Сам разберусь… какая разница, где я? Лучше денег мне переведи… всем кому должен — я прощаю.
Я догадываюсь, с кем говорит Борька. Ведь деньгами его может снабжать только один человек. Меня пронзает непонятный холод, словно я только что слышала голос того, с кем говорил пасынок.
— Ты с кем разговаривал? — нежно спрашиваю я, подходя к Боре. Обнимаю его сзади и целую в щеку.
— С Демьяном.
— И что он хотел?
Борька резко оборачивается, хмурится.
— К чему столько вопросов?
— Мне просто интересно, — пожимаю я плечами и вновь чмокаю Борьку в щеку. — Что приготовить на завтрак?
— Что хочешь.
Я резко встаю и иду на кухню. Но спустя несколько секунд выглядываю в столовую:
— У нас продукты заканчиваются, — капризно сообщаю я.
— Съезжу сегодня, — отвечает Боря и лезет в телефон, потому что на него в этот момент пришло сообщение.
— Я тогда список тебе напишу?
— Ага.
Ну вот, отлично.
Быстро готовлю завтрак, кормлю Борьку, заодно предлагаю поесть Юре, который привел Алешку с прогулки. А убрав за ними со стола, начинаю писать список. Причем не только продуктов, но и кучи всего хозяйственного. Отдаю бумажку Борьке, он внимательно читает все пункты, а потом спрашивает:
— Нам точно все это нужно?
— Жизненно необходимо, — киваю я. Он со мной не спорит, а идет к себе и начинает собираться.
А я ликую. Но стараюсь этого не показывать. Как бы Борьку своим поведением не насторожить.
Но когда пасынок наконец покидает дом, я вдруг начинаю нервничать. Да еще погода портится. Холодает и тучи сгущаются. Но это не заставит меня передумать.
Юра сидит в гостиной и смотрит кино.
— Что-то я замёрзла, пойду переоденусь, — сообщаю я ему. — А потом попьём чаю?
Юра кивает и я, пользуясь тем, что он в гостиной, иду к себе, переодеваюсь в удобную одежду: джинсы и футболку, на ноги надеваю единственные балетки, они новые, чуть жмут, но ничего, вся остальная обувь на каблуках. Пихаю в карман пару украшений на всякий случай, надо же как-то выбраться отсюда в город. Расплачусь, если что, драгметаллом.
С беспокойством выхожу из комнаты, но особенно беспокойней начинаю себя чувствовать, оказавшись на первом этаже. Кажется, что Юра никакого внимания на меня не обращает. Сидит, уткнувшись в экран. А я иду на кухню, достаю с полки металлическую коробку, извлекаю из нее упаковку слабительного, тут же убираю коробку обратно и включаю чайник.
Чайник кипит, заливаю водой рассыпчатый чай в двух кружках, а потом добавляю в одну порошок. Так, Крис, главное — не перепутать кружки…
В столовую выхожу с полуулыбкой на лице. Сначала выношу печеньки и конфеты, а потом кружки с чаем. Ставлю одну перед Юрой, руки, предатели, немного дрожат, но, к счастью, Юра на меня совсем не смотрит.
Сажусь на диван, не отводя взгляда от надзирателя. Юрасик пододвигает к себе кружку, берет, делает маленький глоток. Черт, ему горячо, кружку он оставляет, а я уже вся на нервах. Думаю — не мало ли я насыпала? Или, быть может, много? Дозировку на упаковке прочитать сейчас я даже не подумала, торопилась. Надеюсь, подействует. Главное, чтобы он выпил этот гребанный чай!
Проходит пять минут, и Юра пробует чай еще раз. Мешает его ложкой, умница какой, и делает глоток. Смотрю внимательно на его лицо, вроде ничего не почувствовал. У этого слабительного нет вкуса, но кто знает, оно долго пролежал в коробке…
Еще через пять минут чая моим надзирателем выпита половина. Я и сама пью, только делаю это чуть быстрей, и, допив, иду на кухню. Мою кружку, медленно, поглядывая на дверь…. твою же, вот как выйти? Где могут быть ключи? Конечно, у Юрасика, но вряд ли он мне их отдаст…
Вариант — разбить окно. Порезаться можно, конечно, да и шумно будет… а может, оно открывается? Может же быть такое?
Возвращаюсь в столовую, подхожу к окну. За ним пасмурно, уже накрапывает мелкий дождь.
— Гроза будет, — громко произношу я и внимательно изучаю окно. Есть ручка! Открывает она одну створку, но я смогу пролезть. — Состояние идиотское, пойду прилягу.
Я отхожу от окна, подмечая, что Юрасик выпил весь чай. Обычно действие у этого препарата наступает быстро. Так что я, поднявшись на второй этаж, захожу в комнату лишь за тем, чтобы взять платок. Тот самый, деталь восточного костюма. Сооружу из него этакий слинг — переноску, как делают мамочки для маленьких детей. В Алешке не больше трёх килограммов, надеюсь, ткань выдержит.
Покидаю комнату, мысленно с ней прощаясь. И чувство у меня такое, что все, в эту комнату я больше не вернусь. Хороший знак. На душе радостно… Но все так же не спокойно.
Зверь следует за мной. И он как будто чувствует что-то. Поскуливает, трётся о ноги, как кошка. Выхожу тихо в коридор и беру Алешку на руки:
— Успокойся, мой хороший, пожалуйста, — шепчу я ему, прижимая к себе, и наглаживаю его шейку. Зверь от удовольствия вытягивает мордочку, замолкает, а я дохожу до лестницы и сажусь на пол. Аккуратно выглядываю. Юра так и сидит ко мне спиной, уставившись в телевизор. Ну, ничего, подождем. А пока жду, обматываюсь платком, чтобы запихнуть потом в него Алешку.
Долгожданное начинает происходить уже через пару минут. Юра ерзает на месте, а потом сгибается, издавая странные звуки. Я замираю в ожидании, а Юра вдруг вскакивает с места и, схватившись за живот, начинает водить взглядом по помещению, а потом несётся в сторону ширмы, не замечая, кажись, ничего вокруг. Я спускаюсь, подлетаю к окну, нервно дёргаю ручку, она поддаётся, слава богу, и окно открывается. Мысленно ликую, распахиваю створку максимально широко. Аккуратно бросаю Алешку и вылезаю сама. И только оказавшись ногами на земле, выдыхаю. Дождь, твою мать, усиливается, где-то вдалеке уже грохочет гром. Не мешкая, пихаю Алешку спереди в слинг и бегу к дереву у забора. Не знаю, как я это делаю, словно пребывая в прострации, но вскоре уже сижу на ветке, собираясь с духом. Два метра до земли — и свобода.
Алешка недовольно рычит и брыкается, я шикаю на него, потому что нервничаю. Успокаивать буду потом, когда окажусь по ту сторону забора.
Осталось только спрыгнуть с этой ветки, и надо спешить, хрен знает, когда Юрасику там полегчает.
Делаю глубокий вдох, группируюсь, обхватив Алешку на груди, и прыгаю. Не скажу, что приземляюсь мягко, но во всяком случае без травм. Оглядываюсь.
Не дорога, а колея в обе стороны. Одна
