– Хорошо.
Николай Валерьевич осматривает ее рану, проверяет рефлексы и, удовлетворенно кивнув, идет на выход.
– Мне можно к сыну? – спрашивает с надеждой Маша.
– А? Да-да. С мальчиком все в порядке. Он уже переведен из реанимации на этот этаж. Можете сходить. Но все же я советовал бы дождаться, пока вам станет легче.
– Я помогу ей дойти! – уверенно выдаю я. Просто представляю, как сам бы хотел увидеть своего ребенка и убедиться, что с ним все хорошо.
– Что ж, хорошо. Только дождитесь медсестру, – серьезно отвечает доктор и исчезает за дверью.
Девушка приходит в течение десяти минут. Набрав кровь из вены в большой шприц, она оставляет ватку на месте укола и просит согнуть руку в локте.
– Вот и все! Завтра будут результаты. А сегодня больше воды и отдыха, – улыбается она, унося с собой приборы.
Я подсаживаюсь ближе к Маше и, взяв руку в свои ладони, целую нежную кожу девушки.
– Муж? – все же спрашивает она, а я киваю. Мне так нравится, как она это говорит, но я стараюсь не подавать виду.
– Должен же я был как-то объяснить свое пребывание здесь.
– Верно! – соглашается она, немного краснея. – Спасибо тебе… – шепотом говорит Маша, и в этом простом слове столько любви и нежности, что в сердце навсегда оттаивают последние осколки льда.
Я глажу ее по волосам, и мне хочется тут же забрать девушку к себе. Сделать своей по всем правилам. Хочу каждое утро просыпаться с ней и засыпать, целуя нежные губы. Выдыхаю, понимая, что мое признание сейчас ни к чему. Ей нужно поправиться.
– Ну что, пойдем к Мирону? Вижу же, что ты не может больше ждать…
***
До палаты Мирона я снова несу Машу на руках. На нас косо смотрят медсестры, но мне все равно. Маша жмется к моей груди, и ради этого тепла мне хочется никогда не выпускать ее из рук.
– Пришли… – Ставлю ее на ноги, когда мы оказываемся в палате.
– Мирон… – бросается к сыну Маша. – Мирончик… – снова зовет его девушка и гладит худенькую ручку. Мальчик открывает глазки.
– Мама?
– Да, это я, мой хороший! Я так испугалась за тебя! Зачем же ты вышел из комнаты? Я же просила… А если бы случилось непоправимое? – плачет Маша, но мальчик спокойно отвечает:
– Я должен был защитить тебя! Я же мужчина! Мы с Алисой услышали крики, и я приказал ей оставаться в комнате, а сам вышел к тебе. Я хотел спасти тебя!
– Ох, мой сынок…
Я смотрю на мальчика и уже не вижу в нем ребенка. Передо мной настоящий мужчина, пусть пока и маленький. Вспоминаю его папашку и не понимаю, как у такого урода мог родиться настолько замечательный ребенок?
Я подхожу к Мирону и протягиваю руку.
– Ты настоящий мужчина, Мирон. Я горжусь тобой так, как может гордиться отец сыном!
Глаза мальчика расширяются от удивления и гордости. Он серьезно отвечает на мое рукопожатие, а потом поворачивается к Маше и серьезно спрашивает:
– Мамочка, а где Алиса? Когда мы домой?
– Алиса спит, но скоро проснется, и я приведу ее к тебе. А домой мы поедем, как только поправимся.
Маша снова бледнеет и прикрывает глаза, а я тут же бросаюсь к ней.
– Маш, ты побледнела! Пойдем в палату! Да и поесть тебе не мешало бы, а то завтрак же…
– Да, пошли…
Увидев, как девушке больно уходить от своего ребенка, ее сердце буквально разрывается, я прихожу к медсестре и решаю этот вопрос.
Машу и детей перевозят в одну палату, и девушка сразу расцветает. Боже, я всю жизнь искал такую женщину. Именно для таких хочется сворачивать горы.
– Держите, я принес вам поесть, чтобы вы не ходили в буфет, – объявляю я и ставлю поднос на тумбочку.
– Спасибо тебе, Егор… – откликается Маша, слегка улыбнувшись. Понимаю, что аппетита у нее нет, но восстанавливать силы нужно.
Тут же заходит врач, осматривая палату.
