Возможно, в роке нулевых, что мне скидывал Колесников, нет ничего невероятного, но я соглашусь с ним, что старый рок звучит лучше нового. Linkin Park, Papa Roach, Nickelback, Three Days Grace и многие узнаваемы и понятны. По крайней мере, в их манере пения я могу свободно уловить слова и примерно понять, что хочет сказать мне исполнитель. «Примерно» — потому что английским я владею на троечку. Иногда на четыре с минусом. Колесников его знает в совершенстве. Я не проверяла, но он был убедителен.
Ночью он довольно опрометчиво пообещал, что ради меня приедет сегодня на пары пораньше. Прям к первой.
Смешно.
Он ради себя-то любимого к первой паре приехать не может, а уж ради меня и подавно не поднимет ни голову от подушки, ни зад от матраса.
И снова я улыбнулась себе, как дурочка, вспомнив его голосовое, в котором он почти даже нежно сказал: «Спокойной ночи, Алёнушка».
Казалось бы, ничего особенного, но его тихий чуть хриплый голос в моих наушниках оказался приятным. Задел чувственные струны, стряхнул с них пыль и пробудил импульс, разнесший внутри грудной клетки приятное тепло. Как если бы мы сидели с ним в темноте плечом к плечу и шептались о чем-то сокровенном.
Как-то сегодня незаметно быстро для самой себя я дошла от автобусной остановки до дорожки к универу. Вчерашний мокрый снег взялся скользкой коркой и норовил уронить меня на лопатки за любой необдуманный шаг. Приходилось идти неспеша и смотреть себе под ноги, чтобы не навернуться.
Но уронил меня в итоге не лёд. А чьи-то грязные лапы.
Всего секунда.
Резкий толчок между лопаток, чей-то ботинок, бьющий по ноге.
Я успела сориентироваться только для того, чтобы быстро вынуть руки из карманов куртки и выставить их перед собой, дабы не удариться лицом о грязный лёд.
Левую коленку прострелило резкой болью. Зубы сами собой крепко стиснулись, чтобы я не издала ни одного вопля или стона боли. Привычка молчать и не ныть не подвела даже сейчас Ладони горели на холодном льду от того с какой силой проскользила ими по шершавой поверхности.
Я позволила себе на секунду зажмурить глаза, чтобы прийти в себя и не дать слезам пролиться.
Из-за этого я точно не стану ныть. По крайней мере, не сейчас. Не при обидчиках, сапоги на высоких каблуках которых я видела периферийным зрением.
Не давая мне до конца опомниться, кто-то сорвал шапку с моей головы и в следующее мгновение до боли схватил за волосы на затылке. Резко оттянул их назад. Пришлось поднять взгляд, но не разомкнуть зубы.
— Смотри сюда, сука. Узнаёшь? — голос Миланы не был для меня сюрпризом. Я уже по каблукам поняла, кто столь «вежливо» меня притормозил недалеко от входа на территорию универа.
Единственное, чего я не ожидала, — увидеть на телефоне стервы, которым она практически ткнула мне в нос, фотографию, где мы с Колесниковым обнимаемся посреди катка и смотрим друг другу в глаза так, будто влюблены и вот-вот поцелуемся.
— А неплохо мы здесь с Вадиком получились, да? — хмыкнула я самодовольно. — Скинешь мне? На заставку телефона поставлю.
— Ты чё, сука?! — кулак с моими волосами сильнее сжался на затылке. Да и саму мою голову уже оттянули назад до предела. Дышать в таком положении тяжело. — Думаешь, я поиграть с тобой хочу? Забыла, с кем разговариваешь?
— Я-то прекрасно тебя помню, полоскун-потаскун. А вот если ты ещё раз дёрнешь мою башку за волосы, я заставлю тебя запомнить меня. По-хорошему прошу. Убери. Свои. Руки.
— И что ты сделаешь, крыса? — едко выплюнула Милана. — Скулить начнёшь, чтобы я запомнила? Так начинай. Контент мне подгонишь. Лесь, снимай, — бросила она команду одной из своих куриц.
И та в ту же секунду вышла перед нами, подняла руку с телефоном и, очевидно, начала запись.
Вокруг нас уже начали собираться зрители. Думаю, такого бодрящего утра они не ждали.
— А теперь целуй мне сапоги и проси прощения, — Милана снова дёрнула меня за волосы и выставила вперед длинную ногу, колено которой скрывалось под тонким черным капроном.
