– Нашли! – хрипит потрескивающий голос. – Судя по тепловому излучению, человек десять. Скорее всего, тут какой-то вход в пещеру, они укрылись, но его завалило при сходе лавины. Сейчас скину координаты. Мы начинаем спасательные работы, а вертолёт вылетает за подмогой.
Я обрушиваюсь на колени, начиная плакать от облегчения. Снова и снова повторяю нехитрую молитву, чтобы там, среди этих людей, за которых я, конечно, тоже очень рада, находился Глеб, целый и невредимый, но главное, безусловно, живой.
Бимка жалобно жмётся ко мне, и я обнимаю пса. Не знаю, кто из нас кого утешает, но мы сидим так, пока я не успокаиваюсь.
Наконец понимаю, что нужно сходить до дома, как минимум, накормить пса. Это у меня кусок в горло не лезет, а он, уверена, давно оголодал. Поэтому я зову его на улицу, и мы пересекаем посёлок.
Накормив Бимо, я беру запас корма с собой, и мы возвращаемся в штаб. Ещё несколько часов, практически до самого рассвета, я сижу и не могу сомкнуть глаз, хотя Бимо посапывает в соседнем кресле. Периодические отчёты спасателей теперь воспринимаются иначе: я жду, когда они доберутся до людей, чтобы узнать, что с Глебом всё в порядке.
– База, это Меркулов, как слышно? Приём. – разносится по коридору, и голос Марины торопливо отвечает:
– Меркулов, это база. Что у вас? Приём.
– Мы внутри. – отвечает спасатель. Я поднимаюсь и быстро иду до кабинета связистов. – Один тяжелый, предположительно, перелом позвоночника плюс обморожение конечностей. Накрыло лавиной, долго доставали изнутри. Остальные пострадали незначительно.
– Спасатели второй смены там? – с тревогой спрашивает Марина.
– А где же им быть, – усмехается Глеб, очевидно, перехватывая у коллеги рацию. – Марин, у вас там всё нормально?
Женщина манит меня пальцем, кивая на микрофон, и нажимает на кнопку.
– Думается, ты сейчас, Давыдов, хочешь вовсе не со мной поговорить! – по-доброму усмехается она.
Чувствуя, как слёзы струятся по лицу, я быстро произношу:
– Глеб, слава Богу, ты жив! Я так боялась за тебя…
– Со мной всё в порядке, честно. – быстро заверяет он. – И я всё ещё собираюсь сводить тебя на свидание. Ты в норме?
Я смеюсь и плачу:
– Да со мной-то что будет? Просто перепугалась до ужаса! – судорожно выдыхаю. Весь ужас ожидания в прошлом! Он в порядке! – Я очень жду тебя, Глеб. Вернись ко мне, пожалуйста.
– Скоро буду, – обещает он, и связь обрывается.
Я обессиленно сажусь на корточки, упираясь руками в стол. Утыкаюсь в них лицом и плачу. От пережитого стресса, от облегчения, что Глеб не пострадал, от страха перед грядущим откровенным разговором.
Марина сочувственно вздыхает, приносит стакан воды и пузырёк маленьких таблеток. Ободряюще сжимает моё плечо:
– На вот, выпей. Это пустырник, поможет немного успокоиться. – Она кладёт на мою ладонь две таблетки, и я тут же заглатываю их, запивая большим глотком воды. – Нелегко жить со спасателем, я прекрасно это знаю. У меня муж здесь погиб, никто из них, к огромному сожалению, не застрахован от происшествий во время поисково-спасательных операций. Нам остаётся либо просто принять это, либо бежать из таких отношений, как от огня.
– Так разве ж сбежишь, если любишь? – горько всхлипываю я. Вопрос ненадолго повисает в воздухе, пока Марина тихо не отвечает:
– Нет, конечно. Я не сбежала, и ты не сбежишь. Молись и верь, что твой мужчина после каждой вылазки будет возвращаться живой.
– Хорошо. Буду, – киваю я.
– Вот и умница, – улыбается она. – Давыдову повезло встретить тебя. Ты не держи на меня зла, ладно? Боязно мне за мужика было: что память к тебе вернётся и ты бросишь его тут одного страдать. Он и так семью потерял, и я просто не хотела, чтобы ты окончательно добила его.
– Я бы никогда не смогла поступить так с Глебом. Я… Я правда его люблю.
– Вот и чудно! – заключает она. – Пойдём тогда чай пить?
