Пока Саймон готовил напитки, Джули вошла в спальню и переоделась в розовое хлопковое платье. Взглянув на широкую тахту, она сразу же отвела глаза. Если бы она только могла притвориться, что ничего не знает... стереть слова Гизелы из памяти.
Когда девушка вернулась в гостиную, они вышли на веранду и сели в удобные кресла, потягивая напитки, наблюдая за бегущими волнами и слушая музыку, льющуюся из приемника. Джули чувствовала, что Саймон наблюдает за ней, и все больше краснела под его внимательным взглядом.
– Наверное, мне следует научиться танцевать, – сказала она неестественно громким голосом.
– В этом нет ничего сложного. Я могу показать тебе. – Он встал, взял ее за руки и заставил подняться. – Для того чтобы изобразить нечто сногсшибательное, комнаты обычно бывает недостаточно, поэтому люди просто двигаются под музыку, держась друг за друга – как мы сейчас. – Он привлек ее к себе и закружил по веранде. Джули старалась попадать в такт, но ватные ноги плохо слушались ее.
– Я неудачная партнерша, так как слишком мала для тебя, – молвила девушка, пытаясь завязать разговор.
– Ты не права. В туфлях на высоких каблуках ты будешь изящно передвигаться, и мы будем смотреться идеально. По-моему, ты именно такая, какой должна быть. – Он неожиданно отпустил ее и прошел внутрь дома, на кухню. – Как насчет ужина? – поинтересовался Саймон.
Он выложил на стол жареного цыпленка, салат, клубнику со сливками и бутылку шампанского.
Возможно, если я выпью немного шампанского, мне будет легче, подумала девушка. Но она смогла заставить себя сделать только один маленький глоток.
Во время ужина Саймон рассказывал ей много интересного из истории сахарной индустрии, о различных видах рома, производимого в Вест-Индии.
Он думает, я парализована смущением, поняла Джули. И пытается успокоить меня. Она так ценила его за способность понимать ее, что даже слегка расслабилась. Боже! С таким человеком так легко было бы шагать по жизни, подумала она. Но тут она вспомнила, что он может вскоре прикоснуться к ней или даже попытаться поцеловать, и съежилась от ужаса. Мужчины совсем другие. Они могут заниматься любовью не любя. Она читала об этом в книгах. Но у большинства женщин сердце, ум и чувства были неотделимы друг от друга. И как сильно Джули ни любила его, как ни стремилась уступить ему, сознание, что он не любит ее, заставляло девушку уклоняться от горько-сладкой муки, охватывающей ее в его объятиях.
После ужина Джули вымыла посуду, а Саймон вытер ее. Потом он закурил сигару, поставил другую пластинку и вышел на веранду, а Джули осталась на кухне, убрать посуду.
Когда она присоединилась к нему, он сидел на тростниковой кушетке. Она могла сесть в одно из свободных кресел, но, неожиданно для себя, подошла и села рядом.
Уже стемнело. Море блестело в лунном свете. Легкий бриз шелестел верхушками пальм.
По-видимому, прошло около четверти часа, пока Саймон не докурил свою сигару. Джули смотрела на ее вспыхивающий и гаснущий кончик, как человек, наблюдающий за подожженным бикфордовым шнуром.
– Устала? – спросил он, и звук его голоса после долгого молчания заставил девушку вздрогнуть.
– Ах, ты напугал меня. Что... что это за музыка?
Саймон обнял ее за плечи.
– Музыка Чайковского из балета «Спящая красавица». Она нравится тебе? – Он придвинулся ближе и привлек ее к себе.
Джули заставила себя положить голову ему на плечо.
– Да. Я никогда не видела балета. А ты?
– В «Ковент-Гарден» в Лондоне. Возможно, когда-нибудь мы отправимся туда вместе... Твои волосы очень приятно пахнут.
В первый раз в жизни она, купаясь в море, воспользовалась купальной шапочкой, поэтому волосы не были липкими от соленой воды.
– Это французские духи, которые мне подарила твоя мама... «Vent Vert».
– Мм... мне они нравятся. – Он взял ее руку и потерся о нее щекой. – Пожалуй, мне надо побриться.
– Разве ты делаешь это по вечерам? – не подумав, спросила Джули. – Я считала, что ты бреешься утром.
– Утром бреются только холостяки, – улыбнулся он. – Женатые же мужчины бреются на ночь.
Джули начала дрожать, как от холода. И чем больше она пыталась совладать с собой, тем сильнее дрожь сотрясала ее тело.
Саймон приподнял ее подбородок и заставил посмотреть ему в глаза.
– Успокойся. Ты просто в панике. Тут нет ничего, чего можно было бы бояться, Джули.
– Я... з-знаю. Но н-ничего не могу поделать, – пролепетала она, почти плача.
Он встал и поднял ее на ноги.
– Ты просто переволновалась, вот и все. Последние несколько недель были для тебя очень тяжелыми. Это – реакция... тут не о чем беспокоиться. Отправляйся в постель и усни, любимая. Утром ты почувствуешь себя совсем другим человеком. Обо мне не беспокойся. Я немного поплаваю, а потом лягу спать в комнате сыновей Бенсона. – Он поцеловал ее в макушку. – Завтра все будет по-другому. А сейчас возьми себя в руки и постарайся заснуть, как хорошая девочка.
* * *
Проснувшись на следующее утро около девяти часов, Джули не услышала никаких звуков, говорящих о том, что Саймон уже встал. Она умылась, оделась и только тогда тихонько прошла через веранду и приоткрыла дверь во вторую спальню.
Саймон крепко спал, рука его безвольно свесилась с кровати, касаясь ковра.
Прошел еще почти час, прежде чем она поняла, что он проснулся. К этому времени она обдумала то, что должна сделать. Прошлой ночью она была в смятении, почти в истерике. Сегодня она успокоилась и могла увидеть ситуацию в перспективе, не искаженную призмой эмоций.
Когда Саймон вошел в комнату, она готовила яичницу.
– Доброе утро, – спокойно сказала она.
– Доброе утро. Ты давно встала?
– Около полутора часов назад.
– Надо было разбудить меня. Мы должны отправиться на Бекию не слишком поздно.
– Я заглянула к тебе, но ты так крепко спал, что было жаль тебя будить.
– А как ты спала?
– Очень хорошо, спасибо.
За завтраком они вели банальный вежливый разговор... как незнакомые люди, случайно оказавшиеся за одним столом в отеле, подумала она.
Наливая ему вторую чашку кофе, Джули попыталась начать продуманный ею разговор:
– Саймон, что касается вчерашней ночи... – О боже! Это было так далеко от старательно приготовленной ею речи.
– Джули, ты не должна ничего объяснять или оправдываться, – прервал он. – Если я доживу до семидесяти, мы проведем вместе много дней и ночей. Забудь обо всем. Ты просто устала и переволновалась, я все понимаю.
– Нет, ты не понимаешь, Саймон, – громко и твердо сказала она. – Я хотела бы, чтобы это была просто усталость. Но это... Одним словом... все гораздо хуже. Я сделала что-то ужасное. Ты должен выслушать... позволь мне объясниться.