Я её предупреждала.
— У тебя тут какая-то хрень. Тебе самой-то не стрёмно показывать такое людям? Фу, блин! Она хоть не заразная? — поморщилась я брезгливо, глядя на её колено.
— Какая ещё хрень? — бросила та раздраженно и наклонилась, чтобы рассмотреть, что у неё там на колене.
Локон её длинных волос выпал вперед, и это было именно то, чего я ждала.
Не мешкая, я вцепилась в этот локон и со всей силы, что у меня была, вырвала его к чертям собачьим.
Чувство эйфории прокатилось по мышцам, когда этот локон остался висеть в моем кулаке отдельно от башки стервы, которая даже не сразу осознала, что случилось. Её вопль разнесся на всю улицу, зато мои волосы остались в покое, пока она ощупывала свою тупую башку и трясла руками.
— Ты!.. Ты!.. — ни то задыхалась она, ни то всхлипывала, пока я отталкивала оставшуюся рядом со мной девчонку и вставала с колен. — Я убью тебя, сука!
Глаза стервы налились кровью. Она бросилась на меня с каким-то глубинным звериным воплям. И снова намеревалась схватить меня за волосы.
Я махнула рюкзаком, поднятым с грязной земли, и попала ей по рукам и лицу. И намеревалась следом врезать кулаком ей прямо в нос, но не учла, что та девчонка, которую я оттолкнула, вцепиться в капюшон моей куртки и повалит назад.
На скользкой поверхности льда ногам не за что было зацепиться. Я упала на задницу, больно ударившись копчиком.
Милана успела запустить пальцы в мои волосы и сжать их в кулаках. И ударила бы коленкой в нос, если бы я вовремя не выставила руку.
Пока стерва соображала, что ещё такого со мной сотворить, я не собиралась давать ей время на раздумья. Поэтому просто пнула её ниже колена, отчего её нога подкосилась, а сама она поскользнулась и упала рядом со мной, кажется, ударившись башкой о лёд.
Хотя вряд ли она ударилась головой. Пустого звона, вроде, слышно не было.
Снимающая всё ещё продолжала снимать. Публика улюлюкала, а девчонка, повалившая меня за капюшон, начала наносить какие-то вялые удары ладонью мне по лицу со спины.
Детский сад.
Пробудившийся в Милане зверь напал снова. Её жесткие длинные пальцы обхватили мою шею. Я придушила её в ответ.
Клубком двух конченных змей мы повалилась на землю, по которой начали кататься. И, если Милана только душила меня и вопила на всю улицу что-то нечленораздельное, то я пыталась нанести по её искаженному яростью лицу отрезвляющие удары, чтобы хоть как-то привести её в чувства.
В её глазах не было ни капли адекватности. Она выглядела просто как одержимая, которая хочет кого-то убить.
Наверное, раньше ей не приходилось драться по-настоящему. Или это я спустя сотни драк с мамой и отчимом научилась не терять адекватность и привыкла оценивать обстановку, а не просто бездумно бить?
Оказывается, и такой опыт может быть полезным.
— Разошлись! — услышала я громоподобный голос где-то совсем рядом. — Разошлись, я сказал!
Толпа начала рассасываться, разочарованно цокая.
Милана продолжала ничего не видеть и не слышать, кроме своей ненависти ко мне.
— Какого…?! — ещё один смутно знакомый голос прорвался через её вопли.
Чьи-то сильные и уверенные руки обхватили мою талию кольцом и потянули назад.
Я видела, как Колесников, так же за талию, схватил Милану и потащил в свою сторону.
— Я убью тебя, сука! Убью! Тварь! — то кричала, то визжала Милана, пытаясь хотя бы пнуть меня напоследок, пока её пытался усмирить Вадим.
Я же не пыталась сопротивляться тому, кто держал меня. Эта драка для меня уже закончилась. Пресная и предсказуемая, как любая женская драка.
Этот кто-то поставил меня рядом с собой. Через толщу куртки я чувствовала, как сильно бьётся его сердце и насколько он напряжен.
Я убрала мокрые слипшиеся от снега и грязи пряди волос от лица и шеи.
— Концерт окончен, — услышала я голос держащего меня мужчины, который обратился к кучке оставшихся студентов, и только по его хладнокровию поняла, что находилась в капкане рук Одинцова.