Я с улыбкой киваю этой женщине. Лучшими подругами мы, конечно, не станем, но почему-то я уверена, что больше Марина не станет сыпать в мою сторону едкими замечаниями. Отряд спасателей словно единая семья, а родственников, как известно, не выбирают. Общее горе и страх за близких сближает. И сегодняшняя ночь, прошедшая в нервном ожидании, в какой-то степени сблизила нас.
На рассвете я зову Бимо домой и растапливаю печь. Готовлю сытный завтрак, чтобы встретить Глеба горячей едой в тёплом доме.
Мужчина заваливается в коридор, и я бросаюсь к нему. Мгновенно подхватив меня в объятия, он с лёгкостью отрывает меня от пола. Отыскивает губами мои губы. Целует так, словно ему это жизненно необходимо.
Я даже не сразу замечаю, насколько он продрог в сырой от снега одежде.
А заметив, хмурюсь и велю:
– Давай помогу раздеться.
Глеб с усмешкой принимает мою заботу. Я стягиваю слой за слоем пропитанной влагой одежды, пока полностью не обнажаю его. Бросаюсь к шкафу, беру стопку чистых пушистых полотенец, насухо растираю кожу до лёгкой красноты, всячески игнорируя восставшую мужскую плоть.
Но делать это совсем не просто, когда я, стремительно опускаясь на корточки, начинаю растирать ноги. Эрегированный на всю мощь член прямо перед моими глазами. Даже не покачивается, а стоит по стойке смирно.
Глеб столько раз ублажал меня своим ртом, что и не счесть. Я же никогда не делала для него ничего подобного.
Но сейчас мне хочется показать ему свои чувства, свою любовь, свою способность дарить и приумножать. Подобно тому, как он щедро одаривает меня ласками, мне хочется ответить ему взаимностью.
Поэтому я придвигаюсь ближе, обхватываю ладонью крепкий ствол, касаюсь горячей головки губами.
Глеб шумно выдыхает. Его ладонь ложится на мою макушку, пальцы утопают в волосах.
Вбирая в рот миллиметр за миллиметром его плоти, я испытываю небольшие опасения. Вдруг меня оттолкнёт его запах или вкус? Вдруг мне не понравится?
Но я не чувствую ни брезгливости, ни даже дискомфорта. Это Глеб. Я его люблю. Это самое правильное и естественное, что только может быть. От терпкого вкуса его кожи рот обильно наполняется слюной, и я ускоряюсь, шумно сглатывая. Член входит до самого горла, прежде чем я, втягивая щёки, словно создаю вакуум, плавно выпускаю его.
Глеб задаёт ритм, ненавязчиво, но всё же надавливая на мою голову, пыхтит и гортанно стонет от удовольствия, пока не предупреждает глухо, немного охрипшим голосом:
– Лада, я сейчас…
Я лишь успеваю коротко кивнуть, и рот наполняется горячим вязким семенем. Крупное тело мужчины дрожит и сотрясается от оргазма. Я выпускаю опадающий после разрядки орган, а в следующее мгновенье Глеб хватает меня за руки и быстро ставит перед собой, столь стремительно поднимая, что у меня кружится голова.
Не испытывая никакого смущения или брезгливости, он накрывает мои губы поцелуем.
“Он поймёт, – убеждаю я себя. – Не может не понять. Мы же любим друг друга!.. Мы обязательно со всем разберёмся.”
14. Лада
После завтрака я уговариваю Глеба пойти поспать, и он соглашается с одним лишь условием: если я лягу с ним. Чуть позже, когда Глеб засыпает крепким богатырским сном, а я начинаю дремать, на постель забирается Бимо и ложится между нашими ногами.
Я чувствую спокойствие, умиротворение, гармонию в тихом сопении мужчины и пса. Кажется, так и засыпаю с улыбкой на губах.
Проснувшись, несколько минут таращусь в потолок. Мне снился кошмар, но что именно – я не помню. Только сердце заходится от ужаса.
Постепенно страхи рассеиваются. Бимка дрыгает лапами во сне, Глеб переворачивается, сгребая меня в охапку, смазанно целует скулу и снова проваливается в сон.
Я на своём месте. Здесь, рядом с ними, я чувствую себя живой. В конце долгого пути, длиною в десять лет, я наконец нашла свой дом.
Тихонько выбираюсь из кровати и потягиваюсь, боясь побеспокоить Глеба. Однако минут через пять на кухню прибегает Бимо, а ещё через несколько – появляется и его хозяин.
