собранным в пучок на макушке. — Я боялась, что они сбрили тебе все волосы, — говорит она сдавленным голосом.
— Только снизу. — Врачи избавились от всего, что было ниже макушки, оставив остальное.
— Мне нравится. Очень стильно. — Она играет с одной из прядей, выбившейся из пучка.
Я был изрядно удивлен, когда осознал, что у меня длинные волосы. По какой-то причине я этого не ожидал и подумывал о том, чтобы обрезать их. Но увидев, что это делает жену счастливой, решил оставить волосы при себе.
Изабелла наклоняется вперед, чтобы осмотреть мой затылок, и меня окутывает слабый аромат ванили. Я поворачиваю голову, утыкаясь носом в изгиб ее шеи, и вдыхаю. Она напрягается, но не отстраняется, немного выпрямляясь, и вздыхает.
— Твоя семья заставила тебя выйти за меня замуж, Изабелла? — спрашиваю я и накрываю ее щеку ладонью. — Ты слишком молода.
— Нет.
— Тогда почему ты вышла за меня?
Она отвечает не сразу, просто несколько мгновений прижимается носом к моей шее.
— Потому что я люблю тебя, Лука, — шепчет она и застывает, как будто не хотела произносить эти слова.
— А я? Я тебя люблю?
Изабелла отступает в сторону и улыбается.
— Конечно, любишь, — отвечает она и проводит по моей щеке тыльной стороной ладони. — Мне нужно идти. Не забудь позвонить Розе.
— Не забуду, — говорю я.
Я звоню Розе дважды в день, утром и вечером. Обычно она говорит, а я в основном слушаю. О ее подруге Кларе, у которой есть кот. О том, как строители пришли чинить фасад, и один из них оказался в розовом кусте. О фильмах, которые она смотрела. До сих пор это было самое трудное — разговаривать со своим ребенком, не имея о нем никаких воспоминаний. Это почти так же тяжело, как покачать головой, когда Изабелла показала мне фотографию темноволосой девочки с волосами до плеч и спросила, узнаю ли я ее.
Я не помню свою дочь.
— Мы с Дамианом утром первым делом приедем сюда, — предупреждает Изабелла и выходит из комнаты, не оглядываясь.
Я стою рядом с Дамианом в больничном коридоре, уставившись на дверь в ожидании, когда Лука выйдет из своей палаты.
Боже милостивый, что за черт меня вчера дернул сказать ему, что он влюблен в меня? Я всю ночь не смыкала глаз, пытаясь придумать способ исправить эту оплошность. Что я за человек, если лгу тому, кто не помнит чего-то настолько важного? Я вовсе не хотела этого говорить. Это само собой вырвалось из меня. Я была вне себя от ужаса всю неделю, беспокоясь, что Луке может стать хуже, или что кто-то из семьи может появиться и узнать о его амнезии, и я в каком-то тумане просто ляпнула эту чушь. Итак, что теперь? Сразу во всем признаться? Или подождать, пока мы вернемся домой?
Дверь открывается, вырывая меня из моего внутреннего смятения, и выходит Лука, одетый в темно-серую рубашку и черные брюки. Думаю, он похудел на пару фунтов за время своего пребывания здесь, но это едва заметно. Он все еще выглядит так же — крупнее, чем на самом деле. Перекинувшись несколькими словами с доктором Джейкобсом, Лука кивает Дамиану, а затем его взгляд останавливается на мне. Я слегка улыбаюсь ему и поворачиваюсь к выходу, когда чувствую его руку на своей талии.
— Что-то не так? — спрашивает он.
— Нет. Я просто нервничаю.
— Не стоит. — Он наклоняется и шепчет мне на ухо: — Ты хорошо меня подготовила.
Он целует меня в макушку, и я закрываю глаза, глотая слезы, которые грозят вот-вот пролиться. Из-за этой лжи я, скорее всего, буду гореть в аду, и Лука наверняка возненавидит меня, когда наконец все вспомнит. Но идти по коридору с его рукой на моей талии кажется настолько правильным, что сердце в моей груди делает сальто. Тот поцелуй. То, как он смотрит на меня с симпатией, а не с неприязнью. Его тепло, окутывающее меня. Я так долго ждала этого. И не хочу вновь возвращаться к холодному безразличию. Не сейчас, когда едва не потеряла Луку.
Когда мы выходим из больницы и идем к машине, принимаю решение.
Я не скажу ему правды.
***
Пока Дамиан паркуется во дворе, киваю в сторону мужчины, стоящего у входной двери.
— Эмилио, — говорю я Луке. — А у ворот стоял Тони.
— Эмилио. Тони, — повторяет он.
— Роза ждет нас внутри.
Лука кивает, стиснув зубы.
— Как… как мне ее называть? Я как-то ласково называю ее?
Что-то сжимается у меня в груди, когда слышу его вопрос.
— Ты зовешь ее «piccola», — выдыхаю я и беру его за руку.
— А тебя?
Я растерянно моргаю.
— Меня?
— Да, — говорит он и проводит свободной рукой по моим волосам. — У меня тоже есть для тебя ласковое имя?
Я прикусываю губу и смотрю ему в глаза, затем шепчу:
— Ты иногда называл меня «tesoro».
Лука кивает и наклоняется вперед.
· Спасибо тебе, tesoro.
· Не за что, — выдыхаю я, едва в состоянии сдержать эмоции.
Когда мы входим в дом, я заглядываю Луке в лицо и заставляю себя улыбнуться.
— Добро пожаловать домой. — Я кладу ладонь ему на грудь, приподнимаюсь на цыпочки и оставляю на подбородке легкий поцелуй — У лестницы Виола. Слева-Марта, — шепчу я. — Спроси Виолу, как поживает ее сын Фабио.
Мы идем к лестнице, горничные наблюдают за нашим приближением. Они слегка наклоняют головы, приветствуя Луку.
— Мистер Росси, рада, что вы вернулись.
— Спасибо, Виола. Как Фабио? — спрашивает он.
— Лучше, мистер Росси. Его нога прекрасно заживает. Спасибо, что спросили.
Лука кивает и кладет руку на перила, когда до нас доносится звук бегущих ног.
— Папа! Папочка! — кричит Роза, подбегая к нам через фойе.
Лука поворачивается как раз вовремя, чтобы подхватить дочь, когда она бросается в его объятия, и я смотрю на Луку, затаив дыхание. Моя надежда на то, что встреча с Розой всколыхнет что-то в его мозгу и поможет ему вспомнить, быстро исчезает, когда Лука поворачивается ко мне с затравленным выражением в глазах. Я стою совершенно неподвижно, изо всех сил стараясь обуздать любые выражения эмоций на лице. Он до сих пор не помнит свою дочь.
— Они не дали мне навестить тебя в больнице! — Роза плачет, прижимаясь к его шее. — Мне было так страшно!
— Больницы — не место для детей, piccola, — шепчет Лука,
