Осознав всю нелепость своего положения, Джесс по-настоящему встревожилась, не зная, что теперь делать…
Вернувшись в спальню, она увидела Оливера, стоящего возле ночного столика. У слышав, что она вошла, он быстро задвинул ящик, куда что-то положил, и повернулся к ней, приветливо улыбнувшись.
Этого было достаточно, чтобы Джесс сразу же забыла о своей пропаже, но мгновенно вспомнила об ужасном нападении на нее журналистки. Она тотчас разрыдалась, и слезы оказались неожиданно бурными, что вообще не было ей присуще. Осев на пол возле кровати, она спрятала лицо в руках, лежащих на краю постели, и не могла остановить рыданий, растравляемая тем, что эта ужасная Венеция так испортила ей начало дня сучьими воплями. Сюда же присоединились сожаления о про павшей сумочке, о том, что она не придала этому должного значения сразу же, пока еще не было поздно, и о том, что Оливер улыбнулся ей только потому, что еще ничего не знает, а когда узнает, то всему придет конец…
– Хэй, что случилось, радость моя?спросил он, усевшись на пол рядом с ней и заключив ее в объятия.
Он нежно, как какого-то безутешно расплакавшегося подростка, прижал ее к плечу. Щекой она почувствовала гладкий шелк его рубашки, что отчасти вернуло ее к действительности.
– Не является ли столь легкая ранимость одной из твоих характерных особенностей, к которым мне предстоит привыкать? – попробовал он пошутить. – Надеюсь, ты плачешь не из-за нашей ночи любви?
Джесс уткнулась лицом в его плечо и потихоньку начала успокаиваться.
– Ох, если бы… Нет.
Она всхлипнула, ладонями потерла лицо и не удержалась от идиотского искушения спросить его, не пожалел ли он утром о случившемся.
– Я… я не знаю, – прошептала она. – Это все так потрясло меня, прошлая ночь и все остальное…
– Ну, я-то ни о чем не жалею, – сказал он, прижимая ее к себе. – И ты не должна ни о чем жалеть. Мы же, в конце концов, вполне зрелые люди и поступили так по взаимному согласию.
Джесс отстранилась от него, встала, взяла из коробки на ночном столике салфетку и вытерла слезы. Вполне зрелые люди… По взаимному согласию… Она разочарованно повторила про себя эти слова. Звучит совсем не так, как можно было бы ожидать от влюбленного мужчины.
– Я плачу не из-за нас, – вскоре заговорила она, справившись с собой и переставая всхлипывать. – Мы, разумеется, вполне зрелые люди. Просто я проснулась одна, ждала тебя… Ну и всякие мысли… О женщинах, побывавших в этой постели…
Ох, что она говорит! Опустил ась до типичных бабских причитаний на следующее утро после любовной ночи, будто женщина – жертва этой вечной игры, а не ее участница… Чего она ждет? Что он бросится утешать ее, просить у нее прощения, все исправит и вернет ее во вчерашний день? Нельзя ожидать, что он испытывает то же самое, что она. Нет, ее капризы способны лишь досадить ему. Просто нападение этой жуткой журналистки совершенно сбило ее с толку, вселив в душу сомнения и тревогу.
– Ох, Оливер, – простонала Джесс и снова опустилась на пол рядом с ним, сжимая салфетку в кулаке. – Я не то хотела сказать. Совсем не то… Какие-то африканские страсти наутро… Это совсем не мой стиль.
– Джессика, – сказал Оливер с улыбкой, – что в самом деле случилось?
– Ох, да всё, – простонала она. – Посмотри на меня, на мне нитки собственной нет. Боюсь, что и номер мой обчистили за ночь, могли и кредитными карточками воспользоваться… Да я голая, голая! А тут еще просыпаешься от того, что врывается какая то костлявая валькирия и орет на тебя как безумная!
– Ради Бога, о ком ты говоришь? – спросил Оливер, ничего не понимая.
