Однажды мы даже посетили специалиста, который выдал нам совет попробовать сексуальные игрушки. Отправились к другому, и тот поведал, что пережитая трагедия нанесла моему либидо непоправимый урон: сознание заблокировало центр удовольствий. Он даже провёл параллель с монашескими самоистязаниями - добровольным наказанием своего тела за человеческие грехи. Кай нашёл его рассуждения разумными, предложив мне в очередной раз попробовать психотерапию. И я в очередной раз согласилась спускать наш уже совсем неограниченный семейный бюджет на еженедельные встречи со светилом психо-науки, стоимостью триста пятьдесят долларов за один час лежания на его кушетке.
Все те годы я жила в эмоциональном вакууме. Время шло, в моей душе ничего не менялось, но наши с Каем сексуальные трения прекратились: интим стал редким, я научилась убедительно играть страсть и симулировать оргазмы, а муж делать вид, что в них верит.
Его фраза «мы будем заботиться друг о друге», сказанная в пиковый момент отчаяния, застряла в моём мозгу, сделав не только слепой и глухой, но и откровенно глупой.
Конечно, теперь мне даже смешно думать о том, как наивно было полагать, что сорокалетний здоровый и физически привлекательный мужчина станет изнурять себя воздержанием или унижать мастурбацией во имя «заботы друг о друге». Хотя тот секс, который изредка между нами случался, был морально тяжелее и воздержания, и мастурбации вместе взятых.
Неудивительно, что у него появилась женщина. Его соратница, помощница, одарённая художница, стоявшая с ним плечом к плечу у истоков создания дела всей его жизни. Она приложила руку к его успеху, к росту его личности, в то время как я зубрила очередной атлас по анатомии, или дежурила сотую ночь в клинике, или нянчила нашего общего ребёнка с синдромом Дауна.
Глава 35. Планы и реальность
Убитых словом добивают молчанием.
Уильям Шекспир.
Still Corners -The Photograph
Когда мы познакомились, Кай водил и периодически разбивал старый, но приличный на вид Бьюик. Чуть позднее все парни от шестнадцати до шестидесяти заболели вирусом «Мустанг». Завёлся и у нас один, но Кай, принёс его в жертву нашему уединению. За Мустангом следовала вереница марок и никакого постоянства, пока мой супруг не приобрёл свой Порше 918:
- Это была любовь с первого взгляда, - гордо завил тогда он.
И мне дико захотелось услышать «Как с тобой!», как в сказках, как в романах о любви, которых я не читаю, но мечтать с детства так и не разучилась.
Но он не сказал.
Это было уже после ухода Немиа, и в тот день я удивилась сама себе, что вообще всё ещё думаю о подобных вещах, чего-то желаю, что в принципе способна на это.
Наши дни. 07/06/ 2019
Дома я долго не могу найти себе места, пока из всей какофонии болезненных мыслей не выделяется одна главная: что я здесь делаю? Разве тут я сейчас должна находиться? Как, вообще, я могла уехать и оставить его там одного… или не одного? Где были мои мозги?
Мозги были на месте, проблема в том, как именно они привыкли мыслить: это Кай всегда пёкся о моих проблемах, лечил, таскал по специалистам, пробовал новые методики, и никогда ему не требовалась моя помощь. Просто такой была наша модель отношений, так распределились наши роли.
Мысль о необходимости быть рядом с мужем в больнице быстро перерождается в потребность, не дающую ни есть, ни спать, но посреди ночи в госпиталь меня никто не впустит. В три утра мне приходит мысль о том, что Кай голоден. Причём я настолько одержима этой идеей, что весь остаток ночи готовлю всё лучшее, что умею. И уже в такси, пока водитель продирается сквозь утренние Ванкуверские пробки к свалке, где теперь обитает разбитый Порше, понимаю, что Каю в его состоянии всё это разнообразие лучше не есть, и что сам он наверняка попросит только свой обезжиренный греческий йогурт. Я прошу улыбчивого индуса заехать по пути в магазин, обещаю щедрые чаевые, он соглашается. В итоге, на свалку я добираюсь к десяти утра.
