ломай, как нас обоих из-под завалов вытаскивать… А теперь вот и не обоих.
Трое нас теперь…
— Алло, полиция? Тут кража со взломом, да. Записывайте адрес… — я смотрю в упор на двух опустившихся полностью утырков, вольготно расположившихся на кухне у матери, и очень громко диктую адрес в телефон.
— Эй… Ты че, бля?.. — Пытается один из них качать права, но я в диалог не вступаю, просто отхожу в комнату, давая таким образом ненавязчивую возможность съебаться, пока не поздно.
Утырки этой возможностью активно пользуются, уныло матерясь и шустро выметаясь из квартиры.
А я отключаю телефон, потому что ни в какую полицию, естественно, не звонила, мне лишние проблемы не нужны, и смотрю на мать, с видом оскорбленной добродетели сидящую во главе стола.
Правда, через мгновение локоть у нее со столешницы съезжает, и оскорбленную добродетель удается удерживать с трудом, но мне как-то похер на ее цирк. Привыкла уже за столько лет.
— Я тебя предупреждала? — сухо спрашиваю у нее, проходя в коридор, чтоб закрыть за вонючими гостями дверь и не слушая визгливых обвинений матери.
Возвращаюсь обратно, беру со стола бутылку водки, выливаю ее в раковину под аккомпанемент бессвязной ругани. На более серьезное выражение эмоций мать не способна, судя по всему, с утра квасит. Ну а чего? Выходной же! Имеет право…
— Предупреждала, — повторяю я, выбрасывая бутылку в помойку и брезгливо споласкивая пальцы под проточной водой, — тогда не обижайся. Отсюда поедешь сразу в наркологию, я узнавала, там в любой момент за мои бабки. А уж на тебя я бабок не пожалею.
— Сучка! — орет мать, — вырастила-а-а… Ночей не спала-а-а… Ты из-за квартиры все? Последнее отобрать хочешь?
— Да нужен мне твой клоповник, — морщусь я, — тем более, что ты сколько не платила квартплату, а? Смотрю, горячую воду отрубили уже… А унитаз еще не перекрыли пробкой? Что делать будешь, когда перекроют? В ванну срать?
— Да как ты с матерью…
— Со всем уважением, которого ты заслуживаешь, — перебиваю ее, — и даже большим.
Мать плачет, а я смотрю на нее, старую, вонючую, худую какую-то… Она хоть ест тут что-то? Или только пьет?
Вся злоба, бешеная, сокрушающая ненависть, которую испытала, когда зашла сегодня с утра в квартиру и увидела картину маслом, куда-то улетучивается.
Выдыхаю, беру относительно чистое полотенце, протираю табуретку, сажусь напротив матери, смотрю на нее.
— Мам… Ну я же предлагала тебе, поехали ко мне… Куплю тебе однушку на окраине Москвы, устрою на работу… Пролечишься, я денег дам… И все хорошо будет… Ну что ты уцепилась за эту дрянь? Неужели не хочешь нормально пожить на старости лет? Внуков понянчить?
— Каких еще внуков? — настороженно перестает плакать мать, — уже , что ли, беременная? До замужества? Шалава какая… Вот вырастила на свою голову…
Ну все…
У меня даже слова кончаются как-то комментировать этот бред.
— Так, мам, давай решай, — я встаю, — пока я здесь, можно продать эту тараканью дыру, переехать в столицу. Пока что в больницу, тебя надо подлечить. А потом в квартиру. Но для этого ты должна быть в сознании, понимаешь меня? Я не смогу тебя пьяную никуда везти, тебя и не примут никуда… Даже если примут, то главное, чтоб ты хотела сама… А то это будут усилия на ветер. И деньги.
— Во-о-от, — опять заводится мать, — все тебе деньги только, деньги, деньги… Дрянь неблагодарная… Лучше бы матери денег дала…
Я разворачиваюсь и выхожу из квартиры, сопровождаемая материнскими напутственными проклятиями…
Как и пять лет назад, когда без ума вылетела из дверей, движимая только желанием сбежать поскорее из этого города, от друзей, переставших быть друзьями, от матери, никогда не бывшей матерью…
На улице сажусь в ожидающее такси, командую ехать в центр.
По пути набираю через приложение продуктовую корзину с доставкой на адрес матери, оплачиваю.
И выдыхаю, пытаясь настроиться на работу.
У меня сегодня две встречи, к которым, по-хорошему, надо бы подготовиться… А я вместо подготовки занималась черт знает чем…
Мысли привычно сворачивают в самую больную сторону, к кровоточащей ране, которую я стараюсь лишний раз не задевать…
Мать — это что-то уже из категории постоянного, оно и не болит. Все эти пять лет я периодически пыталась ее как-то вытащить из этого всего, звонила, уговаривала… Но, понятное дело, без личного присутствия, все мои потуги пропадали впустую. Хотя, и с личным присутствием тоже так себе, выходит… Силой я ее в наркологию не упеку, а сама не пойдет. И с квартирой тоже без ее разрешения ничего не сделать, она собственница. Забрать ее к себе, в квартиру Геши, моего жениха, московского рафинированного мальчика, любителя оранжевых смузи и моноколес, я не могу, конечно же. Моя квартира, с превеликим трудом заработанная за эти годы, пока что на стадии черновой отделки, и вообще заморожен там ремонт, решаю, что с ней делать, то ли продавать и вкладываться во что-то совместное с Гешей, то ли доделывать и устраивать там себе такой личный уголок… И в последнее время склоняюсь ко второму варианту, все же, нам нужно свое жизненное пространство и запасной аэродром для отхода… Эти мысли, кстати, настораживают… А еще настораживает, что Геша вообще не против…
Черт… Да я сама хороша! Вспомнила о нем впервые за эти сутки!
И не с угрызениями совести, а с досадой! Может, поторопилась я его предложение принимать? Не стоило?
Если так легко поддаюсь на… На то, что поддаюсь? На то, о чем себе даже думать запрещала все эти годы? Может, не надо мне замуж? В конце концов, чего я там не видела?
Смотрю на экран сотового. Геша за это время прислал веселый мемчик и ссыль на свою страницу в соцсети, где висит возмущенная жалоба на грубого бариста в его любимой кофейне. Обидели моего мальчика, не доложили корицы… Раньше мне это все казалось милым… в столице оно как-то все по-другому воспринимается, а вот здесь, в реалиях родного города, да на контрасте с…
Так, стоп! Никаких сравнений! Никаких контрастов!
Лайкаю жалобу, закрываю телефон… И он тут же взрывается звонком!
Смотрю в легкой оторопи на незнакомый
