И вот сейчас я наблюдала третий ее подход к взятию Эвереста.
— Интересно, а папу привлечет информация о том, что ты со своим наставником не только уроками занимаешься? — тихо произносит маленькая манипуляторша, преждевременно отойдя от меня на безопасное расстояние.
Все таинство раскрытой передо мной книги внезапно меркнет, когда я поднимаю глаза на сестру и с ужасом осознаю, что мелочь и правда что-то знает. Определенно. Но вот откуда?
— Я вас видела. — как опытный следователь кидает она сразу же, не давая мне времени очухаться. Хорошо еще лампой в глаза не светит. — Вы целовались в его машине, когда он тебя подвозил.
Ах вот почему вчера ба так загадочно мне улыбалась и про своих кавалеров юности безостановочно рассказывала…
— Мы с бабой Ритой возвращались домой из парка, но вы нас даже не заметили, — чуть обиженно информирует дальше мелочь, — Хотя я махала тебе рукой, а потом ба быстро меня увела, как только вы начали… — сестра краснеет и делает такой знак головой, который переводится как «ну ты и сама поняла». И я, кажется, краснею вместе с ней.
Меня застукала собственная сестра с бабушкой! И это меня, ненавидящую прилюдное всякое-такое!
— И баба Рита строго мне сказала, чтобы я не рассказывала об этом папе. И вот я думаю, а почему бы папулечке тоже не узнать про такие интересные вещи. Мил, вот ты…
Договорить не успевает. Мы с ней действуем синхронно. Я, вскакиваю, как пантера перед прыжком, а сестра уже уносит ноги быстрее косули, изрядно взбесившей своего преследователя.
Оказываюсь около ее двери ровно в тот момент, как слышу щелчок замка с внутренней стороны и облегченный выдох Янки. И вот зачем нам на дверях эти замочки? Абсолютно согласна с бабой Ритой — бесполезная приблуда.
Папа между тем выходит из гостиной и подозрительно смотрит на злую меня, грозно стучащую в дверь сестры с вполне определенными намерениями — слегка придушить и изрядно припугнуть тем, что уроки при излишней болтливости она будет до конца одиннадцатого класса делать сама.
— Что случилось? — спрашивает наш родитель.
— Ничего пап, — натягивая на лицо свою дежурную семейную улыбку, сообщаю я. — Играем.
— Пап, мы с Милой хотели тебе кое-что рассказать, — слышится из-за двери голос сестры. — Это кое-что очень важное, правда кнопусечка-Милюшечка? Ты сама скажешь или я?
Сначала я думаю о том, что если как следует разбежаться, то у меня вполне может получиться…Но синяки ведь никто не отменял. Нет, дурацкая затея.
Вот же юная шантажистка! Воспитала помощницу на свою голову. Мечтала, как мы будем друг другу помогать и прикрывать в случае чего, а тут…
— Рассказывай, что хочешь. — решаю я и собираюсь уже идти к себе, как внутренний замок двери мелкой снова щелкает, и выбежав из комнаты, сестра с ходу врезается в меня, крепко обнимая.
— Не сердись, пожалуйста. Я же пошутила. — смотрит на меня своими огромными глазками, и я сразу успокаиваюсь. Наклоняюсь и обнимаю в ответ. — Я ни за что тебя не выдам. — спешно шепчет в ухо мелочь.
— Так что случилось? — обеспокоенно спрашивает отец.
— Мы завтра идем на какую-то выставку современного искусства. — обреченно говорю я и вижу в глазах сестры ослепительный радостный блеск.
— Папа, пойдем тоже? — тут же вцепляется в новую жертву сестра. И жертва немедленно тушуется.
— Нет, девчонки, я лучше дома побуду, отдохну. Неделя была не из легких. А вы сходите. — и тут же покидает прихожую.
— Надо выбрать, в чем мы пойдем. — уверенно заявляет мне Янка. — Мама говорила, это показ работ только для почетных гостей, а официальное открытие только на следующей неделе.
— А нас точно пустят?
— Да, у маминого мужа сколько угодно билетов есть. — сестра деловито машет рукой и тащит меня к своему гардеробу. Обреченно вздыхаю и тащусь вслед за мелкой.