– Удобно, хорошо, что ваш папа умеет заботиться о своей семье! Да и вам, Мария, гораздо спокойнее, когда дети рядом.
– Это точно, повезло нам с Егором.
– Не то слово! Я видел много семей, но чтобы отец так переживал за сына, что слил с себя литр крови за раз, – такое впервые!
– Вы… – начинаю я, сетуя на болтливую медсестру.
– Да, мне рассказали. Но не бойтесь, я не пойду против своих же. Тем более вы спасли сыну жизнь, а я, как врач, не могу не оценить риск ради родных людей. Сам такой же!
– Егор, ты не говорил… – начинает Маша, но я снова качаю головой, показывая, что мы обсудим это позже.
– О, так он еще и не признался вам! Любовь отца к сыну такая, да! – смеется врач.
– Да, спасибо, – серьезно киваю. – Но только Мирон не мой сын.
«Как бы мне этого ни хотелось…» – мысленно добавляю я.
– Смешная шутка, Егор Кириллович! – улыбается врач, присаживаясь рядом с Мироном. Он ощупывает пульс мальчика и достает тонометр.
– Это не шутка! – подтверждает Маша. – Мирон и Алиса мои дети. Когда они родились, мы с Егором друг друга не знали, – неловко тянет она
– Я не знаю, о чем вы говорите, молодежь сейчас любит пранки, или как вы там называете, но я больше верю доказательной медицине, а она как раз таки подтвердила, что отцом Мирона и, соответственно, Алисы является Егор.
– Как? – выдыхает Маша, а у меня в ушах поднимается гул. Я застываю, не понимая, что говорит этот мужчина. Как сын? Чей?
– Егор, ты мой папа? – подскакивает тут же Мирон.
– Я же тебе говорила! – добавляет Алиса.
Доктор переводит взгляд с нас на детей и обратно.
– Так, вижу, что это для вас новость. Даже не знаю, что вам сказать, но тест показал 99.9% вероятности того, что Егор и есть отец малышей. Как вы могли этого не знать?
– Поразительно… Кажется, я догадываюсь, в чем дело, – шепчу я, понимая, откуда ноги растут. Но этого не может быть! Просто не может быть!!!
– И это еще не все новости… – продолжает врач, но я его перебиваю. Ничего не может быть важнее того, что я уже узнал.
– Я скоро… – бросаю на ходу и выбегаю из палаты, судорожно соображая, как такое могло произойти. Сказать, что я растерян, – ничего не сказать.
Я еду в клинику, где сдавал материал для искусственного оплодотворения. Понимаю, что никакой мистики здесь нет: дети действительно мои. Просто нужно узнать, как вышло, что именно Маше ввели мою ДНК.
Радуюсь, словно свершилась самая большая мечта в моей жизни. Неужели у меня есть семья?
Глава 25
Мария
Я прихожу в чувство от накатывающего чувства тошноты, снова бегу в туалет, но уже не боюсь, что это признаки скорой смерти, радуюсь, словно ребенок. У нас с Егором будет малыш. Почему-то сейчас я уверена на тысячу процентов, что мужчина будет счастлив! Но куда он так быстро убежал?
Возвращаюсь к детям, которые вовсю обсуждают имя будущего братика или сестрички. Мирон лежит на кровати, все же рана довольно глубокая, и ему еще больно двигаться. А вот Алиса как юла крутится и скачет рядом с братиком.
– Мамочка, тебе плохо? – спрашивает Алиса, обратив на меня внимание.
Вымученно улыбаюсь и падаю на кровать.
– Нет, я просто немного полежу – и все пройдет!
– А у тебя скоро начнет расти живот? – подает голос Мирон, а я усмехаюсь.
– Скоро. Только давайте пока не будем говорить Егору. Устроим сюрприз, ладно?
– Хорошо! Но, мам, так наш папа тоже Егор?
– Я…
Не успеваю я произнести ни слова, как в палату входит тот, кого мы сейчас обсуждали.
– А что это вы тут скрываете? – с ухмылкой спрашивает он, поглядывая на нас.
– Мирон хочет знать, ты правда наш папа?
Лицо Егора вмиг становится серьезным, и он садится возле кроватей детей на корточки. Взглянув им прямо в глаза, он долго молчит, будто видит их впервые, а потом притягивает малышей к себе и крепко обнимает.
