— Послушай-ка... Нина... — говорю, продолжая ерошить голову Рика – достало не повышать голоса, сдерживать тон в рамках нейтрального. – Я ничего ему... не морочу... Тебе н-надо – сама с н-ним разбирайся!..
Деланно «повышаюсь», как будто достала она меня. На самом деле это он ведет меня к финишной прямой.
...И, милая моя, это не я суюсь – это он суется. Он постоянно в меня суется, а стоит случиться затяжной паузе – суется особенно ожесточенно.
Мне – прогонять?.. Какого хера – для тебя?.. К тебе?.. Что, замуж хочешь? Вперед. Я там была, побудь и ты. А вот будет у тебя – замужем, не замужем – будет у тебя такой, будет соваться, ты и гони его. А если твой куда залез, сама его вытаскивай.
Ничего из этого сказать ей у меня уже нет сил, и я лишь безапелляционно объявляю финиширующей скороговоркой:
— Не звони больше. Потер-ряй-мой-те-ле-фон-ты-по-ня-ла?..
А после сбрасываю. И кончаю – наконец-то можно... с криком, переходящим в болезненный стон... еще стон… и еще один... и смех... и стон опять... со вскидыванием и извиванием, словно в невыносимых муках...
Кто из нас дрянь – я из нас дрянь?.. Кто сказал – она?..
Она много чего говорила и теперь, и раньше. Будто из пейнтбольного ружья пятнами ляпала, болючими, яростными и яркими. Но я ярче. Она ляпала, а я смою.
Так, кажется, ему сейчас похер, что мы задерживаемся?.. Тогда мне еще похерее...
Она же только что пиздела о том, что я кого-то там держу, суюсь или морочу? Так пусть ей будет неповадно. Решаю сделать так, чтобы она не зря пиздела и почти жалею, что она этого не увидит. Еле удерживаюсь от того, чтобы не сфотографировать нас с ним и не послать ей фотографию.
Едва во мне отгромыхал «нализанный» оргазм, тяну его на себя:
— Иди ко мне.
— Че?.. – не понимает Рик. – Че, пошли уже?..
— Ты нужен мне.
— А-а... – соглашается он тогда и, выпроставшись, вныривает ко мне между раздвинутых ног.
Потом, все нужное со мною переделав, спрашивает, будто о погоде:
— О чем вы там говорили?
— О любви, — отзываюсь, успокоившись. – О семье. О твоем счастье.
***
Глоссарик
you rock – по английски «ты жжешь»
бэд тейст пати – bad taste party, «вечеринка дурного вкуса», по дресс-коду которой следует одеваться безвкусно, вульгарно или смешно
каш-кёр – по-французски cache-cœur, вид глубокого треугольного выреза на декольте
ГЛАВА ПЯТЬДЕСЯТ ЧЕТВЕРТАЯ И всё
Nach dem Spiel ist vor dem Spiel. После матча – это перед матчем. Немецкая футбольная мудрость.
Рик – любитель футбола, но не любитель звучных изречений. Он не болтает только для того, чтобы поговорить да самого себя послушать. Но если бы любил это дело, то сказал бы именно так.
Передых после «школы» и «общаги» оказывается до ужаса недолгим, но наша встреча в алом заряжает нас обоих. Она до того задабривает меня, что мне надолго хватает остаточного тепла от того пожара.
Последующие недели я наэлектризована и под его пинками грызу «сигаретную фабрику». Не хуже него грызу. Он же говорил, что я вправе и обязана считать дело моим делом.
Пожар и между нами. Мы горим, как две кометы, горим по-невероятному, будто всему миру вызов бросаем. С той бешено-алой встречи во мне словно что-то перевернулось – я стала жестче и требовательнее к нему. Я не про бизнес.
«Хочешь двух баб – обхаживай двух. Вернее, одну, меня, которую. Другая пусть сама за себя горло дерет».
Не говорю ему этого прямым текстом, но четко даю понять. Если мне хочется его, а ему как раз не можется, я наезжаю жестко, с угрозами, с руганью почти. Требую отменить дела, а если помеха в Нине, требую отменить Нину. Он злится – и делает, а затем жарко-сладко вымещает на мне свою возбужденную злость.
После алого вечера я зачем-то «отчитываюсь» перед Каро по видео – подробно рассказываю, как все между нами было и даже в целях иллюстрации у нее на глазах облачаюсь в каш-кёр.
— Что это? — морщится Каро.
