ее капризы.
