во мне, а в бурлящих гормонах парня?
— Твою налево, — выругался Матвей, когда в дверь настойчиво позвонили несколько раз и нас прервали.
Я тут же отступила от него, едва между нами появился воздух.
Я стала жадно вдыхать его, словно бы до этого просто забыла как дышать.
Сердце в груди гулко билось, отчего-то меня накрыло чувство жуткого стыда, хотя я ни в чём не была виновата, да и не сделала ничего дурного: меня просто поцеловал парень. Но всё равно на душе разыгралась целая буря…
Ноги стали ватными и почему-то дрожали.
Да уж, до конца учебного года я, похоже, в светлом уме и памяти просто не доживу — с ума сойду!
Выдохнула.
Кто бы ни был за дверью — он меня сейчас просто спас.
Оцепенение наконец спало с меня и я смогла двигаться.
И стала двигаться подальше от Матвея.
Он же пошёл открывать незваному гостю дверь.
— Матвей Романович, — обратился к нему какой-то мужчина в сером костюме. — Пора ехать, иначе опоздаем к началу первого урока. Вы готовы?
— Э-э… Да, почти. Подожди нас в машине, Родион.
Так значит, это наш общий с Матвеем водитель, который будет возить нас в школу.
А мы ещё даже не оделись, потому что…
Занимались всё утро не пойми чем.
И я снова ощутила стыд и жар на щеках, когда вспомнила, чем именно…
— Бегом форму одевать, убогая, — сказал он мне. — Чего вылупилась? Я тебя ждать не буду три часа, ясно? Уеду сам. Из-за тебя я опаздывать не собираюсь.
Мы оба разбежались по комнатам.
39
Спустя минут десять мы уже ехали на заднем сиденье в машине семьи Павленко.
Я поправляла волосы — собрать их нормально я уже не успевала, а потому просто собрала их в высокий хвост, резинку для волос нашла на столе.
Форма сидела всё-таки тесновато, или мне просто не нравилось, что блузка слишком облегает грудь, а юбка могла бы быть и подлиннее…
Возможно, я просто комплексовала, ведь такие вещи я никогда раньше не носила — в моей обычной школе, в которой я училась десять лет, все ходили кто в чём горазд. А в лицее — строгая форма, пошитая на заказ…
Мне было не очень комфортно в ней и очень непривычно.
Впрочем, Матвей тоже смотрел на мою форму, окидывая её каким-то задумчивым взглядом.
Значит, не только я вижу, что она слишком облегает.
Щёки залил румянец.
Ну чего он пялится так?
И не стыдно ведь.
Разглядывает меня так, словно имеет на это право.
Разглядывает так, что мне стало жарко и неуютно.
Но сказать ему какую-то грубость и провоцировать на конфликт сейчас я не решилась — ведь я продолжаю бегать по лезвию ножа. Я все ещё не знаю его планов касательно публикации унизительного видео в сети. Матвей мог показать его первым делом, как в школу зайдёт, и тогда мне будет ой как несладко…
Я осторожно покосилась на него.
Снова поймала его взгляд у себя на коленях.
Снова смутилась и попыталась закрыть ноги, мне хотелось прямо-таки спрятаться от этого взгляда — мужского, взрослого какого-то, — но юбка была выше колен.
К такому вниманию я не привыкла тоже.
В своей голове я была юной неопытной девочкой, но судя по реакции парней, они меня всё же оценивали иначе — как взрослую девушку, и говорили мне комплименты глазами “по-мужски”...
— Ты что-то хочешь спросить, но не решаешься? — поднял брови Матвей.
Он так и не сводил глаз с меня всю дорогу, и очень этим нервировал.
Когда он считал меня пустым местом и даже не смотрел в мою сторону, мне было значительно легче существовать рядом с ним.
Теперь же он снова нарочно пытает меня одним лишь взглядом: прямым, тяжёлым, пронзительным…
— Я… — разлепила я пересохшие от волнения губы и снова поправила юбку на коленях. Господи, ну когда мы уже доедем? Не могу я с ним рядом находиться, так близко с одной машине сидеть спокойно — меня просто натуральным образом начинало трясти как осиновый лист на ледяном ноябрьском ветру. — Да, хотела.
— Так спрашивай, — лениво отозвался он. — Твой молчаливый задумчивый взгляд напрягать начал уже.
Я снова покосилась на Матвея и хмыкнула про себя.
— Мой?
— Твой.
— Да ты сам пялишься на меня, ясно?
— Это потому что на тебе ужасно сидит форма. Я всё никак не знал, как тебе это сказать.
Я ощутила, как кровь приливает к щекам, теперь уже от злости.
Выкрутился?
Выражение глаз говорили иное — что ему наоборот очень даже нравится, как сидит на меня эта тесная форма.
Но ведь он не скажет мне правды, так и будет прикрываться всякими глупостями.
Я понимала, что он лжёт и на самом деле так вовсе не думает обо мне, и всё равно такое слушать было неприятно. Никакой девушке не понравится стать грушей для битья, пусть даже только морально. От этого не менее больно… Может, даже больнее, чем физические истязания. Впрочем, и то, и другое — плохо и неприемлемо. Но Матвей меня не спрашивает, как со мной обращаться. Он просто делает так, как ему хочется, понимая, что вся власть надо мной сейчас в его огромных спортивных лапах. И пока не вернётся домой Роман Петрович, мне придётся плясать под его дудку, чтобы он не превратил мою жизнь в ад. Он может, в этом его таланте я ни капли не сомневалась…
Надо дотянуть этот день хотя бы до вечернего разговора с отцом Матвея, а до этого не дать ему показать злосчастное видео, которое способно превратить мою
