Ознакомительная версия.
Ребенок в приемном кричал так, что, казалось, моментами уже переходил на ультразвук.
– Попробую помочь, – вздохнул Витя и пошел в смотровой кабинет.
Белобрысый парнишка лет шести сидел на кушетке, вцепившись в ее края. Красный Четкин бегал вокруг него. Он исчерпал запас своего терпения и теперь зловещим шепотом повторял:
– Если ты не замолчишь, точно будем делать операцию!
– Василий Петрович!
– А, привет! Быстро ты приехал.
– Что это вы тут творите? – спросил Сотников важным голосом. – Ай-ай-ай! Прекращайте это безобразие. – Он подмигнул ребенку. – Сейчас мы разберемся, кто кому будет делать операцию!
Мальчик еще плакал, но больше по инерции – Витя явно заинтересовал его.
Четкин с размаху сел на подоконник и перевел дух.
– Мы ему сейчас зададим! – Сотников погрозил Василию пальцем.
– Задайте, задайте, – ухмыльнулся тот.
Витя взял ребенка на руки.
– Не бойся, никто тебя здесь не обидит. Василий Петрович шутит.
Ребенок длинно и прерывисто вздохнул.
– Тебя зовут-то как?
– Слава, – сказал ребенок горестно.
– А меня Виктор.
Держа ребенка на руках, он прошелся по кабинету. Занять детское сознание здесь было абсолютно нечем. На противно-розовых стенах – плакат, повествующий о заболеваниях, передающихся половым путем, и реклама средства от радикулита с весьма натуралистическим изображением человека без кожи.
– Вась, тут рыбок каких-нибудь нету?
– Не-а…
– Да, Славка, не повезло нам, нет ничего интересного. Так что давай быстро показывай Василию Петровичу живот и гуляй на все четыре стороны. – Он уложил ребенка на кушетку и собрался выйти, но Четкин остановил его:
– Нет уж! Ты уйдешь, а он снова завопит.
К счастью, аппендицита у малыша не обнаружилось, Витя так и предполагал. Проведя кусок жизни среди больных детей, он знал, что обычно они ведут себя тихо и послушно. Для таких оглушительных протестов, какие выдавал Славка, требуется завидное здоровье.
Мальчишку отпустили к маме.
Сотников вручил Василию текст доклада и на словах передал назидание Колдунова.
– Он сказал – тупо выучи, и все будет нормально.
– А если вопросы зададут? – Четкин достал сигареты.
– Ян Александрович все продумал. Он сказал, чтобы ты не волновался. Не парился, короче. Во-первых, если вопрос задает профессор, это еще не значит, что это очень умный вопрос. Девяносто процентов вопросов задают оттого, что невнимательно слушают доклад. Поэтому надо не искать подвох, а вежливо повторять уже сказанное.
Четкин энергично стряхнул столбик пепла с сигареты.
– Блин, когда уже кончится эта чертова адъюнктура!.. А ты, слушай, прирожденный детский врач! Как парня успокоил, это же чудо просто! Ты подумай об этом.
– А что тут думать? Все равно после академии отправят на подводную лодку, там детей, слава Богу, нет.
Четкин засмеялся:
– Да брось прибедняться! Неужели Анин папаша тебе здесь тепленького местечка не найдет?
– С какой стати! Может, он меня вообще убьет, когда узнает, что я хочу жениться на Ане.
– Не убьет. Такую любовь, как у вас, ни за какие бабки не купишь.
Как и все остальные курсанты, Четкин завидовал ему. Вся академия затаив дыхание следила за развитием Витиного романа с Аней Сумароковой.
Выполнив поручение, Витя вышел на улицу и пошел к электричке. Вокзальные часы показывали половину третьего. Стараниями Колдунова Сотников был свободен до двадцати двух.
Может, поехать к Ане на тренировку? Он знал, что она ему обрадуется. Но у Вити было одно тягостное дело, которое следовало сделать уже давно, – он с ноября не навещал родителей.
Нет, он не скучал по ним, просто считал, что должен быть чистым перед Аней. Он не может любить ее и принимать ее любовь, пока не наладит с ними отношения. Все-таки они желали ему добра, просто их методы воспитания оказались для него неэффективными. А во многом он и сам виноват. Возможно, они стали бы иначе относиться к нему, если бы он совершил что-то понастоящему хорошее. Например, закончил бы год на одни пятерки или сделал в квартире генеральную уборку. Или на заработанные деньги купил бы Маргарите в кухню телевизор.
Родители специально не опускали для него планку, чувствуя, что он в силах взять высоту. Но он, вместо того чтобы прыгать вверх, предпочел падать вниз, подчиняясь душевной силе тяжести – лени и равнодушию.
Да и вообще, они взяли его в семью, поили и кормили, ни разу не попрекнув куском хлеба. Они могли выписать его из квартиры, пока он бродяжничал, но не сделали этого.
А скандалы… Ну может, они переживали, что любят его недостаточно сильно… Да и вел он себя частенько как последняя свинья. Нужно еще раз попросить у них прощения. А что, если его прогонят?
Ну и пусть прогонят, решил он, несколько минут промаявшись перед домофоном. Или все-таки не ходить?
Из парадного вышла старушка с маленькой болонкой, и он шагнул внутрь.
Дверь квартиры открыл Сергей Иванович.
– Не ожидал, – сказал он, разглядывая Витю. – Рита, посмотри, кто к нам пришел. Ну проходи, чего стоишь? Раздевайся.
Он снял шинель, наклонился развязать шнурок.
В прихожую вышла Маргарита.
– Здравствуй, сыночек!
Сыночек? Витя так и замер, наклонившись. А когда выпрямился, Маргарита шагнула к нему и обняла. Может, это ему снится?
Прошли на кухню, Витя с Сергеем Ивановичем сели за стол, Маргарита захлопотала у плиты.
– Я хотел попросить у вас прощения, – начал Витя. – У меня было время подумать…
– У нас тоже было время подумать, – остановил его Сергей Иванович. – И мы тоже небезгрешны. Давай так: ты пришел домой, и обсуждать больше нечего, верно?
– А кто старое помянет, тому глаз вон, – добавила Маргарита.
– Ты хочешь жить с нами? – спросила она за ужином.
За этот вечер Витя уже устал удивляться.
– Первые два курса все курсанты на казарменном положении, – уклончиво сказал он. – Да мне в общаге удобно. И к учебе близко. А после окончания академии меня, наверное, пошлют куда-нибудь, в Питере не оставят.
– Тогда просто заходи, когда время будет. Поешь, в ванне поваляешься, телевизор посмотришь. Надо же отдыхать от казарменной жизни, верно?
Витя ушел от родителей около восьми вечера. До окончания увольнительной оставалось еще больше двух часов, и он отправился в общежитие пешком – чтобы убить время и справиться с переполнявшими его чувствами.
Проходя мимо Никольского собора, он остановился. Бело-голубой храм покровителя моряков был красиво подсвечен, голые ветви деревьев четко вырисовывались на фоне стен. Витя вошел в сквер, окружающий собор, и пошел, оскальзываясь, по ледяной дорожке, покрытой слоем талой воды.
Ознакомительная версия.
