Соли тяжёлых металлов не обнаружены.
И мне так странно видеть его таким, как, наверно, видит его Артём: обычным парнем, любящим мать, хочешь не хочешь, а делающим то, что она просит. Нормальным мужиком, переживающим за беременную девушку. Вменяемым чуваком, наплевавшим на собственную сломанную руку, чтобы ей помочь. И просто взрослым человеком, со своими достоинствами и недостатками, а не Великим Соблазнителем, каким он рисуется перед бабами.
— Ты знал, что у него с этим проблемы, да? Не зря же тогда рухнул на пол как подкошенный, когда услышал о Светкиной беременности? — пытаю я Танкова в Приёмном отделении больницы, пока Захар выясняет куда положили Свету.
— Лан, — прижимает он меня к себе, выдыхая в макушку, — мы об этом не говорим. Не обсуждаем за ланчем закончились ли наши попытки обсеменить какую-нибудь очередную самочку положительно. И сколько миллионов жизнеспособных сперматозоидов было в последней спермограмме.
— Не остри, умник, — толкаю я его в бок. — И всё же ты об этом знаешь.
— Я знаю, потому что лет пять или семь назад Захар был женат. Но все их попытки завести детей закончились ничем. И она его бросила после кучи обследований, снова вышла замуж, и сейчас у неё двое детей.
— А ему, видимо, тогда и поставили диагноз? И он с горя подался во все тяжкие?
— С горя не с горя, женским вниманием он никогда не был обделён, и ничто ему не мешало этим пользоваться.
«И раз это знает Танк, то неудивительно, что об этом знает и Элла. Может, даже знает больше. О своём бесплодии с ней наверняка откровенничал сам Захаров», — делаю я самостоятельный вывод. Хотя на самом деле мне совершенно всё равно кто там из них с кем откровенничал.
— В общем, я всё узнал, — возвращается повеселевший и воспрявший духом Захар. — Кровотечения нет. Повышенный тонус матки сняли. Ориентировочный срок беременности восемь недель. Блин, восемь недель, — выдыхает он, схватившись за голову, — это же… два месяца.
— Поздравляю, дебил, ты скоро станешь отцом, — толкает его плечом Танков.
— Да сам ты дебил, — толкает его в ответ Захар, улыбаясь.
— Если ты сомневаешься, твой ли это ребёнок, — всё же хочу я внести ясность, но он в ответ качает головой.
— Если честно, Лан, — снова делает он глубокий вдох и медленно, сделав губы трубочкой, выдыхает. — Я Светке верю. Она хоть и наивная, но и бесхитростная, врать бы не стала, наоборот, выложила бы всё, как есть, если бы сомневалась. Мне просто стало обидно, что она мне ничего не сказала, а я узнал об этом вот так.
— И что, правда, женишься? — улыбаюсь я. — А как же я? Ты обещал, что, если у нас с Танковым ничего не сложится, женишься на мне.
— Он и правда тебе такое обещал?! — округляет глаза Артём Сильно Удивлённый.
— Девочка моя, — слегка отгородив его спиной, обнимает меня здоровой рукой Захар. — Я не отказываюсь от своих слов, никогда. Ты — просто космос. Но боюсь, с тобой в этой вселенной мне ничего не светит. Прости.
— Андрюша, у тебя не многовато здоровых рук? — звучит где-то там позади густых мускусных тестостероновых ароматов Захара предупреждающий голос Танкова.
— Вот видишь, — шепчет Мега-Мастер Пикапа и не думая ретироваться. — А убивать мне его совсем не хочется. Он мне всё же друг, — повышает он голос, говоря за спину. — Хотя, конечно, друг из него так себе. Настоящий наверняка уступил бы девушку, — подмигивает он мне и отпускает.
— А ты не погорячился с клятвами? — показываю я большим пальцем вверх, туда, где, говорят, всё слышат, ещё не веря, что такой бабник как Захар и вдруг споткнулся на нашей Светочке.
— Нет, — уверенно качает он головой. — Она беременная. От меня. И она… дралась! За меня! Никто и никогда за меня раньше не дрался, а она пришла и вот так, за волосы, — показывает он руками, а потом прижимает к себе гипс и морщится от боли. — Для меня это дорогого стоит. Чёрт!
— Отвезти тебя, может, на ренген? — хмурится Танк, а сам словно невзначай подтягивает меня поближе к себе.
— Не, не, пойду я цветы куплю и к ней в палату.
— Звони тогда, если что, — кивает ему Артём, направляя меня к выходу.
— Пойти и мне что ли за тебя подраться, — улыбаюсь я, пристёгивая ремень безопасности.
— Я же и так на тебе женился, — улыбается в ответ Мой Танк, заводя машину. — Зачем?
— Потому что гладиолус, — достаю я из конверта полученные от Эллы анализы. — Давай, Танков, объясняй, что к чему, а то, разведусь и возьму девичью фамилию.
— И что там? — так и не сходит с его лица улыбка, пока я разворачиваю листок. — Всё хорошо?
— Всё просто замечательно, Тём. Хочешь сказать, что мы с Росом не родные?
— А там разве написано Ростислав?
— Нет, здесь написано, Артём Сергеевич.
— Тогда что же тебя смущает? — начинает он меня откровенно подбешивать своими ужимками и вопросами.
— То, что ты за рулём. Потому что желание стукнуть тебя сейчас чем-нибудь тяжёлым просто невыносимое.
— Я понял, понял, — ржёт он. — Промолчу тогда о бурлящих гормонах и твоей беременности.
— Будь добр, а то меня не остановит даже то, что мы едем со скоростью восемьдесят километров час, — наклоняюсь я, чтобы посмотреть на спидометр.
— Лан, даже если бы я принёс ей два твоих анализа, вышло бы, что ты сама себе не родная, а анализ на наше родство отрицательный.
— Но почему?!
— Потому что это правда. Мы и близко не родственники. И Элла это знает. И грех на душу не возьмёт.
— Но значит она знает и то, что ты подсунул ей липовые образцы?
— Скорее всего догадывается, что я мог это сделать. Но не захочет это выяснять.
— Почему?
— Потому что сомневаюсь, что новый анализ делали. Особенно в той компании, из которой этот конверт, — показывает он на лежащие у меня на коленях бумаги. — У них уже есть наш тест. И распечатывать его можно бесконечное количество раз. Сделан он был давно, ещё в январе. И заказывала его не Элла. И теперь она знает кто именно его заказал. И знает, что я тоже это знаю.
— И кто же это?! — теряю я последнее терпение.
— Тот, кому всё это надо. Тот, о ком мы даже не думали. Тот, кого никогда не брали в расчёт. И кому глубоко плевать на тебя, да и на меня тоже, потому что всё это затевалось не для того, чтобы нас разлучить. Это личное. Это ненависть. Это месть, если хочешь.
— Значит, дворник? —
