— Да какая теперь разница, кто виноват... — горестно вздыхаю я.
— Я поговорю с ним, когда вернется, и постараюсь все ему объяснить, — решительно заявляет Ирина Борисовна.
— Не нужно, сами разберемся.
Я сама объясню все, что случилось. Надо было еще тогда... но я испугалась. Поймет ли меня Саша? Захочет ли слушать?
В комнате снова воцаряется тишина. Никто не пытается нарушить ее. Просто молчим и рассматриваем причудливые капли на стекле.
— Свет, я хотела попросить у тебя прощения, — начинает Ирина Борисовна, крепко сжимая кулаки. — Прости меня за все, что было.
Вижу, с каким трудом даются ей слова, но она не останавливается. Лишь набирает в легкие побольше воздуха.
— Я благодарна тебе, безмерно, но такой уж у меня характер, — запинается и все же поворачивает на меня голову. — Я очень люблю своего сына и желаю ему только добра...
С изумлением смотрю на нее. О таком я и мечтать не смела. Да и вообще считала ее непробиваемой, никогда не признающей свои ошибки, а сейчас взглянула по-новому.
— Ирина Борисовна, я все понимаю и не сержусь на вас, — с улыбкой отвечаю.
Удивительно, но и правда не испытываю негативных эмоций. Нет во мне ни ненависти, ни злости. Я давно смирилась и приняла эту женщину такой, какая она есть. Вопреки всему. Со всеми достоинствами и недостатками. Она мать моего любимого мужчины. Безусловно, любимая. Все остальное мелочи.
— Я рада, что мы, наконец, поговорили. — Ирина Борисовна хлопает мне по руке.
— Да, я тоже. Спасибо вам.
— За что?
— За откровенность.
— Ладно, хватит. Хорошего понемножку, — усмехается она. — Пойдем чаю, что ли, попьем.
— Спасибо, не хочу... — вздыхаю я. Настроения нет совсем.
— Пойдем-пойдем, нечего тут одной сидеть и сопли на кулак наматывать. — Ирина Борисовна уверенно подталкивает меня к выходу.
Поддаюсь. Нет у меня сил сопротивляться.
— Может, вы и правы, — сдаюсь и иду на кухню.
Присаживаюсь за стол и нервно ломаю пальцы. Так и подмывает позвонить Саше, но я не решаюсь. Ему надо побыть одному и успокоиться. И мне тоже. Ничего страшного не случилось. Уговариваю себя. Мы со всем справимся.
— Вот, держи. — Ирина Борисовна ставит передо мной чашку с горячим чаем и сладости.
Сама садится напротив.
— А хочешь я тебе расскажу, какой Сашка был в детстве? — внезапно предлагает она.
— Очень хочу, — улыбаюсь и делаю небольшой глоток. Чай ароматный. С мятой и чем-то еще. Приятно и вкусно.
— Он всегда был непростым ребенком, — с легкой ностальгией начинает она, а я превращаюсь в слух. — Очень упрямым и упорным. Еще с садика нам приходилось справляться с его непростым характером.
Она рассказывает много и эмоционально. В мельчайших подробностях. Так, что я явственно представляю все Сашкины шалости. А их было очень много.
Не думала, что когда-то это скажу, но я благодарна этой непростой и противоречивой женщине за поддержку и помощь. Без нее я бы сошла с ума. А еще за то, что заступилась за меня перед Кирой. Это тоже дорогого стоит. Значит ли это, что она, наконец, приняла меня? Не знаю. Но очень надеюсь, что сегодняшний день станет крепким фундаментом для наших взаимоотношений. Думаю, что мы сможем забыть прошлое и начать все сначала.
Глава 39
Александр
Да сколько можно ждать? Смотр на часы. Мы так на сеанс опоздаем. Чего там Ветка зацепилась? Может что-то случилось? Женщины... качаю головой и еду навстречу. Добираюсь до подъезда, но Ветки так и нет. Смотрю на ненавистный пандус и собираюсь с мыслями. На самом деле жду, что Ветка выйдет и не придется корячиться. Но чуда не свершается.
Шумно выдыхаю и начинаю борьбу с пандусом, который установили через задницу. С горем пополам справляюсь и еду в подъезд, а затем и в лифт. Выезжаю на своем этаже и сразу замечаю, что дверь в квартиру открыта. Это еще почему? Подъезжаю ближе и слышу голоса. Мама. Кира? Откуда она здесь. Какого хрена здесь вообще творится?