Как всегда, Ванкувер находит самый подходящий момент, чтобы поливать меня дождём – изрядно промокшая, стою у потрёпанного деревянного домика, где должен обитать управляющий свалкой, и стучу в окно. Минут через пять потрескавшуюся белую дверь открывает заспанный светловолосый парень.
- Я хочу осмотреть разбитый Порше 918 - это машина моего мужа, - говорю ему.
- Да, конечно. Я вас проведу, - быстрыми движениями он протирает глаза. - Мне очень жаль, что такое несчастье случилось в Вашей семье. Как Ваш супруг?
- Жив, это главное.
Парень согласно кивает головой:
- В машине было полно личных вещей, всё здесь, у меня - по ночам, бывает, в машины лезут бомжующие наркоманы…
- Да, я понимаю. Спасибо, что осмотрели. Ноутбук мужа не нашли?
- Нет, ноутбука не было. Кейс с бумагами, мужская куртка и женский плащ, кажется, пару зонтов, и по мелочи - сейчас принесу.
Я озадачена, потому что знаю - Кай и шагу не ступал без своего компьютера.
Машина выглядит жутко. Настолько, что увидев её, я машинально зажимаю рукой рот и забываю об ожидающем меня индусе и его такси: вся передняя часть разбита, верх покорёжен - очевидно, Кай успел несколько раз перевернуться. Водительской двери нет - скорее всего, её срезали спасатели, когда вынимали моего поломанного мужа. Я зачем-то плачу, хотя знаю - никто не умер. Наверняка Кай долго будет ходить с тростью, прежде чем современная хирургия окончательно отремонтирует его ногу, если сможет, конечно, но он жив, и именно это на сегодня - мой свет.
- Мне очень жаль… - снова бормочет мой провожатый.
- Дадите мне пару минут? - прошу.
Я остаюсь наедине с бедой. Трогаю её измятый кузов, провожу ладонью по темному пятну на сиденье - оно влажное, кровь ещё не успела высохнуть. Она повсюду: на смятом потолке, руле, внутренней обивке салона. Господи, думаю, какое счастье, что спасатели и медики приехали быстро, иначе Кай умер бы от кровопотери. И шёпотом, как полоумная, благодарю этих людей за их работу, за добросовестность, за то, что поспешили помочь родному мне человеку, пока сама я развлекалась с другим.
Сейчас я себя презираю. Не помогает даже заюзанный до дыр довод «он начал это первым». Больно и стыдно за всё, что случилось, за то, что ни один из нас не остановился вовремя.
Ноутбук нахожу под сиденьем - Кай всегда прячет его именно в этом месте, чтобы наркоманы в подземке не разбили стекло. Поперёк корпуса трещина, но сам помощник моего супруга все ещё жив - как и положено вышел из спящего режима. Ввожу пароль - дата зачатия Немиа, и попадаю в святая святых - компьютер мужа. Узнаю бессменную заставку на рабочем столе, долго смотрю на неё и вдруг зависаю на мысли, что где-то в недрах этой плоской коробочки должно быть спрятано нечто очень для меня важное.
По дороге в больницу я безрезультатно проявляю скрытые папки – как и учил меня мой супруг «на всякий случай», но кроме ценнейшей информации финансового характера, касающейся нас двоих, в них ничего нет. Ни писем, ни фотографий. Правда, ищу я не слишком усердно – все мысли заняты Каем и тем, что происходит в нашей с ним жизни сейчас. Я твёрдо решила, что должна в любом случае быть с ним рядом и днём, и ночью – плохо ему или нет, ухаживать за ним – моя обязанность. Однако в приёмной реанимационного блока чужие планы не согласны с моими:
-Вам туда нельзя. Только члены семьи.
- Я его жена!
- Это просьба самого пациента.
Смысл слов медсестры доходит с трудом, потому что кажется невероятным. Внезапно мой улиточный мозг осеняет догадка:
- Понимаете, у меня со свекровью непростые отношения… очень сложные. Она меня, мягко говоря, ненавидит, но мой муж, он совершенно не...
Она качает головой:
- Мистер Керрфут просил передать Вам это, - протягивает файл с бумагами.