– Да эта женщина, Венеция…
– Она была здесь?
В голосе Оливера прозвучали нотки недоверия. Встав с пола, он тотчас подошел к окну и стал смотреть вниз, как будто незваная гостья только что вышла. Посмотреть вдогонку давно ушедшему – это все, что люди подчас могут сделать. Сердце Джесс болезненно сжалось. Блондинка была чем-то очень важным в его жизни.
Вдруг он повернулся к ней и ровно спросил:
– Что она тебе говорила?
Логичнее было бы спросить, что она, Джесс, отвечала Венеции. Хотя она не смогла бы признаться, что в запале раздраженности сказала, будто они хотят пожениться. Он никогда не поймет, почему женщины лгут в подобных ситуациях. Просто решит, что она по обычной женской глупости отнеслась к ночи любви слишком серьезно. Все это грустно, печально… И да, все это идиотизм, ибо на самом деле она вовсе не считала обязательным, что он относится к этой ночи так же, как она… Попытавшись взять себя в руки, Джесс встала и поглубже запахнула полы халата, который в последнее время стал ее единственным нарядом и прикрытием.
– Она наговорила массу гадостей спокойно ответила Джесс. – Ей, наверное, не очень приятно было войти в твой номер, открыв его собственным ключом, и застать в твоей постели меня. Я понимаю…
Оливер повернулся к ней, выражение его лица не предвещало ничего хорошего. Его взгляд слишком красноречив. Блондинка была для него чем-то особым.
– Так что именно она говорила? – продолжал он допытываться.
Джесс съежилась, чувствуя себя униженной, и промолчала.
– Пойми, Джессика, я должен знать. Я не успокоюсь, пока не узнаю, что здесь случилось. Не знаю, что тебе наговорила эта дешевка и липучка, но я не хочу, чтобы ты думала, будто…
– Дешевка и липучка! – негодующе выкрикнула Джесс. – Да, я вижу, и ей, и мне чертовски повезло, ведь нам с ней попался такой истый джентльмен. Это с ней ты должен был встретиться вчера вечером?
– Это она так сказала?
– Разве это что-нибудь меняет? – резко спросила Джесс.
Оливер направился к ней, теперь уже разгневанный, и Джесс подумала, что он ведет себя, как всякий заурядный мужчина, загнанный в угол, будет выкручиваться, лгать и клясться в чем угодно.
– Да, это все меняет, – произнес он довольно резко, остановившись прямо перед ней.
Его глаза потемнели, он сурово смотрел на нее сверху вниз, и Джесс ожидала теперь полного отвержения. Она приготовилась, вскинув подбородок и сильно сжав кулаки в ожидании боли, которую ей принесут его слова.
– Венеция одна из тех женщин, без которых я не мог обходиться, – начал он объяснять. – Мне тридцать восемь лет, и я холост, так что было бы нелепо утверждать, что до встречи с тобой я обходился без женщин. Венеция одна из них, причем весьма навязчивая. Я встречался с ней, приезжая в Нью-Йорк, а иногда и брал в постель. Я не монах, да и она, полагаю, не монашка. И вчера никакого свидания у меня с ней назначено не было, ибо я не действую таким способом. Если бы у меня была назначена встреча с ней, я не стал бы бросать ее ради другого, лучшего варианта, даже ради тебя. Но у меня действительно был назначен деловой ужин, который я из-за тебя отменил. И не жалею об этом. Жалею лишь о том, что дал ей ключ от номера и что из-за моей непредусмотрительности вы с ней встретились. Она журналистка и собиралась написать обо мне биографический очерк, но поскольку я все время занят, то и сказал ей, чтобы она ловила меня, когда сможет. Ну а теперь. – Он нежно обхватил ее за плечи, и глаза его как-то вдруг потеплели. – Теперь ты должна мне рассказать, что именно она тебе наговорила.
