— Ты на него положительно действуешь. Ты молоток у меня.
— Ты не видел его только что. Когда тебя не было. Ты не видел, как он себя со мной вел. Положительно.
— Че он делал?
— Он ниче не делал. Его пидор делал.
— Я разберусь с ним. С обоими. Я всех урою, только давай поедем сейчас.
— Хрена ты разберешься. Че, вовремя приехал, да?
— Я не мог раньше, я ж тебе писал.
— Ни хуя ты мне не писал. И ни хуя я сейчас никуда не поеду.
— Девочки-мальчики, не ссорьтесь, — раскатисто-добродушно трубит Аднан, отходчивый, как все холерики. Ни слова не понял из нашей перебранки и ему все равно, о чем там у нас сейчас все. – Давайте на моей поедем.
— Да мы не ссоримся, — ледяным тоном объявляет Рик. – Сейчас едем.
— Ты. Чего-то. Не. Понял?.. – оборачиваясь к нему, говорю раздельно, уже другим совсем, угрожающе-вкрадчивым таким тоном.
— Ладно, я погнал, — говорит Аднан. – Догоняйте.
— Будем там, — обещает Рик, не сводя с меня глаз.
Только он может один туда ехать.
***
Не говоря ни слова, круто разворачиваюсь и топлю на выход – ловить такси. Домой.
Он не удерживает меня, не уговаривает, а просто отпускает для вида. Он знает, что сейчас пригонит тачку и подловит меня на улице.
Он подлавливает меня и чуть ли не силой затаскивает в машину. Где гребаная ментура. Где борцы с торговлей людьми. Где ж они все... Я, впрочем, могла бы посмеяться над тем, как это выглядит, но во мне пока не восстановилась способность смеяться.
— Ты совсем охренел со своим бизнесом, — говорю ему медленно и вымученно. – Ты совсем нюх потерял.
— Это и твой бизнес тоже. Ты ровно столько же решаешь, сколько и я. И получишь столько же. Он должен понять это. Если еще не понял.
— Уже получила. А ему похер.
— Мне не похер.
— Да?.. – осведомляюсь устало. – Что тебе еще не похер?..
— Блять, мне из наших с тобой дел ничего не похер, ты ж знаешь, — доказывает он с хрипловатой, почти жалобной яростью, лезет ко мне, пытаясь поцеловать, но я отталкиваю его, не даюсь, и он с рычанием дает себя оттолкнуть. – Я жилы рву, чтоб вовремя. Поскорее чтоб.
— Я видела, как скоро ты приехал.
– Я приехал к тебе, как только смог. Она все мозги мне дома выебала...
— Это твои гребаные проблемы, — заявляю твердокаменно. – И ее.
— Я устал за эту неделю, как сволочь, и я все равно пригнал бригаду. Даже техника на объекте уже.
— На хера тебе так скоро? – спрашиваю. – Куда ты гонишь?.. На хер тебе столько бабла и так срочно?
— Да не только в бабках дело. Там, блять, ебнутые сроки.
Мне не жалко его, а жалко себя, только себя и никого, кроме себя. Твержу себе это, пока мы добираемся до карточного домика.
***
Техника и правда на объекте и Аднан доволен. Увы, мое колесование и четвертование на этом не кончается.
— Так, где б щас распечатать комплект планов работ для бригады...
— Давай у тебя, — говорит мне по-русски Рик. – К тебе ближе, — и, не дождавшись, сообщает Аднану по-немецки: — У нас можно. Тут недалеко.
Я бы не поехала, клянусь. Я бы не повезла их ко мне, но ведь и правда — гребаный карточный домик так близко от моего дома... так близко...
— Если все сделаем – заебись... – бубнит Рик, беспорядочно лапая меня, пока я опустошенно лапаю принтер. – В отпуск рванем... Только мы. Только ты и я. Я тя возьму.
— Если я поеду, — «соглашаюсь» безэмоционально.
Моя реакция и сердит его, и удивляет, и повергает в отчаяние – я вижу.
Меня стошнит сейчас не от этого, и не от того, что все это перенеслось ко мне домой, а от того, что Рик впервые с тех пор, как знаю его, кому-то сказал про мою квартиру «у нас» — но когда сказал... кому сказал... зачем сказал...
Выношу на лестничную эти злополучные распечатки и Аднан расцветает.
— Умничка, — и – нам с ним: — Пошли бухнем для разрядоса. Пойдем, — трогает меня за локоть. Пока не видит Рик, норовит в шутку схватить за талию, но я уворачиваюсь.