— А вы рассказали своему сыну, что это вы заставили ее бросить его?
Чего? Не верю своим ушам. Этого просто не может быть. Мама бы никогда со мной так не поступила. Она же знала, как я любил Ветку.
— Откуда ты об этом знаешь? — Вопрос матери разбивает все сомнения вдребезги.
— Какое это имеет значение? Слышала ваш разговор с мужем...
Еще и отец. Какой же я идиот. Злость вскипает мгновенно и разносится по венам вместе с кровью. Решительно распахиваю дверь и въезжаю в квартиру. Света сидит на полу. Поднимает на меня глаза, но я еду мимо. К ней у меня тоже много вопросов. Но не сейчас.
— Мам? Это правда? — рычу и сжимаю кулаки так, что белеют костяшки.
— Счастливо оставаться. — Кира обворожительно улыбается, но я даже не замечаю ее. Для меня ее не существует сейчас.
— Мам, я задал вопрос, — холодно повторяю я. Хочу услышать ответ лично от нее. — То, что сказала Кира, правда?
— Да, Саш, это правда, — спокойно отвечает мама. — Прости меня, сын.
Так просто. Сломала мою жизнь. Убила меня. А Ветка: как она могла?
— Света? — с горечью произношу и разворачиваюсь к ней.
Плачет навзрыд, даже губы дрожат. Хочется обнять, прижать к себе и успокоить. Но я не собираюсь этого делать. Не сейчас. Во мне столько намешано, что могу просто взорваться.
— Саш, выслушай меня, пожалуйста. — Ветка делает шаг ко мне, но я выставляю вперед руку, не давая приблизиться.
— Не сейчас.
Расталкиваю и еду к двери.
— Саш, ты куда?
— Подышать.
— Я тебя не отпущу.
Преграждает путь, но одного взгляда достаточно, чтобы Ветка отступила. Проезжаю мимо и звучно грохаю дверью. Качу в лифт и на улицу. Быстрее. Подальше от этого дома и женщин.
Качусь по улице без какой-либо определенной цели. Просто еду вперед, пытаясь сбежать от себя и боли, что разрастается внутри. Погода стремительно портится, и начинает накрапывать дождь, но я даже не замечаю этого. Мне не холодно, в груди горит от ярости. Как все это могло вообще случиться? Почему? За что?
Все сильнее толкаю колеса и стискиваю зубы что есть сил. В голове складывается пазл нашей жизни. Как я сам не догадался, зная своих родителей? Идиот! Теперь понимаю, как все было на самом деле. Но не понимаю почему. Почему Ветка не рассказала мне сразу? Почему позволила разрушить нашу любовь? Почему даже не попыталась услышать мое мнение? Я не могу ее винить. Виноваты всегда оба. Но мужчина априори больше. Я должен был почувствовать, но какое там...
Я ради Ветки, ради нас готов был горы свернуть. Но нет. Я ничего не свернул. Мало того, вообще ничего не замечал. Жил в своем каком-то придуманном мире с шорами на глазах, пока любимая женщина была рядом и страдала. Ребенка потеряла и переживала все это одна. А я, блядь, играл в хоккей. Это пиздец какой-то. Как жить-то с этим?
Останавливаюсь и ерошу влажные от дождя волосы. Мой мир рушится до основания. Теряю точку опоры. Дезориентирует. Не понимаю, что мне делать дальше. Как разрулить все это.
Злость постепенно сходит на нет, остаются опустошенность и огромная дыра в груди от предательства. Двойного. Сложно это принять, но разве у меня есть выбор? Психануть и разрушить все, что у меня есть? Ради чего? Обиды? Гордости? Мужского самолюбия? Ну уж нет. Вертел я это все... Я побывал на самом дне. Я побывал в аду. И возвращаться туда не намерен.
Надо как-то грамотно вывозить. И так, чтобы обошлось малой кровью. Раздувать конфликт не имеет смысла, но серьезно поговорить придется с обеими. Две мои любимые женщины — мать и Ветка. Каждая, конечно, хотела как лучше, а получилось, как всегда. Устало качаю головой. Можно как-то без самодеятельности, а?
Ах, да, еще одно. Жена. Еще один гештальт, который давно надо было закрыть, но все руки не доходили. Куда важнее казалось восстановиться. Но оказалось, показалось. Достаю телефон и звоню Кире. Договориться о встрече труда не составляет. Сбрасываю звонок и еду в кафе.