— Униформа «любимой жены».
— Я вижу, тебя опять накрыло, — сухо замечает она.
— Нас обоих накрыло.
— Это ж было уже, — брюзжит Каро.
— Нет. Так не было.
— Здорово, как ты отыскиваешь в этой галиматье все новые оттенки. Не хочешь поговорить с ним?.. Спросить, что ему от тебя надо?..
— По-моему, и так понятно.
Но новый драйв проходит еще быстрее прежнего, сменяется жестким стрессом, вернее, резко переходит в него.
И где-то в разномастной, разнооттеночной толще этих завалов хрипло, с присвистами дышит-задыхается нечто полуживое, и я уже не знаю, как его назвать.
Я вроде говорила маме, что любовь. Но разве ж это любовь?.. Да мало ли, что я там говорила.
***
Мы получаем предварительное разрешение на «сигаретную», а значит – всё, пиши пропало. Вот-вот киданемся строить, чтоб поскорее получить первый транш оплаты.
Но Аднан нагоняет не все подряды и быстрей-скорей начать не получается – Рик мотается, как оглашенный, организовывает.
Ненавижу, что он, когда не надо, такой амбициозный и дурной на зарабатывание бабла. Ненавижу: он и меня под это подгоняет.
Он слился со мной, как во время секса, но не стал мной. Он требует, чтобы я стала им и даже согласен отдать мне то, что достанется ему. Он не привык жалеть себя, а значит, и меня не жалеет тоже.
Доходим до того, что спустя две недели он толкает меня к Аднану на встречу, которой тот требовал уже с угрозами, и «кидает» в последний момент – не приезжает сам.
— Так, блять, и где подряд?! – орет на меня Аднан.
Я знаю бизнес и знаю, какой он бывает. И знаю, что он не обязательно должен быть жестким, что можно и без этого, если не косячить.
Наш с Риком бизнес всегда идет жестко, особенно в последнее время. Значит, косячит кто-то. Я не косячу – значит, Рик. Аднан на нервах: думает, его хотят кинуть.
Со вчерашнего дня я не могу до него дозвониться. Пару дней назад он ляпнул, что Нине приспичило ездить по больницам, на что-то там обследоваться, вот он и возит ее. И положил на дело. Сука. Не она – он. Так меня подставляет сейчас.
Я говорю с Аднаном. Пахаю, как могу, в смысле, изворачиваюсь. Разруливаю. Я объясняю, что нас тоже кинули, что сейчас повсюду проблемы с подрядами. Если не болеют, то их не запускают в Германию – мурыжат на границе.
Он не верит. Его не ебет, говорит мне он. Кричит, орет. У него стройка стоит. К нему бабло не течет. У него зарплату людям платить нечем. Ему по башке надают из-за нас.
Он брызжет слюной мне в лицо. Я не чувствую. Не чувствую, как его прихвостень, приблизившись ко мне вплотную, делает жест, будто сейчас схватит меня за горло, обзывает сукой, угрожает.
Я чувствую, что Рика нет. Я чувствую пустоту. И чувствую, что мне плевать на исход проекта. И почти плевать, появится Рик или нет. Я просто набираю его еще и еще. Я знаю, что он не подойдет, но набираю. Может, он трахает ее сейчас, а может, они с ней уехали в больницу или в гости. Я набираю. Этот пиздюк меня сейчас убьет или изнасилует. А потом убьет. Не знаю. Набираю и все.
Таким макаром проходит с полчаса – не знаю, ощущение времени у меня сгустилось в сплошной туман.
Так, кажется, приехал Рик. Он мигом объясняет все и все разруливает. Показывает переписку с подрядчиком, из которой следует, что бригада приехала, разместилась и завтра приступает к работе.
— Блять, братан, — Аднан матерится, впрочем, с облегчением, — наебешь – везде достану.
— Не наебу, не ссы. Ты меня знаешь.
— Технику подогнал?
— Подогнал всё.
Аднан хлопает его по плечу.
У меня подкашиваются ноги. Мне – ни слова благодарности, ни звука.
— Поехали на объект, проверю.
— Не вопрос, — соглашается Рик и – мне: — Поехали.
— Не поеду, — сдвигаюсь с места. – Езжайте сами.
— Кать, давай поедем с ним, — просит Рик вполголоса, по-русски. – Пусть успокоится.
— Я никуда с ним не поеду. Езжай сам, — меня трясет уже.