Делаю ему «глазки», он тоже делает мне «глазки» и складывает руки в знак мольбы о примирении:
— Не будь стервочкой, ты ж не такая.
Я и правда не такая, верней, мне хочется быть похлеще, чем просто «стервочкой».
Криво улыбаюсь ему в ответ, показушно потирая шею.
– Прости за наезды, — понимает он. – Ты молодец.
— Какие наезды? – прозревает, наконец, появившийся Рик. Проснулся, блин. – А? – подступает к Аднану, когда тот не отвечает. – Братан, какие наезды?.. Ты че?
Мгм, теперь разбираться, что ли, полезет, этого мочить? Тош-ш-шнит-т-т, не хочу... Поздно... И мне не до этого сейчас, не до их разборок, у кого яйца больше. Я ж – так, предлог просто. Плевать на них. Плевать на все.
— Ниче, — «отмахиваю» Рика, мол, ничего не надо, а Аднану зыркаю – живи, мол, тварь. Этот вообще ведет себя со мной по-свойски. У него такие наезды, по-моему, признак полуродственных отношений. Он, кажется, не осознает, чего избежал сейчас. Зовет нас:
— Ну поехали...
— Съездим ненадолго... — начинает было Рик, все еще зыря волком на Аднана, но дав мне уболтать себя.
— Сам езжай, — говорю я.
— Чего?.. – легонько звереет он. Его, наконец-то, проняло, достало. Он устал. Он и меня запарил уже.
— Ты меня понял.
– А ну давайте, миритесь там, — трубит Аднан. – Нам проект вместе делать.
Мы не слышим его.
***
Аднан уходит-уезжает несолоно хлебавши, а я разворачиваюсь и ухожу к себе. Рик следует за мной, хватает дверь, не дает ей захлопнуться у себя перед носом.
В квартире он наседает на меня, протыкая горящим взглядом:
— Кати, еб твою мать, да что с тобой не так? Почему именно сейчас надо было включать стерву?
— Это с тобой что-то не так, Рикки, — возражаю. – Сутенер ты хренов.
Словно даю ему под дых. Услышав «Рикки» и «сутенер», он на мгновение сжимает кулаки, но я не боюсь его. Моя видоизменившаяся было ярость разгорается с новой силой и пламя, выбив стекла, жарким, гневным столбом взметается прямо в мрачную ночь. Не помню, чтобы со мной когда-нибудь такое было.
— Че ты сказала?..
— Не смей пытаться подкладывать меня под своих друзей. Или партнеров. Свою бери и ее подкладывай. Меня не надо.
— Охуела?! – только бросает он зло-ошеломленно и даже слабо тыкает мне в щеку пятерней.
— Будешь руки распускать – найду управу, — продолжаю я спокойно-угрожающе.
— Да... ты... че... с-с-стерва ты...
Я и сама понимаю, какой это абсурд. Распускать руки он не станет, а его ругань – это потому, что он шокирован моими упреками, взбешен тем, что взбрыкнула против него. А у меня накипело до того, аж через край пенится – неимоверно захотелось высказать ему.
Он в злом, отчаянном, взбешенном недоумении. Сильнее этого недоумения только... его желание меня.
И – гад такой, сволочь... я ведь тоже хочу его до помутнения рассудка. Хочу – пусть мне плохо, зло и больно, пусть бесит он меня, как дьявол – хочу... И он видит это. Видит меня насквозь – и нас с ним колотит на пару.
— Кати... да еб твою мать... – уже почти жалобно скулит он, срывая с меня трусики. – Что с тобой, а...
Рик шлепает меня голой попой прямо на стол и с мучительным полустоном-полуревом вваливает член в мою киску, мокрую от стервозного возбуждения.
— Ты че, а... – он толкает меня, толкает, рвет зубами блузку, лифчик – не на них он злится, этот волчара.
Ему хочется мяса – и он грызет мои сиськи, гонит мне на глаза взбудораженные, помешавшиеся, радостно-злые слезы, слезы дикого экстаза. В экстазе этом я поощрительно похлопываю его по затылку, чтоб не прекращал терзать меня.
У меня голова кружится от его злобной любовной дикости. Я с наслаждением царапаю ему спину, вонзаю ногти ему в задницу – он не один такой, мне тоже мяса хочется.
— Кончай, стер...вочка... – рычит он мне в шею одними только зубами.
Он даже раньше моего понял, что я собираюсь делать, потому и смеет приказывать мне.
— А-а-а... ты... сволочь... гад... рычу я – и кончаю.
