Рейне: — Если вы ищите что-то
действительно необычное, взгляните на это.
Он открывает заднюю крышку кейса ключом с цепочки на запястье, достает прозрачную акриловую подставку и ставит ее на стеклянный прилавок. На подставке находится кольцо, состоящее из простого кольца из розового золота с огромным кроваво-красным камнем посередине. Оно блестит и вспыхивает на свету, как живое.
— Это рубин? — спрашивает Рейна, хмуро глядя на него.
Менеджер отвечает приглушенным голосом.
— Это красный бриллиант. Один из немногих, когда-либо добытых. Он не содержит примесей и абсолютно безупречен.
А еще он в точности повторяет цвет пышных губ Рейны. Я смотрю на него, загипнотизированный ярким оттенком.
— Примерьте это, — призывает менеджер, снимая кольцо с подставки.
— О, нет, я не могу, — начинает протестовать Рейна. Но менеджер схватил ее за руку и уже надевает кольцо на безымянный палец левой руки.
Она отдергивает руку, но слишком поздно. Кольцо сверкает у нее на пальце, как большая блестящая капля крови. Она вытягивает руку как можно дальше от своего тела и смотрит на нее широко раскрытыми немигающими глазами. Она бледна, и ее рука дрожит. Я не уверен, но мне кажется, ее вот-вот вырвет.
Очень нежно я беру ее за запястье и снимаю кольцо с ее пальца. Татуировка на ее коже кажется почему-то темнее, наклонный шрифт, кажется, ползет, как шипящие змеи. Я моргаю, и иллюзия исчезает. Рейна бормочет что-то по-итальянски, затем прерывисто выдыхает.
— Так и есть, не так ли? — говорит менеджер, сияя.
Я возвращаю ему кольцо.
— Ты знаешь итальянский? — Он кивает.
— Моя мать родилась в Риме. Я никогда там не жил, но мы с детства говорили на итальянском дома. Я также прослушал несколько курсов в колледже.
Рейна вырывает свою руку из моей хватки.
— Пожалуйста, извините меня. Мне нужно в туалет.
— Да, конечно. Только через ту арку. Вторая дверь налево.
Рассеянно кивнув, она спешит прочь, не оглядываясь. Когда менеджер кладет кольцо обратно в футляр, я тихо спрашиваю: — Вы случайно не заметили татуировку на безымянном пальце моей невесты?
— Да, мистер Куинн, я так и сделал.
— Что там написано? — Когда он вопросительно смотрит на меня, я улыбаюсь ему. — Она слишком застенчива, чтобы сказать мне об этом сама.
Он хихикает.
— Ну, я полагаю, в этом есть смысл. Это немного неловко.
— Почему?
— Любой, у кого на месте обручального кольца вытатуирована надпись "Больше никогда", вероятно, испытывает какие-то сильные чувства по поводу брака. Вы, должно быть, были очень убедительны.
Больше никогда.
Это поражает меня, как удар под дых: сильное желание лишить жизни ее уже умершего мужа. С новым чувством срочности я спрашиваю: — Что она сказала тебе о кольце?
Он самодовольно улыбается.
— Что это самое красивое, что она когда-либо видела в своей жизни.
Он достает визитную карточку из кармана костюма и что-то пишет на обороте. Затем протягивает ее мне через стеклянную витрину. Я беру, читаю цену красного бриллианта и чуть не смеюсь вслух.
Двадцать миллионов долларов.
Переворачивая карточку, чтобы прочитать его имя, я спрашиваю: — Скажи мне, Лоренцо, если бы ты был восемнадцатилетней девушкой, какое из розовых тебе понравилось бы?
Он в замешательстве хмурится.
— Восемнадцать?
— Это долгая история.
—
На обратном пути к дому Рейна молчит. У нее на лице выражение, которого я никогда раньше не видел. Это смесь тоски и одиночества, боли и печали. Какая-то горечь, из-за которой она выглядит потерянной.
— Хочешь поговорить об этом, гадюка?
Она смотрит на меня, затем отворачивается, качая головой.
— Разговоры никогда ничему не помогают.
— Я знаю нескольких психотерапевтов, которые не согласились бы с тобой.
— Ты так говоришь, как будто действительно знаешь психотерапевтов.
— Я знаю.
Я чувствую, что ее внимание обостряется, но она не смотрит на меня.
— Твои личные друзья или...?
Я пожимаю плечами.
— Я ходил к психологу несколько лет. Перепробовал несколько разных методик.
Теперь она действительно смотрит на меня, поворачивая голову, потрясенно уставившись на меня.
— Ты?
Я ворчу: — Не думай, что это так чертовски неправдоподобно.
— Не неправдоподобно, а невозможно.
— Почему?
— Потому что ты — это ты!
— Что бы, черт возьми, это ни значило.
— Знали ли эти терапевты, чем ты зарабатываешь на жизнь?
— Нет. Я никогда не говорил о своей работе.
— О чем вы говорили?
Спустя мгновение, чтобы собраться с мыслями, я говорю: — Смысл жизни. Тщетность мести. То, что прощение предназначено не для другого человека, а для тебя. Как жить дальше, когда у тебя нет смысла жить.
Ее молчание глубоко. Я не рискую взглянуть на нее. Однако я чувствую, что она смотрит на меня, и этого достаточно. Проводя рукой по волосам, я тяжело выдыхаю.
— Когда я был молодым человеком, было время, когда все, что я делал, это думал о смерти. Я желал этого каждый день. Я попадал во все эти безумные ситуации, искушая судьбу. — Мой смешок мрачен. — Я был склонен к самоубийству.
— Что в этом смешного?
— Потому что я легко мог убить другого человека, но у меня так и не хватило духу покончить с собой.
Она тихо говорит: — О, Куинн. То, что ты не покончил с собой, не было актом трусости. Это был акт мужества. Требуется гораздо больше храбрости, чтобы продолжать жить, когда тебе больно, чем для того, чтобы сдаться.
Когда я смотрю на нее и наши взгляды встречаются, у меня такое чувство, будто я воткнул вилку в розетку. Электричество, обжигающее, течет по моим венам. Даже воздух кажется заряженным электрическим током. У меня, наверное, волосы встают дыбом.
Она бормочет: — И, как бы там ни было, я рада, что ты жив.
Я могу сказать, что она тут же сожалеет об этом, потому что закрывает глаза, качает головой и отворачивается.
Остаток поездки мы не разговариваем. Как только я въезжаю на кольцевую подъездную дорожку и останавливаюсь, она выпрыгивает из машины и спешит в дом. Я сижу там с включенным двигателем, борясь с желанием побежать за ней.
Затем я пишу Деклану, что мне нужно что-нибудь, чтобы отвлечься на следующую неделю. Желательно что-нибудь жестокое.
17
РЕЙ
Остаток недели пролетает незаметно. Представитель ателье Vera Wang на Манхэттене приходит в дом со свадебными платьями, которые Лили примеряет.