34.1
Современное искусство мне бывает сложно понять.
Да еще и художница не простая. По одному ее псевдониму видно, что особа она специфически настроенная. Не просто Марьей Акварельной Красой просит себя называть, а чудаковатой Азалеолдией.
Меня даже больше не картины ее заинтересовали, а то, в каком безумном порыве она придумала себе псевдоним, напоминающий кличку стареющего растения.
К тому же ее художества не наполняли мою душу возвышенными эмоциями, как например работы моего любимого Куинджи, а склоняли к прогрессивной меланхолии.
Пока мы неспешно двигались от одной нестандартной работы к другой, Янка перед мамой заливалась соловьем, прямо-таки восхищающимся фантазией художницы. А когда наша матерь-с-отягчающим отошла с кем-то поздороваться, сестра удостоверилась, что нас никто не может услышать и критично мне выдала, что такую нелепую мазню она и сама может создавать. И, если картины реально стоят те суммы, которые под ними указаны, то, возможно, рисование в действительности является зовом ее души, который я по неведомой причине не поощряю.
— Я лично встречаю тебя каждый раз из художки. — ответила я, останавливая симпатичную официантку и забирая у неё с подноса два стакана сока: для себя и для сестры. — Какие ещё подтверждения моего поощрения тебе нужны?
Янка снисходительно приняла из моих рук добытый для неё напиток и поморщила свой носик:
— Да, но ты против того, чтобы я после школы полностью посвятила себя искусству. — она многозначительно остановилась около очередной выдающейся картины, и я оценила ее долгий взгляд, направленный никак не на саму работу, а на ценник под ней. — А зря, — покачала головой мелочь. — Ты же хорошо считаешь, вот скажи, сколько денег заработает эта художница на всём… — мамы рядом не было, но рисковать она не стала и высказалась тактично. — Этом?
— Пей свой сок. — улыбнулась я сестре. Кажется, у нас растет предприниматель. — И пойдём к тому столику с закусками.
Но отойти мы, к нашему общему голодному сожалению, не успели. Через пару минут мамин голос приветливо произнёс за нашими спинами.
— Девочки мои, смотрите с кем я вас хочу познакомить.
Мы с сестрой натянули на лица вежливый интерес и провернулись в сторону родительницы. Рядом с ней стояла молодая девушка. Должно быть старше меня всего на пару лет. Но, в отличие от меня, она излучала ту же ауру ослепительной ухоженности, как и моя мать.
У нее от природы была удивительно красивая внешность. Из тех, которыми можно любоваться часами, и занятие тебе нисколько не надоест.
Маленькие черты лица, большие небесно-голубые глаза, пухлые губы, идеальная кожа, блестящие густые волосы. Словно самая красивая кукла в магазине однажды ожила и стала настоящей женщиной.
Одета как аристократка из знатного английского рода — скорее всего, королевского.
На нас с сестрой смотрело само совершенство, которое неведомым образом оказалось в стенах этой странной галереи.
Мне стало немного не по себе. Нет, я не завидовала ее внешности или дорогим сережкам в ушах, просто рядом с такими обеспеченными девушками, которые были со мной одного возраста и могли позволить себе практически все, я иногда чувствовала себя немного неуверенно.
А вдруг это наша внебрачная сестра?
Или дочь той гориллы, с которой сейчас живет моя кукушка-мать?
— Это наша удивительная художница. — произнесла мама. — Азалеолдия.
— Ого! — сестра не сдержала своего удивления.
Я вот тоже не ожидала, что все те тёмные мазки и странные россыпи золотой фольги дело рук похожего на ангела создания. Мне в работе привиделось больше мрачности и напряжения. Думала, автор будет с зелеными волосами и покрывающими все тело татуировками. Но, говорю же, современное искусство мне не дано понять.
— Это моя старшая дочь, Милана, а это младшая, Яна. — между тем говорила мама, обращаясь к художнице. — Девочки в восторге от твоих работ, дорогая. Как и я. Ты удивительно талантлива и так тонко передаешь на холсте свой внутренний мир. Великолепно. Бесподобно. Мы навеки твои преданные поклонницы. Правда, мои хорошие? — она уверенно взглянула на нас, не сомневаясь, что мы будем послушно кивать в ответ.
